Онджей Нефф - В тени Сфинкса (сборник НФ) Страница 14

Я скоро превращусь в Существо, я успел заразиться. Но я еще сопротивляюсь, через слух это идет не так быстро. Медленнее, чем вам хотелось бы, не правда ли? Кто вас сюда послал? Кто-то тщательно выбритый, умытый и плотно позавтракавший?

Он собрал остатки воли, изо всех сил стараясь не обращать внимания на пульсирующее золотистое пламя, пожирающее остатки его дорогой, человеческой темноты, и приложил дуло карабина к сердцу. Нажав на спусковой крючок в момент, когда золотой огонь уничтожил последние клочья мрака, он так и не успел осознать, что смотрел на мир одним глазом.

Больше года ждали Существа на борту Корабля.

Сигнал с Третьей планеты не приходил. Терпение Существ было неисчерпаемо: иногда захват планеты длится долго, очень долго. А иногда не удается вообще. У них был богатый опыт.

А потом чуткие детекторы Корабля уловили осторожные, выслеживающие лучи. На экранах дальнего обнаружения появилось облако неправильных очертаний, приближающееся к Кораблю.

При детальном рассмотрении обнаружилось, что оно состоит из нескольких тысяч примитивных космических аппаратов.

Третья планета начала контратаку. Командир Корабля обратился к бортовому компьютеру с вопросом: имеет ли смысл продолжать операцию?

Компьютер долго взвешивал все «за» и «против». Потом дал ответ: «НЕТ».

Через некоторое время Существа улетели. По странной случайности тщательно умытые и плотно позавтракавшие.

Они не побрились, поскольку брить им было нечего.

Любен Дилов

ДВОЙНАЯ ЗВЕЗДА[2]

Пер. И. Масуренковой

Только в парке он мог находиться больше двух часов подряд. Бесцельное нетерпение постоянно гнало его куда-то, и только здесь он бездумно бродил или бегал до полного изнеможения. Конечно, это тоже была иллюзия: каких-нибудь пятьсот шагов — и он натыкался на невидимую стену, за которой холодными зубами звезд все так же оскаливал на него свою пасть Космос. Как и все предшествующие пятьдесят лет. По другую сторону города-спутника, куда они оба старались не заходить, словно кипящая от синеватых туманов гималайская бездна, курилась Земля.

Гагаринск был первым за пределами Земли городом, построенным еще до полета к звезде Барнарда. Все остальное было теперь ему незнакомо. В системе Барнарда их не задержали, но когда они возвратились в Солнечную систему, поступил приказ остаться по ту сторону Сатурна. Без лоцмана они не могли безопасно достичь Земли.

Века, которые протекли за соплами их корабля, многое изменили в Солнечной системе. Между Венерой и Сатурном сновали сотни искусственных спутников, тысячи промышленных баз. Человечеству оказалось выгоднее расселяться в ледяном спокойствии межпланетного пространства, чем на планетах с трудноприспособляемыми к жизни условиями.

Это безотчетное нетерпение обрушилось на него, когда они ждали лоцмана. Тот прибыл со стороны Титана на каком-то невероятном планетолете. Планетолет ловко взял на буксир их, казавшийся на его фоне неуклюжим, корабль и доставил его сюда, где он и оставлен на вечную стоянку. Ведь и сам Гагаринск давно уже существовал как город-музей первого космического градостроительства. По той же причине его избрали местом для карантинной станции перед окончательным возвращением на Землю. Им отвели шесть месяцев, чтобы они могли ближе познакомиться с находящейся рядом Землей и более отдаленными государствами-спутниками, изучить современный общественный строй и нравы, привыкнуть к изменившимся материальным и духовным условиям жизни. Но, видно, отправляться в далекий путь всегда будет легче, чем возвращаться.

Прошло шесть месяцев: Нильс Вергов смастерил себе койку и подвесил ее под единственным в здешнем лесу дубом.

Из всего экипажа только они с Лидой Мэй еще не хотели возвращаться на Землю. Бессильной оказалась психотерапия, и вся надежда была только на парк. Розы в нем казались им теми же самыми, хотя это были сотые после их отлета поколения. Стадо серн тоже выглядело таким же, как и десяток зайцев и белок. Но дуб-то, быть может, был и вправду тем самым… Когда-то в этом первом внеземном парке посадили десятка два дубов, сегодня сохранился лишь один. Каким бы хилым и жалким ни выглядел этот лес, он был единственным чудом, которое привязывало его к себе. Конечно, и это была иллюзия — те, кто заботился здесь о деревьях и животных, были праправнуками тех, кто отправлял его когда-то в первый межзвездный полет.

Нильс Вергов не осмеливался даже спросить, был ли этот дуб из тех, прежних, чтобы избежать разочарования. Когда он перешел спать сюда, врач понял его: устал постоянно видеть перед глазами лишь стены и приборы, хочет отдохнуть душой, порадоваться тому, о чем мечтали в долгие годы полета. Но через два дня тот же врач ему как бы между прочим напомнил:

— Вергов, на Земле же ты найдешь деревья постарше этого жалкого дуба, дубовые рощи, посаженные еще до рождения самого Гагаринска.

Врач явно чувствовал, что не только приборы и металл привели Вертова сюда, и Нильс грубо ему ответил:

— Я же сказал, что сам решу, когда вернусь на Землю.

— Естественно, можешь и до конца дней оставаться здесь, — смущенно усмехнулся врач, боясь, как бы его слова не прозвучали упреком. — Но ты же живой укор современной медицине.

— Могу ваших туристов испугать, а? Небось, из-за меня и Гагаринск закрыли? — не без злорадства огрызнулся Нильс, взъерошив отпущенную по прилете лохматую бороду.

— Туристам будет даже интереснее. Но нас постоянно теребят: можно ли так оставлять героя человечества? Почему он не возвращается на Землю?..

— Ах извините, все забываю, что я герой! Но другие-то вернулись, так что человечеству есть кем забавляться. Да и Гагаринск обогатился живым экспонатом. Так что уж пускайте туристов.

— Все только и говорят, что ты был самым отважным в экипаже, благодаря тебе…

— В самом деле, — хихикнул Нильс в бороду, — побывал на пяти планетах, между двумя солнцами, которые швыряют эти планеты, как баскетбольные мячи, и гонят их со скоростью двадцать километров в секунду по Космосу, а под конец испугался своей прекрасной родной Земли! И это-то астропилот номер один!

— Я не то хотел сказать, Нильс.

— Если не хочешь говорить то, что хочешь сказать, оставь меня в покое, — буркнул Вергов и плашмя бросился на койку. — Коль уже объявили меня героем, дайте мне хоть немного повосхищаться собой!

И кровать ходуном заходила под ним от того тревожившего врачей смеха, который напал на него, когда они вместе с Лидой Мэй смотрели передачу о торжественной встрече экипажа на Земле,