Владимир Венгловский - Хоккей с мечом (сборник) Страница 14

Чу сидел на корточках в толпе своих соплеменников, окруживших ритуальный очаг. Взгляд невольно забегал по толпе, ища ту, которая заставляла юношеское сердце биться чаще. Наконец он остановился на милом лице. В груди приятно потеплело. Девушка о чем-то разговаривала с подружками, украдкой посматривая в сторону Чу. Парень немного смутился, но умело спрятал эмоции за каменным выражением лица будущего воина.

Седовласый жрец вышел в центр, требуя тишины. Голоса смолкли. Старец поднял руки вверх, и всё племя как один человек повторило это движение. Жрец закатил глаза и устремил взгляд к небу.

– О Лучезарный бог, позволяющий нам жить, мы благодарим тебя за те дары, которые ты позволил нам взять сегодня! Раздели с нами трапезу!

Чу, сколько себя помнил, наблюдал этот ритуал каждый день. Сейчас женщины принесут ароматические травы, грибы и овощи, приготовленные заранее, и опустят всё это в кипящий котел, тем самым ознаменовав последнюю фазу приготовления семейного ужина. Мясо и коренья уже сварились, и похлебка была почти готова. Аппетитный аромат успел добраться до Чу, включив механизмы пищеварительной системы на полную мощность.

– Хвалу воздаем Лучезарному богу и отцам нашим песней многоголосой, – продолжал ритуал старец.

Как только он затянул первые строчки песни, с неба, разрывая облака, прямо в котел ударил ослепительный луч. Он стал расширяться, превращаясь в столб яркого света. В его недрах набухало небольшое темное пятно. Оно разрасталось, принимая четкие контуры. Световой поток вытянулся в фигуру. Внешне та напоминала человеческую: две руки, две ноги, голова. Только черты лица невозможно было различить из-за огненного сияния. Над головой, слегка раскачиваясь, парило яркое кольцо. Вот что успел разглядеть Чу прежде, чем пал ниц, как и все жители деревни, перед появившимся богом. В том, что это было божество, не возникало никаких сомнений.

– Поднимите свои взоры, дети мои! – громогласно произнес Лучезарный. – Отныне и во веки веков вы, ваши дети и дети ваших детей будете славить меня по-другому! Я научу вас Игре! Каждый день вы станете оттачивать свое мастерство! Люди вашего племени будут рождаться и умирать, а Игра будет жить! С каждым новым поколением игроки будут расти в своем мастерстве. И только самым превосходным из них откроются врата в райские сады. Только лучшие и самые достойные при жизни вознесутся ко мне! А сейчас внимательно слушайте правила, которые навсегда должны остаться в ваших умах и сердцах…

– Умно было, братец, телепортировать меня прямо в кипящий котел! – ворчал Фандор, снимая скафандр.

– А я тебя предупреждал про жерло вулкана! – задорно хохотнул напарник.

– Всё? Эту планету засеяли? Неохваченных районов не осталось?

– Сам смотри – под завязку, – Прист пробежался пальцами по клавиатуре – и в воздухе, вращаясь, повисла голографическая модель планеты, на которой красной сыпью пульсировали обработанные районы.

– Полетели до ближайшей базы, отметим это дело!

– Неплохая мысль, а то нахождение внутри этого корыта уже стало изрядно действовать на нервы.

– Главное, чтобы процесс пошел в правильном русле, а не так, как на Ушрии. Помнишь, эти умники стали приносить в жертву лучших игроков? В итоге мы остались с носом.

– Подкорректируем, если что, лет через пятьдесят. Все равно игроки хорошего уровня появятся только спустя век-другой. Главное, что мы застолбили за собой эту планету. И теперь только мы имеем право отбирать отсюда игроков для клубов Вселенской Гуманоидной Футбольной Лиги!

Корабль лег на обратный курс. Очередной рабочий рейд футбольных селекционеров завершился. Оставалось только дождаться трансферного окна.

Михаил Ера

Удачная позиция

Снежная зимняя ночь опускалась на предместья Кракова. Запоздалые гуляки-шляхтичи спешили из города к своим усадьбам. Полная луна освещала едва заметные завьюженные дороги. Издали доносился протяжный волчий вой. В окнах домов еще горел свет, согревая душу уходящим во мрак санным путникам.

Лишь двухэтажный с покатой черепичной крышей особняк на самом отшибе выделялся полной темнотой. Внутри дома горели несколько свечей, но окна были плотно зашторены. В эту морозную ночь всего два человека находились в мрачном доме. Двое, отстраненные от всего земного. Двое, только телесно привязанные к миру живых. Полумрак небольшой комнаты был наполнен режущим глаза ароматом курящихся трав. На полу, у чаши с куреньями, подложив пятки под зад, сидел один из них. Он был полуобнажен. На чернявой голове его причудливым венком громоздились кости птиц и мелких животных, сплетенные шерстью из львиного загривка. На шее ожерельем висели прикрепленные к сыромятине крупные клыки. Лицо человека было сплошь выкрашено белой краской. На левой щеке от подбородка к уху намазаны две полосы красного цвета. Правая щека имела такие же, но черные полосы. Татуированные замысловатыми узорами и зубастыми мордами неведомых чудовищ руки, словно плети, лежали на коленях. Глаза были закрыты, а уста шептали что-то на странном гыкающем наречии. Сидя, он раскачивался из стороны в сторону, голос становился громче и звучал распевно. Тембр менялся от высоких писклявых нот до низкого, вибрирующего металлического звучания. Постепенно раскачивания становились более размашистыми, круговыми. Теперь и руки участвовали в неведомом танце – поднятые над головой, они вились, будто змеи.

В углу комнаты, на плетеном ивовом топчане, навзничь лежал второй мужчина. Глаза его были закрыты, обнаженный торс и чисто бритое, искаженное болевой гримасой лицо покрывала испарина. Он бредил. Несвязная речь его то затихала, то вырывалась истошным криком. Судорожная дрожь поражала тело. Вскоре душераздирающий вопль его заглушил собой волчий вой.

Испуганные лошади перешли в галоп. Кучера крестились, оглядываясь на страшный особняк, пьяные шляхтичи закутывались с головой в тулупы. Скорее прочь из Кракова: от волка ружье сбоку, а от колдуна душу уберечь нечем…

В тот год весна в Петербурге выдалась ранняя. Март незаметно быстро прокричал хриплым сорочьим голосом, отстучал капелью по мостовым. Апрель просушил разбитые колесами повозок дороги, украсил первой зеленью землю. Май обогрел жарким уже солнцем, раскрасил сады белым цветением вишни. Сирень заполнила ароматом улицы города. Девицы в пестрых платьицах, будто бабочки, запорхали по тротуарам. Извозчики ломали шеи, провожая взглядом веселых прачек, булочниц, белошвеек…

Утром, около одиннадцатого часа, Лука Сергеевич Желудев сидел за рабочим столом. Солнце широкой рекой проливалось сквозь кисейные занавески, ложилось на стол яркой ажурной полосой. Лука Сергеевич уже трижды макал перо, но так и не написал ни единой строчки. Меж тем карточный долг обязывал начать новый роман. Проигранная прошедшим вечером сумма не была чрезмерно велика, однако требовала решительных действий. Издатель тоже торопил со сроками, а мысль не шла. Полная пустота в голове. Даже пустячного сюжета не возникало. Лука Сергеевич недовольно сопел, грыз перо, злился. Кроме упреков, обращенных к самому себе, в голове ничего не вертелось. «Идиот! Надо было на семерку ставить!» – то и дело бормотал он.