Евгений Ничипурук - 2012. Дерево Жизни Страница 14

Нью-Йорк

1974 год

– Дариа… странное, но красивое имя. Откуда вы?

– Мой отец иранский дипломат. В пятьдесят шестом он переехал в Штаты. Моя мать американка. Они познакомились здесь. Дариа – это персидское имя.

– Мне почему-то всегда казалось, что Персия это какая-то сказочная страна, утопающая в цветах и запахах фруктов – мандаринов, апельсинов и персиков. Если бы именно такая страна существовала, вы бы наверняка могли быть в ней принцессой.

Девушка смущенно опускает глаза.

– А вас зовут Вильям. Я вас знаю. Вы тот молодой художник, что нарисовал этот странный комикс. Верно? Я читала про вас заметку в газете. Вас критиковали.

Вильям улыбается.

– Критиковали… это вы мягко сказали. Они разнесли мой «Сад Сирен» в пух и прах! Но это не страшно. Я не гонюсь за популярностью. Я просто хочу рисовать то, что мне действительно интересно.

– И что же вам интересно?

– Вы правда хотите узнать это?

– Да.

– Но тогда вы должны будете со мной поужинать. Это очень длинная история.

– Ну что же. Выходит, что вы устанавливаете правила игры. А я говорю время и место.

Вильям открывает глаза. Что это было? Сон или обрывки воспоминаний? Все так перемешалось у него в голове. Прошлое, настоящее, выдуманное и реальное, подброшенное шутливым подсознанием и отобранное жестокой жизнью. Все внутри. Все внутри… Он как детская копилка с монетками разного достоинства. Даже если тебе нужна всего лишь пятидесятицентовая монета на мороженое, придется разбить эту розовую глиняную свинью, и на пол рассыплется все, что лежит внутри. Нужное и ненужное разлетится по дубовому паркету отцовской спальни. Прости меня, Дариа. Прости… я все помню. Но разве я могу что-то изменить. Я могу лишь продолжать помнить…

Вильям встает с постели и поднимается к себе в мансарду. Садится напротив картины и долго смотрит на закрытый тканью холст. Если хочешь рисовать час, найди на это три часа. Нужно успокоиться. Нужно вернуть себя в то самое пространство, откуда приходят цвета и образы. И нужно выкинуть хотя бы на время все эти сны-воспоминания. Заставить замолчать голоса в голове.

– Наверное, ты хотел этого. Точно говорю тебе. Ты хотел этого, – говорит Вильям вслух самому себе, стараясь изо всех сил, чтобы голос был максимально уверенным. Но в нем все же слышатся нотки фальши. Художник делает несколько глубоких вдохов и выдохов, берет в руки кисть и сдергивает покрывало с подрамника.

Гонконг

Начало пути

На пятый день в Гонконге мне стало казаться, что я окончательно схожу с ума. Целыми днями я без всякой цели шатался по улицам и скоро изучил район Централ, как свои пять пальцев. Я оказался в этом городе, потому что вдруг решил, что это отличная отправная точка для моего пути. Когда я отправлялся сюда, то был абсолютно уверен, что здесь увижу или почувствую нечто, что подскажет мне, куда надо следовать дальше. И теперь я просто прогуливался по этим улицам, ездил взад-вперед на ярких двухэтажных трамвайчиках, изучал переулок за переулком в надежде, что вот-вот встречу это самое, что подтолкнет меня к следующим действиям. Я вставал в семь утра и пешком шел в портовую часть к «Конгресс-центру». Садился на лавочку и смотрел, как в бухту входят большие и маленькие корабли. Как делают утреннюю гимнастику военные матросы на дежурившем в порту боевом сторожевике, как мимо на малом ходу проходят маленькие моторные яхты с отдыхающими и беззвучно медленно ползут классические рыбацкие джонки. По пути к «Конгресс-центру» я покупал в Стар-баксе кофе с молоком навынос, и тут, сидя на лавочке, откупоривал стаканчик. Когда утро сменялось днем, я шел гулять. Выбирал направление наугад и шел, шел, шел. И постоянно меня преследовало чувство, что я уже был здесь, что все это я уже видел, несмотря на то что я посетил Гонконг впервые. Нередко по пять-шесть раз за день я испытывал настоящее дежавю. Такое, что, сосредоточившись, я мог как бы вспомнить будущее и предугадать, что же будет дальше. Так я предугадывал появление автомобилей на дорогах, предугадывал, что ждало меня за изгибом улицы, я мог даже нарисовать вывеску магазина на бумаге, а потом пройти пару кварталов и увидеть нарисованную мною картинку вживую. Это странное чувство. Когда кажется, что все это уже было, ты просто напрягаешься и вспоминаешь, а что же было дальше. Сначала я подумал, что это круто, что сейчас я промотаю вообще все вперед и смогу увидеть, чем же закончится вся эта история, но это было невозможно. Отрезки доступной информации были крайне малы. Все, что мне удавалось «вспомнить», максимум умещалось в пять минут жизни. А чаще всего это вообще был какой-то десяток секунд. Если вы впервые в каком-то городе и вам постоянно кажется, что вы здесь уже были, причем вы с легкостью можете доказать самому себе факт этого предыдущего пребывания, то у вас серьезная проблема. Если вы ни с кем не разговариваете в течение пяти дней, а только и делаете, что вспоминаете будущее, ваша проблема гораздо серьезнее, чем вам казалось вначале. Я подумал, что постепенно схожу с ума, и меня ждет участь стать местным городским сумасшедшим. Что, возможно, все что я вижу на самом деле, давно уже происходит лишь у меня в голове.

Эти мысли пугали меня, и я старался постоянно находить какие-то подтверждения того, что пребываю в сознании. Я все время фотографировал места, где бывал, и помечал их в записной книжке. А вечером сверял фото и записанные данные. Каждый раз заходя в новое кафе, я выносил оттуда или спички, или картонную подставку для пива, как некое свидетельство, что был там на самом деле. Однако маниакальность моих попыток доказать самому себе, что я не спятил и не сплю, пугала меня ничуть не меньше, чем постоянные дежавю. Несмотря на то что я старался вести крайне умиротворенный образ жизни, внутри меня пылал настоящий вулкан страстей. Я без перерыва грыз ногти и нервно теребил заусенцы на пальцах. Я старался успокаивать себя видом Гонконгской бухты, но, сидя на лавочке, постоянно гонял в голове мысли о нашем прошлом и о нашем крайне неопределенном будущем. Из-за крайне расшатанной нервной системы я решил, что неплохо было бы сходить на какие-нибудь знаменитые китайские традиционные медицинские процедуры. Мне показалось, что иглоукалывание или еще что-то в этом роде запросто может поставить меня на ноги и вернуть мой рассудок, если не совсем, то хотя бы частично на место.

В один из дней я решил, что сверну с Хеннессироуд направо, в гору, и пойду прямо, пока не увижу первое попавшееся традиционное медицинское заведение. Вообще Гонконг пестрит всякого рода странными магазинами, которые продают различные снадобья для народной медицины типа рогов марала или зубов динозавров. Поначалу меня это очень забавляло, но вскоре мне подумалось, что раз всего этого так много, то, возможно, в этом есть нечто большее, чем просто фан для туристов. Я шел по типичной узкой гонконгской улице, на которой с трудом могли разъехаться два автомобиля. Она неуклонно шла вверх. Иногда она огибала какой-нибудь мини-скверик с памятником. У памятников стояли лавочки, на которых всегда сидели старики и играли в незнакомые мне настольные игры, странную смесь шахмат и шашек на абсолютно круглых игровых полях.