Надя Яр - Джеремия Страница 14

— …грозятся всех убить..

— …улетели…

— …оружие массового уничтожения…

— …вроде требуют что-то…

— …стреляли?

— …так уже никакого оружия нет…

— …ещё как следует не стреляли…

— …камнями кидаться будем…

— …стреляли по площади…

— …в монастырь…

— …они накрыли Джеремию…

— …в том-то и дело…

— …вызвали флот…

— …так отбиваться-то будем?..

— Граждане!

Система разнесла голос мэра по агоре. Шум притих.

— Граждане, у нас очень мало времени! Я буду краток. Над головой у нас висит Амаралис — так она мне представилась — Амаралис, корабль cidaiского флота, она же, кажется, капитан корабля. Фрейлина Итамари. Они расстреляли наш лазерный щит и накрыли монастырь каким-то лучевым ударом. У нас больше нет систем обороны.

Вокруг стало тихо.

— Они вышли со мной на связь. — Мэр развернул какой-то скомканный листок. — Я распечатал её… слова.

Он подбросил бумажку в воздух, и система подвесила её над агорой, раздув до размеров полотнища. Мэр начал читать. Его голос звенел отвращением.

— «Во Имя Творца Единого, Который — море без берегов! Падшие, вас приветствует Амаралис. Вы дали приют троим нашим отступникам. Они называют себя улели. Их господина вы зовёте Крысой. Я, Амаралис, и весь народ cidai проcим вас, падшие, выдать этих троих. Улели отпали от воли Творца, сделали недозволенный выбор и по Его слову должны искупить свою вину смертью. Я буду ждать ровно один земной час. От вашей доброй воли зависит, разделите ли вы судьбу отступников или доживёте положенные вам Творцом сроки.»

Над агорой зажглось табло, отсчитывая время. Ноль часов сорок семь минут шесть секунд — до предательства или до смерти. У меня нет трёх часов, Северин… Джереми стоял в тени колонны, неслышимый и незримый, и смотрел на всех этих людей, на лица, которые он — хорошо ли, плохо ли — знал. Доктор Гайнен, глубоко поражённый происходящим; «Быть такого не может!» — написано у него на лице. Шеф полиции, красный от бессильной злости, и его хмурые депьюти. Миссис Лян, смиренно глядящая на своего невзрачного мужа, а он пытается быть спокойным ради неё. Ян Калина, единственный, кроме оптимена Джереми, член первой мирамарской коммуны… Старик щерит зубы, безмолвно взывая ко всем своим доблестным предкам явиться во громе небесном и изничтожить нацистскую нелюдь. Ещё люди, в массе — сотрудники корпорации. Персонал больницы, хозяева магазинов, кафе — люди, которые знают этих улели, которые приходили к монастырю смотреть, как Висмарин работал над статуей, которые продавали ему, Вилене и Атье какую-то мелочь — еду, напитки, корпоративные сувениры… Около тысячи лиц. Некоторые говорили что-то, очень тихо. Большинство молчало.

— Откуда они знают? — спросил Ян Калина. — Откуда нечисть знает, что у нас гости?

Его глаза мрачно смотрели в толпу из-под белых бровей, будто выискивая предателя.

— Из новостей, — сказал кто-то; голос звучал язвительно и горько. — Из наших вавилонских новостей. Репортёры наблюдают за нашим транспортом с момента поединка. Когда прилетели улели, это было в новостях.

Поднялся злобный шумок, и тут они вспомнили, что кое-кого забыли.

— Джеремия погиб? — спросили сразу несколько человек.

— Не знаю, — ответил мэр. — В монастыре нет больше ничего живого.

— Он там часто не ночевал, — сказал Калина. — Он в последние недели всё время где-то пропадает на пару с девочкой-улели. Если он жив…

— А вы видели этот корабль? Даже если он жив, у него нет оружия против такого врага. Что он, камнями в них будет кидать? Камней тут, правда, хватает…

Снова шум, гам, беспомощная болтовня. Потом заговорил доктор Гайнен, и все затихли.

— Надо идти в лабиринт, — сказал он. — Их оружие не сможет пробиться глубоко сквозь весь этот мрамор. Вы уже дали SOS?

— Дал, — сказал мэр. — Я не знаю, прошёл ли сигнал.

— Не имеет значения. Все, кто знает входы в лабиринт, берут аптечку, сухой паёк, воду, детей и домашних животных и немедленно спускаются как можно глубже. Те, кто лабиринта не знает, тоже берут всё вышеперечисленное и встречаются со мной у входа в монастырь. Я проведу их под землю. Сбор кончается через двадцать минут. Кто не успел, тот опоздал.

Доктор хотел уже идти, но обернулся.

— Кстати, где наши гости? Вилена, Атье, Висмарин? Они поселились в монастыре, не так ли?

— Мы здесь.

Висмарин поднялся на ступени и стал рядом с мэром. Он был выше вавилонянина на целую голову. Его сын, тонкий и белокурый, сел наземь у ног отца. По Атье было видно, как ему страшно.

— Благодарю вас, люди, — в напряжённой тишине сказал Висмарин. — Благодарю за гостеприимство и святость законов гостеприимства. Но сегодня вы не сможете защитить своих гостей. Мирамар безоружен, а такой корабль не может быть оснащён одними только излучателями. У Амаралис наверняка есть и бомбы. Если мы спрячемся в лабиринте, она взорвёт поверхность Мирамара и всех нас похоронит.

Джереми наблюдал за лицами собравшихся. По мере того, как Висмарин говорил правду об их положении, настроение людей менялось. Это изменение сильно не нравилось Джереми. А Висмарин продолжал:

— Вы не можете нас защитить. Всё, что вы можете сделать — это умереть вместе с нами. Этого мы не допустим. Вас больше тысячи, нас — только трое. Я говорю за всех троих. Оставайтесь в своих жилищах и не вините себя за зло, которое творят слуги Ра. Через полчаса мы выйдем на Красную площадь. Нас, наверное, сразу убьют, но вы останетесь жить.

Было ещё несколько секунд тишины. Потом родился шепоток. Люди уже не возмущались, они спорили, и их можно было понять. Они хотели жить. Мэр открывал и закрывал рот, и его руки подёргивались, говоря: «Ну я не знаю, вам решать…». Доктор Гайнен пытался что-то сказать, но не мог найти воздуха или слов. Его не слушали. В искусственном небе неподвижно висела реплика жёлтенького земного солнца, свидетельница зарождающейся измены. Джереми почувствовал неуловимый тошнотворный запах, поднимающийся над агорой. Это был гнилостный запах предательства.

Армагетто, сказал он себе. Вот, смотри, к нам пришло Армагетто. Логово демонов надвинулось на Мирамар, чтобы пожрать мир людей. Подчинись демонам, предай людей — или погибни вместе с остальными. Выдай соседа, брата, жену на лютую смерть и брось дрова в их костёр — или тебя вместе с ними выдаст другой, и ты тоже будешь гореть.

В это мгновение в сердце его родилась небывалая ненависть, ненависть, какой не знали даже гиперборейские боги. Это была не параноидальная истребительная ненависть Рана к мучителям и убийцам его сестёр, и братьев, и отца, и даже не смертоносная неприязнь Андрея к последышам той демонической шайки — чувство сродни неприязни Одиссея, расстреливающего нахальных женихов Пенелопы. Ненависть Джеремии была фундаментальнее, глубже. Это была ненависть антитела к болезнетворным бактериям.