Джеймс Стоддард - Первое издание Страница 14

На протяжении последующих двух дней она довольно часто рассказывала мне о вещах, которые сделала бы, если бы оказалась на моем месте — о морских круизах, приемах, балах и завтраках с членами королевской семьи. Графиня упоминала и о своем отце — о том, как счастлив и благодарен он был бы, если бы кто-то спас его дочь из этого ужасного плена в библиотеке. В целом, смысл всех ее речей сводился к одному: она достаточно богата, хороша собой и влиятельна, чтобы по-царски отблагодарить своего друга и благодетеля. И я должен признаться, что ее намеки и обещания не пропали втуне. Как я уже упоминал, графиня была не глупа и в совершенстве владела искусством интриги.

Совсем другими были мои разговоры с Жанин; то были беседы двух близких друзей, мнения которых совпадают по многим пунктам. О том, какое решение мне предстояло принять, она вообще не заговаривала, пока я сам не спросил ее об этом.

— Ты не должен выбирать меня, Джейкоб, — сказала Жанин серьезно.

— Но почему?! — изумился я.

— Потому что среди нас есть те, кто достоин этого в гораздо большей степени. Например, мальчик-шахматист… Он — веселый, открытый, искренний мальчуган, к тому же, когда он вырастет, его искусство сделает мир чуточку светлее и радостнее. Наконец, он еще слишком молод и заслуживает того, чтобы прожить свою жизнь по-настоящему, а не в виде книги. Освободив его, ты сделаешь доброе дело, которое зачтется тебе на Небесах!

— Йон Диедо сказал: я могу выбирать только между тобой и графиней. Если я потребую, чтобы Диедо отпустил со мной парня, он может разозлиться и не освободить вообще никого. А ты… ты была мне прекрасным другом, и даже больше чем другом.

— Не говори так, Джейкоб. Здесь, среди книг, я действительно могу показаться красивой, но в мире людей… Там ты заслуживаешь большего. Начать с того, что я совсем не красива…

— Не скромничай. Я знаю: многие женщины считают себя менее красивыми, чем они есть на самом деле. Вернее, так они говорят, но…

— Я вовсе не скромничаю, Джейкоб, просто я стараюсь быть объективной. Во мне нет ничего особенного. В мире людей у меня есть две сестры, которые действительно очень красивы, а я… Про меня нельзя даже сказать, что я мила. У меня совсем простое, вытянутое лицо и бесцветные волосы… про такие еще говорят — как у мыши. Нет, если ты должен выбирать из нас двоих, выбери графиню. Я знаю, ты ее… в общем, она тебе нравится. Графиня сможет дать тебе гораздо больше, чем я.

— В таком случае, я буду звать тебя «моей маленькой мышкой», — сказал я, стараясь подбодрить Жанин, но она внезапно расплакалась.

— Я ничего не могу дать тебе, Джейкоб! У меня нет ни денег, ни красоты. Только среди книг я выгляжу достаточно пристойно, но если снова стану человеком… Ты — единственный, кому я показалась красивой; так оставь меня здесь — по крайней мере ты всегда будешь вспоминать меня такой!..

Я отнюдь не чужд тщеславия, и мысль о графине приятно волновала меня. Еще бы — такая роскошная женщина, да еще куча денег в придачу! Мужчины часто оценивают друг друга по степени миловидности жен. Кроме того, в последнее время мне приходилось прилагать немалые усилия, чтобы поддержать свое предприятие на плаву, но когда в моем распоряжении будет капитал графини, я сумею одним рывком опередить конкурентов. Но как я мог оставить Жанин — моего лучшего друга — в плену? Нет, что ни говори, а Диедо задал мне трудную задачу.

Представьте, что вы попали в тюрьму и что у вас появилась возможность отпустить на свободу одного человека. Как, по-вашему, будут относиться к вам остальные узники? Именно в таком положении я оказался сейчас. Мое имя повторяли многие, в том числе и те, с кем я был едва знаком; с большинством же мы были настоящими друзьями. Как забыть наши долгие разговоры, дружеское участие, которое я чувствовал, даже когда оно не было облечено в слова?

Поглощенный стоявшей передо мной задачей, я едва обращал внимание на остальных, но они о себе напомнили. Специальный комитет из книг, стоявших полкой выше, потребовал, чтобы сразу же после своего освобождения я привел в усадьбу Диедо вооруженную стражу, которая спасла бы из плена тех, кто хотел бы снова стать человеком. Я обещал сделать все, что будет в моих силах, хотя и сомне-ьался, что стражники сумеют расколдовать книги. Для этого необходима добрая воля самого Диедо.

Ночью накануне того дня, когда я должен был объявить о своем решении, меня разбудила графиня. Точнее, она вырвала меня из глубокой задумчивости, так как в последние дни я почти не спал и только позволял себе время от времени подремать.

— Послушай, Джейкоб, — начала она, — я не знаю, что ты решишь, но давай почитаем друг друга сегодня в последний раз.

— Но я…

— Пожалуйста, Джейкоб! Сделай это для меня. Ведь мы с тобой были друзьями, правда?

Она продолжала упрашивать, и в конце концов я уступил, хотя чувствовал себя довольно неловко, ибо с самого начала поклялся себе не читать ни графиню, ни Жанин до тех пор, пока не приму решение. Столь интимное действо в сложной нравственной ситуации казалось мне, как минимум, неподобающим.

— Я покажу тебе страницы, которыми ни с кем не делилась, — пообещала графиня.

И действительно, история ее детства показала мне графиню с той стороны, с какой я ее еще не знал. Оказывается, она родилась вовсе не в богатой семье, как я ошибочно предполагал. Ее отец был горьким пьяницей, регулярно бил жену и детей, и жизнь графини могла быть совершенно иной, если бы не школьная учительница из муниципальной школы в Дюмоне, которая сжалилась над девочкой, научила ее читать и писать и рассказала ей все, что она сама знала о жизни в высшем обществе.

В возрасте двенадцати лет, пытаясь вырваться из нищеты, графиня подружилась с помощником кучера — мальчишкой, который был ненамного старше нее. Парнишка служил в богатом доме, и, навещая своего друга, графиня привлекла к себе внимание стареющего аристократа — владельца обширного поместья. Несомненно, даже в раннем детстве она была прелестна. Когда она солгала, что ее родители умерли, аристократ и его жена решили удочерить бедняжку.

Я читал о том, как упорно графиня боролась с обстоятельствами жизни, и сочувствовал ей всей душой.

— Ты проявила настоящее мужество, — сказал я ей.

— Мне пришлось, иначе я бы не выдержала.

— А что сталось со школьной учительницей и с твоими родителями? И с этим пареньком — помощником кучера? — спросил я.

Она сделала неопределенный жест, свернув и развернув уголок страницы.

— Понятия не имею. С самого начала я взяла за правило не оглядываться назад.

После этого я долго не мог успокоиться, зная, что утром мне придется решать судьбу двух женщин, каждой из которых пришлось сражаться с судьбой, полагаясь только на собственные силы. В конце концов я все же заснул, так и не сумев принять окончательного решения.