Мэрион Брэдли - Король-олень (Туманы Авалона - 3) Страница 14

- Но от такого отвернется и Богиня, - с ужасом прошептал Ланселет. - И как быть человеку, для которого Богиня предстает в облике матери, выносившей его? Я не могу прийти с этим к ней... Я уже почти готов броситься к ногам Христа. Его священники говорят, что он может простить любой грех, каким бы ужасным он ни был, как простил он тех, кто распинал его...

- Что-то я не замечала, чтобы христианские священники относились к грешникам с такой добротой и всепрощением, - резко сказала Моргейна.

- Конечно, ты права, - согласился Ланселот, уставившись невидящим взглядом на каменные плиты. - Никто мне не поможет - до тех самых пор, пока я не погибну в битве или не ускачу отсюда, чтобы броситься в пасть дракону.

Он поддел носком сапога кустик травы, пробившийся сквозь трещину в камне.

- И, конечно же, грех, добро и зло - это все ложь, придуманная жрецами и обычными людьми. А правда в том, что мы вырастаем, увядаем и умираем, в точности как эта трава.

Ланселет развернулся на каблуках.

- Что ж, пойду делить с Гаретом его бдение - я ведь пообещал. По крайней мере, его любовь ко мне невинна... он любит меня, как младший брат или как сын. Если б я верил хоть единому слову христианских священников, я бы побоялся преклонить колени перед их алтарем. И все же, - как бы мне хотелось, чтобы существовал бог, способный простить меня и дать мне знать, что я прощен...

Он повернулся, собираясь уходить, но Моргейна поймала его за вышитый рукав праздничного наряда.

- Погоди! Что это за бдение в церкви? Я не знала, что соратники Артура стали столь благочестивы.

- Артур часто размышлял над тем, как его посвящали в короли - там, на Драконьем острове, - сказал Ланселет. - И как-то раз он сказал, что у римлян, с их множеством богов, и у языческих народов древности имелись схожие обычаи. Когда человек принимал на себя некое великое обязательство, он делал это с молитвой, обратившись мыслями к великому значению этого деяния. Потому он посоветовался со священниками, и они придумали этот ритуал. Если к соратникам присоединяется человек, не бывавший в битве ведь в битве человек оказывается лицом к лицу со смертью, - так вот, на тот случай, если к соратникам присоединяется человек, еще не проливавший ни своей, ни чужой крови, придумали особое испытание. Его приводят в церковь, кладут рядом его оружие и доспехи, и он должен провести ночь в бдении и молитвах. А наутро он исповедуется во всех своих грехах, получает отпущение, и лишь после этого его посвящают в рыцари.

- Так это же нечто вроде посвящения в таинства! Но ведь Артур не имеет права проводить через таинства других людей или приобщать их к этим таинствам - и уж вовсе не имеет права перекраивать все это во имя их бога, Христа! Во имя Великой Матери, неужели они хотят отнять у нас даже таинства?!

- Он советовался с Талиесином, - оправдываясь, сказал Ланселет, - и Талиесин одобрил его замысел.

Моргейна ужаснулась: неужто один из верховных друидов допустил подобное? Хотя... Талиесин говорил, что было время, когда друиды и христиане молились вместе.

- Это происходит в душе у человека, - сказал Ланселет, - неважно, христианин он, язычник или друид. Если Гарет в сердце своем встретится с неведомым и это поможет ему стать лучше, то так ли уж важно, от кого это таинство исходит - от Богини, от Христа или от Имени, которого друиды не произносят, - или от всего доброго, что живет в душе человеческой?

- Ты вещаешь, словно сам Талиесин, - недовольно произнесла Моргейна.

- Да, язык у меня подвешен неплохо. - Губы Ланселета скривились в невыразимо горькой усмешке. - Дай мне бог - какой угодно! - чтоб я смог отыскать в своем сердце хоть каплю веры в эти слова или найти хоть какое-то утешение!

- Я надеюсь, кузен, что это тебе удастся, - только и смогла сказать Моргейна. - Я буду молиться за тебя.

- Молиться кому? - спросил Ланселет - и ушел. А Моргейна осталась, взволнованная до глубины души.

Было довольно рано - еще не пробило полночь. В церкви теплился огонек - там бодрствовали Гарет и Ланселет. Моргейна опустила голову, вспоминая ту ночь, которую она сама проводила в бдении - и рука ее машинально потянулась к серповидному ножу, которого она не носила вот уж много лет.

"И я сама отвергла его. Мне ли после этого говорить об осквернении таинств?"

Внезапно воздух перед Моргейной взволновался, взвихрился, как в водовороте, и Моргейна едва-едва удержалась на ногах: перед нею в лунном сиянии стояла Вивиана.

Она стала старше и похудела. Глаза ее были, словно пылающие угли под безукоризненно ровными бровями, а волосы сделались почти полностью седыми. Казалось, она смотрит на Моргейну с печалью и нежностью.

- Матушка... - запинаясь, произнесла Моргейна, сама не зная, к кому обращается - к Вивиане или к Богине. А затем образ заколыхался, и Моргейна поняла, что Вивианы здесь нет - всего лишь Послание.

- Зачем ты пришла? Что тебе от меня нужно? - прошептала Моргейна, опустившись на колени. В дуновении ночного воздуха ей почудился шелест платья Вивианы. Чело Вивианы венчал венок из ветвей ивы - словно корона владычицы волшебной страны. Видение протянуло руку к Моргейне, и Моргейна почувствовала, как на лбу ее вспыхнул истаявший полумесяц.

Через двор прошагал ночной стражник; на миг мелькнул свет фонаря. Моргейна стояла на коленях, глядя в никуда. Потом она поспешно вскочила на ноги, прежде чем стражник успел ее заметить.

Внезапно ей совершенно расхотелось делить постель с Кевином. Он будет ждать ее, но если она так и не появится, Кевину даже в голову не придет ее упрекнуть. Моргейна тихо пробралась по коридору в комнату, где она проживала вместе с незамужними дамами Гвенвифар, и легла в кровать, которую она делила с юной Элейной.

"Я думала, что Зрение навеки покинуло меня. И все же Вивиана пришла ко мне и протянула мне руку. Значит ли это, что Авалон нуждается во мне? Или это всего лишь означает, что я, как и Ланселет, схожу с ума?"

Глава 3

Когда Моргейна проснулась, весь замок уже гудел от праздничного шума и суматохи. Пятидесятница. Над крепостным двором реяли знамена, через ворота в обе стороны тек поток людей, маршалы распределяли участников турнира. Весь Камелот и склоны холма покрылись шатрами, словно диковинными прекрасными цветами.

Момент был неподходящим для снов и видений. Гвенвифар прислала за Моргейной, чтобы та помогла ей с прической - никто во всем Камелоте не был столь искусен в этом деле, как она, а Моргейна обещала королеве, что сегодня утром заплетет ей волосы в особые косы из четырех прядей - так обычно она сама заплеталась по большим праздникам. Расчесывая чудесные шелковистые волосы Гвенвифар, Моргейна искоса взглянула на кровать, с которой только что поднялась ее невестка. Артур уже оделся при помощи слуг и ушел.