Blackfighter - Черный истребитель Страница 14

— Нафига? — удивилась Танька.

— Прыгать с парашютом.

— Что, и я?

— И ты.

— Я же не умею!

— Ничего, там каждое воскресенье партия перворазников. Поэтому завтра и едем.

Танька ощутимо испугалась. С парашютом она еще не прыгала. Но с Герцогом… а, пропадай моя телега!

Герцог добыл в холодильнике ломоть лаваша и, жуя его на ходу, отправился в свой спортзал.

— Буду в десять. Дом не взрывать, компьютер в окно не выкидывать, стол мой не разбирать. Веселитесь, короче.

Танька осталась наедине с Маршалом. Предчувствия ее были самыми мрачными, но они не оправдались. Включив Таньке компьютер и введя куда-то какие-то пароли, он завалился в ближайшее кресло и там заснул. Танька осталась наедине с Всемирной Паутиной. В паутине было как всегда — где-то ругались, где-то изобретали велосипеды. Утомившись от слишком ярких красок на мониторе — менять настройки было неудобно — Танька прошерстила список установленных игрушек и уселась за Dark Seed II, в очередной раз восхитившись мрачным гением Гигера.

За компьютером ей не сиделось, даже за игрушкой, и она то и дело выходила в сад, изучая кусты. В наличии были только крыжовник и красная смородина, замечательно кислая. Состояние было слегка лихорадочное. Все это было ново и ни на что не похоже. Особенно — чувство свободы.

«Хочу — про кошку скажу… — думала Танька, общипывая мелкие ягоды, — хочу — про себя. И никаких квадратных глаз, никаких пальцев у виска… бывает же! Или мне это приснилось, и сижу я в метро?»

Реальность походила на сон, но если это все-таки был сон — он был правильным.

Вернулся Герцог. Танька как раз паслась у куста возле калитки, и вышло слегка неловко — этакая Ярославна, ожидающая князя. Но Герцог этого как бы и не заметил, вяло кивнув в ответ на Танькин привет, он отправился прямиком в дом. Танька испугалась, что сделала что-то не так и тихонько присела на лавочку у входа. Где и сидела, пока не стемнело и не похолодало, прислушиваясь к звукам, доносившимся с кухни. Сначала было тихо. Потом звенели кастрюли, хлопали шкафы, слышался смех Маршала и оживленный рассказ Герцога. О чем именно — слышно не было. Местонахождением Таньки никто не интересовался. Вкусно пахло пельменями. Принюхиваясь, Танька задремала.

Проснулась она от деликатного покашливания над ухом. Открыла глаза — над ней стояла, в халате поверх ночной рубашки, Алла Николаевна, дальняя родственница.

— Ты бы в дом шла… здесь ночевать рано. У нас ночи-то холодные, не то, что в Москве.

— Да я в Москве всего живу-то… я из Костромы. У нас в июне ночью и снег может выпасть.

Алла Николаевна покачала головой, поохала.

— Замерзнешь, ох, парни-девки… Иди в дом-то. Или обидели тебя чем — иди тогда, у меня в комнате переночуешь.

— Да нет, не обидели.

— А чего тогда одна сидишь? Тебя уж, небось, искать начали…

— Начали — нашли бы… — буркнула Танька.

Алла Николаевна еще раз покачала головой.

— Ох, парни-девки… а если на Димку обиделась — так не держи в голове пустого. Он когда после тренировки приходит — так не то что слово какое сказать, он, парни-девки, и кулаком огреть может. Устает сильно… Хороший парень, работящий, непьющий, рукастый. И за что ему только такое горе…

— Какое… горе? — спросила Танька, чувствуя себя сплетницей и предательницей.

— Сначала родители в одночасье погибли… альпинисты они были. И так вдвоем и погибли ни за что, лавина погубила, парни-девки… Потом жена сгорела…

— Как сгорела? — недоуменно спросила Танька, обалдевая от избытка информации.

— Ой, дочка, то горе так горе… шалавая была девка, не тем будь помянута, неуемная. Собой видная, а разума — ни на грош, прости меня, Господи, что на покойную… — женщина перекрестилась. — Клуб у нас тут погорел… кто ж ее, брюхатую-то, на танцы-шманцы понес, вот же девка была, все у нее танцы да парни на уме, даром, что и при муже, и с пузом уже…

Танька прикусила губу.

— Такая вот парню судьба, и чем он Господа прогневил-то… ведь не хуже соседских… а они живут как люди. Вон, Володька соседский с утра до ночи глаза заливает, мать колотит, жену с ребенком из дома выгоняет, не работает уж лет пять как. И нет на него Божия гнева…

— Это он тогда поседел? — спросила Танька.

— Да, как раз тогда… утром встал после поминок — пол-головы седой…

Таньке было уже совсем неприятно все это слушать, и она вдруг сорвалась:

— А вы его еще и таблетками кормили…

Женщина покачала головой, запахнула поплотнее халат.

— И это уже рассказал… Знаю, не простит он мне. Да и я сама себе не прощу. А только — не со зла, по недоумию. Осталась я одна с пацаном, своих-то, парни-девки, Господь не дал. Кто ж знал, что в нем — дар… страшно мне было, думаю, болеет парень, болеет головой. Сны ему снились — кричал во сне не-пойми по-каковски… страшно кричал. Иной раз такое говорил, что хочешь — стой, а хочешь — падай. Да и не в себе как бы ходил. Один он у меня, нет другой родни — вот и хотелось вылечить. Это уж потом в нем дар открылся…

— Какой дар?

— Лечить он умеет. И видеть болезни. Так и доктору не суметь. Сколько лет я маялась по женской хвори, уж и так лечили, и так… и грязи, и санатории. А все без толку. А он, как постарше стал, меня вылечил. Руками, парни-девки, хочешь — верь, а хочешь — нет. Кладет просто руки — и горячо так, и хорошо. А как из армии пришел…

— Ну и долго вы еще мою нелегкую судьбу будете обсуждать? — раздался с крыльца насмешливый голос Герцога.

Танька покраснела и прикусила язык, но Алла Николаевна не растерялась.

— Не сердись уж, Димушка… одна я в доме — и поговорить не с кем. Вот, пристала к девке со своими глупостями, а ей меня окоротить неловко.

— Знаю я ее неловкость… где собираются две женщины, там сразу начинаются сплетни. Сделать с этим ничего нельзя, остается только не давать им собираться. Брысь в дом обе.

Танька бочком пробралась на кухню, где кроме нее никого не было, присела в темноте на подоконник. Было очень неловко. И вдруг заболела порезанная накануне рука. Облизывая длинную ссадину на предплечье, Танька глядела в окно и составляла стратегический план извинения. Герцог вошел в кухню неожиданно, встал рядом с Танькой, положил ей подбородок на плечо. Танька попыталась что-то сказать, но Герцог ее оборвал.

— Плющиться не надо. Это все глупости. Пойдем спать…

— Спать? — разочарованно протянула Танька.

— Хорошо, переформулирую: в комнату пойдем.

— Это внушает больший оптимизм…

— Кошка неуемная…

— Ах, так… да убери тогда руки…

— Это был комплимент…