Александр Шепиловский - Феномен Страница 14

Так с мыслью о бегемоте я и заснул.

Чистенький, опрятный Владимир ждал моего пробуждения.

— Чем будешь заниматься? — бодро спросил он, а глаза у самого печальные. — В институт?

— Туда хочу, но боюсь своего невежества. Да, вспомнил, Володя, где это находится? — я протянул бумажку с адресом, который дала Юлия.

— Все понял, — невесело улыбнулся Владимир, прочитав адрес. — Это Юлька тебя надоумила? Правильно, Шурик, приведи в порядок свои зубы. До меня это как-то не доходило. А Юлька молодец.

На мышонках мы прибыли на южный берег озера Кенон. Железной дороги Транссибирской магистрали здесь уже не было. И озеро теперь было прозрачно-голубым. В вестибюле клиники пахло озоном.

— Посиди, отдохни, — предупредительно сказал Владимир и занялся моим оформлением в клинику. Не успел я облюбовать место для сидения, как оформление закончилось.

Тоненькая изящная женщина, молча и деловито осмотрела мои зубы, что замерила в них и велела проглотить пилюлю. Потом крохотным аппаратом сделала снимок, взяла анализ и попросила, чтобы я надел больничное белье. Оно было тонким и легким, без пуговиц и застежек. Возился, возился я с ним — куда руки-ноги совать, пока не догадался дернуть за колечко на шнуре, и сразу все расправилось и стало понятно. Женщина засмеялась, сказала, что я баловник и предложила лечь на кушетку с колесиками. Тотчас вышел вихрастый парень, совсем еще мальчишка. Он заглянул мне прямо в глаза и приказал: «Спать!» Я моментально заснул.

Проснулся с неприятным сладковатым вкусом во рту. Женщина дала мне чашку с мутноватой жидкостью и предложила прополоскать рот, после чего протянула зеркало. Я невольно ахнул. Изумительные зубы! Белейшие, даже вроде с переливом перламутра, ровненькие и, главное, сидят плотно один к другому. Я начал было благодарить, но женщина нахмурилась, и я понял, что благодарности здесь не нужны, это их обычная работа.

Владимир ждал меня в холле.

— А ну-ка оскалься, — в шутку сказал он и показал большой палец. — Во! Теперь вижу, что это зубы, а не грабли. И болеть никогда не будут. А сейчас, Санек, в лабораторию. Сегодня эксперимент. Я настоял, чтобы без тебя не начинали.

Скажи. Пожалуйста, какая я важная персона. Но как они успели так быстро подготовиться? Я спросил об этом.

— Слава богу! Да ведь прошло уже девять суток, как я привез тебя.

— Серьезно? А я думал ты никуда не уходил.

— Ты чудной, Шурка. Думаешь у нас все как по волшебной палочке? Процесс наращивания и обновления зубов длительный, процедура неприятная и болезненная. Поэтому и усыпляют на весь срок.

По дороге в институт Владимир рассказал, как без него проходила подготовка к эксперименту, и возмущался, что что-то не «по его» сделали. Зашел спор, кого поместить в блок-отсек.

— Поймали бы бродячую собаку, — подсказал я. — Дворняжку.

— Дворняга — это тоже порода, да еще получше всяких породистых. У нас нет бродячих собак, и кошек бездомных нет. Губить животных — страшнее преступления нет. Однако я ставил себя в пример и говорил, что животное не пострадает. Тока безоговорочно верит мне, собаку свою предлагает, ньюфаундленда. Этого пса хоть за сотни километров в тайгу забрось — домой прибежит. В общем, уважили Току, он же так хочет помочь всем.

В лаборатории меня встретили приветливо, по-дружески. Каждый считал своим долгом сказать что-нибудь приятное, и что я посвежел, и похорошел, и отлично выгляжу. Мне было неловко, будто перенес тяжелую операцию или имею важные заслуги.

— Саша, зубки, — сказала Юлия. — Улыбнись пошире.

Я сконфуженно пошире улыбнулся. Всем нужно было посмотреть, какие у меня стали зубы, и все единодушно заявили, что зубы — великолепные.

Добрыня закрепил на моей голове тонкие обручи, а на запястья рук пристегнул темные коробочки. И на остальных сотрудниках были такие же приборы. Разошлись каждый по своим местам.

Владимир встал у пульта «Аленушки» и дал команду. Тока подвел к раскрытому люку блок-отсека своего ньюфаундленда. Голова собаки была массивной, сама белая с черными крупными пятнами. На спине ее был выведен красный треугольник с адресом института, а на ошейнике — закреплен миниатюрный радиопередатчик, по которому можно было запеленговать местонахождение переместившегося животного. По приказу хозяина собака прыгнула в блок-отсек. Туда же заскочило что-то металлическое, крабовидное, и я догадался — робот. Одна из шести его гибких клешней держала плазменную фигурную отвертку. Владимир наигранно весело сказал, что можно начинать.

На приборах и аппаратах засветились контрольные огоньки. Клешня робота с отверткой ловко задвигалась, приближаясь к гра-контакту. Мы замерли в томительном ожидании. Все повторилось в точности, как в тот злопучный вечер. Самопроизвольно включилось питание, бесшумно закрылись сегменты люка блок-отсека, вспыхнул ореол стереодисплея. Предметы в лаборатории стали терять свои очертания, размазываться по пространству. Я почувствовал невесомость, перешедшую вдруг в нагрузку. Неприятно зудилось и покалывало в теле. Владимир выключил питание.

— Любопытно, — первым встряхнулся Добрыня. — Однако, мерзкое состояние.

Остальные тоже передернулись. Сняли с себя датчики, которые сразу уехали по магнитному тоннелю куда-то вниз. Открыли люк. Из блок-отсека пахнуло жаром. Как и следовало ожидать, собаки не было. Был ее пепел! А на пепле лужица расплавленного металла радиопередатчика. И робот частично оплавился. Подождав, чтобы металл отвердел, Владимир вытащил останки манипулятора из блок-отсека. Пепел аккуратно собрали и сразу отправили на экспертизу.

Тарас прислюнил палец и прикоснулся к горячей лепешке передатчика:

— Если собака переместилась, то и этот передатчик, как единая с ней система, тоже должен был бы перенестись. И робот не исключение. Или перемещение свойственно только живым организмам?

— Это совершенно невероятно! — воскликнул Захар, а может, это был Архип. — В конце концов, и собака, и передатчик, и робот — это просто масса, и нет разницы, из какого вещества она состоит. А если даже и допустить такую возможность, то Владимир должен был оказаться на Никишихе без одежды, извините, голым, ведь одежда его сгорела. А, Володя?

— Нет, я очнулся одетый. Но…не хотел говорить, на мне почему-то не оказалось нижнего белья.

— Вот уже и в висках заломило, — пожаловался сам себе Тарас.

Снимались показания приборов и обрабатывались результаты. Появились таблицы, схемы, графики… Все заняты, взбудоражены, такой ажиотаж. Только мы с Токой остались не у дел. Он чинно вышагивал по лаборатории, терпеливо выжидая, когда к нему обратятся за справками, и несколько раз спрашивал меня, когда прибежит его любимая собака. А я не мог сидеть, сложа руки и смотреть, как другие работают, я чувствовал свое ничтожество. Подскочил возбужденный Добрыня с перфорированными лентами и попросил отобрать какие-то планкеонные мультиплеты третьего порядка, но, к счастью, тут же забыл про них и умчался на зов Владимира. Чтобы не мозолить сотрудникам глаза своим ненужным присутствием, я потихоньку вышел из лаборатории. Обидно, конечно, но что делать. И еще обидно, что никто не хватился меня. Попробовал бы уйти Владимир — на дне океана нашли бы и приволокли.