Йен Уотсон - Книга Звезд Страница 14

Отец вызвался ей помочь, и мама быстро согласилась. После чего они вопросительно посмотрели на меня.

Это я должна была поехать с матерью. Все это прекрасно знали, и я сначала никак не могла понять, зачем отец так быстро предложил свою помощь и почему мама сразу согласилась. Если только (абсурдная мысль) мои родители не хотели побыть наедине в пустом доме Чатали, чтобы устроить себе что-то вроде второго или третьего медового месяца и чтобы при этом под ногами не болталось ни одного карапуза.

А во-вторых, может, отец просто почувствовал, что матери не хочется ехать со мной? Какой от меня толк? Чем я могу помочь или утешить? Не слишком-то лестная мысль.

В-третьих, они, вероятно, надеялись, что, оставив меня с Нарйей, заставят ее тем самым подружиться со взрослой сестрой — чего сами добиться не смогли. Ну и конечно, Нарйи еще рано видеть смерть, так ведь? Малышку нельзя пугать!

Четвертая моя мысль была почти такой же, как третья, с небольшой разницей. Мама и папа просто хотели показать мне свою любовь, доверив самое ценное, что у них было.

Ах да, еще в-пятых! Им хотелось, чтобы я поселилась на берегу и завела свою собственную семью. Вот прекрасная возможность наглядно показать, какие радости меня ожидают.

В общем, не важно, какая мысль была у них в голове — первая, вторая или пятая, но результат был один: мне предстояло остаться одной на один или два дня, чтобы присматривать за домом и ухаживать за своей маленькой сестренкой.

Итак, отец и мать объяснили Нарйе, что им нужно уехать на пару ночей. Нарйа молча посмотрела на них, кивнула один-два раза и принялась сосать палец. Где-то через час, когда было далеко за полдень, они уехали. Их отъезд, казалось, не произвел на Нарйу никакого впечатления. Стоя в дверях, она с какой-то особой грацией даже помахала им ручкой.

Мы остались вдвоем, и укладывать ее спать было еще слишком рано. Что делать? Почитать ей сказку? Или десять сказок? Поиграть во что-нибудь? Поставить ее в угол, пусть похнычет? По крайней мере, мне не нужно было менять ей штаны; мама говорила, что мочевой пузырь Нарйа контролирует великолепно.

— Может, скушаем что-нибудь вкусненькое? — предложила я и скрылась на кухне. Нарйа не пошла за мной, поэтому я спокойно занялась приготовлением особого пудинга со специями по собственному рецепту, постоянно прислушиваясь, не раздастся ли из комнаты звон разбитой посуды, крики и прочее. Стояла полная тишина, особенно среди горшков и сковородок.

Через полчаса я решила, что так нельзя и нужно ее найти. О да, она по-прежнему играет в свою любимую игру, уж мне ли это не знать? Чувствуя себя полной дурой, я отправилась на поиски. Сначала я обыскала весь первый этаж, потом заднее крыльцо, думая, что через его сетчатую дверь она выскочила в наш маленький садик, обнесенный стеной.

Я немного побродила по нему, притворяясь, что занята поисками.

У нас в Пекаваре все сады в основном воспроизводят пейзаж пустыни; и в нашем садике был «горный хребет», состоящий из живописных черных валунов, расположенных вокруг «озера», выложенного белыми камешками. Полдюжины тыкв с бугристой кожицей занимали песчаные «равнины» по обеим сторонам озерка. Эти тыквы были покрыты блестящей зеленой кожурой в ярко-оранжевую и желтую полоску. Когда я была маленькой, то думала, что наши тыквы — это такие круглые города с ярко освещенными окнами, города, которые попали к нам из пустыни, где еще никогда не бывал ни один житель речного берега. Пустынные тыквы растут очень медленно; нашим было лет сто, не меньше. В раннем детстве я верила, что тыквы — это головы страшных чудовищ, закопанных по шею в нашем саду, и после захода солнца я ни за что туда не выходила. Но как только я открыла для себя пристань и реку, наш сад, конечно, превратился для меня в ужасно скучное место.

Пока я стояла, притворяясь, что ищу Нарйу, я вспомнила свои детские фантазии и почти представила себе, как она сидит на корточках перед одной из голов чудовищ и что-то ей шепчет: что-то такое, что может слышать только тыква. Я представила себе, как встречу отца и мать с радостным (или печальным) известием: «А вы знаете, она ведь говорит! Она разговаривает с тыквами в саду». А потом они будут раскрашивать себе лица в зеленую и оранжевую полоску, притворяясь овощами, чтобы Нарйа с ними поговорила… Однако в саду ее тоже не было.

Я вернулась в дом, закрыв за собой дверь, и поднялась по лестнице на второй этаж. Когда я была маленькой, это была простая деревянная лестница с натертыми воском ступеньками, но теперь ее покрывал толстый ковер, — несомненно, для того, чтобы Нарйа как-нибудь не ушиблась. Я нашла ее на полу в комнате Капси, которая теперь принадлежала ей. Склонив голову набок, она прислушивалась к тихой музыке ветерка за открытым окном. Ночь была теплой, поэтому можно было не закрывать окно и не бояться, что она простудится, хотя подобная мысль все-таки промелькнула у меня в голове (заботы, заботы).

Чернильно-карандашная панорама Капси, изображающая противоположный берег, все так же висела на стене. Кто-то (отец, наверное) нарисовал на ней смешных скачущих зверюшек. Они были такими большими, что вся остальная земля, этот когда-то такой недоступный западный берег, казалась просто крошечной.

— Все в порядке, Нарйа?

Нарйа соизволила меня заметить; она кивнула.

— Скоро будем кушать, — весело сказала я. — Ням-ням. — Думаю, что развеселить я пыталась прежде всего себя.

Скоро мы съели пудинг, который оказался не так уж плох, и выпили горячего какао. Потом я попыталась сочинить для Нарйи сказку. Этот подарок она приняла с замечательной выдержкой, именно выдержкой, по-другому не скажешь: со стоическим терпением дожидаясь, когда же я наконец доберусь до конца.

Стало совсем темно, и я объявила: «Пора смотреть сны!» — после чего уложила ее в постель, поцеловав в лобик.

Я стала думать, чем заняться. Немного прибралась, потом притушила масляную лампу и уселась с книгой стихов, сочиненных Гиммо из Мелонби, который жил несколько веков назад. Его называли Гиммо-бродяга, он ходил по берегу реки от одного селения к другому и сочинял баллады за несколько монет или ужин.

Должно быть, я задремала. Меня разбудил какой-то шум: скрип, легкий удар.

Наверное, Нарйа встала и ходит по комнате…

Я уже собралась пойти проверить, в чем дело, когда увидела, что в дверях кухни… кто-то стоит.

Высокий мужчина с веснушчатым лицом и лысой головой. Несколько жидких прядей рыжеватых волос свисали из-за ушей. На носу нацеплены очки. Мне очень захотелось проснуться и убедиться, что это дурной сон.

Напрасные надежды. Доктор Эдрик был одет в рваные брюки, заправленные в сапоги с раздвоенными носками, и алую куртку. Такую одежду носили лесные джеки, значит, он снял ее с какого-нибудь мертвого солдата. В большом волосатом кулаке доктор сжимал металлическую трубку с ручкой: пистолет, направленный на меня.