Константин Якименко - Десять тысяч Страница 14

«Все бегут-бегут-бегут, а он им светит!» — крутилось в голове. Снова какая-то чушь… Хотя нет — почему же чушь? Вот как догонит так и засветит. Причём так засветит, что мало не покажется. Инна уже достигла середины зала. За трубами, похоже, было довольно-таки много свободного пространства… Она решила рискнуть. Остановившись, она ухватилась за нижнюю трубу. Мимоходом оглянулась: гигант уже был здесь. Кажется, он на миг поймал её взгляд, потому что снова выдал оглушительно своё «Гррры-ы-ы-ы!»

Господи боже, помоги мне! Она нырнула под трубу, тут же выпрямилась и побежала снова. Правая стена была рядом, а впереди… там, в конце зала, виднелся ещё один проход. Это шанс, чёрт возьми, шанс! Если дикарь замешкается с проползанием под трубой — а с его габаритами немудрёно замешкаться, — и она успеет заскочить в коридор…

«Все бегут-бегут-бегут…» Инна продолжала нестись на всех парах; дышала резко, отрывисто; подумала: ещё немного, и начну сдавать. Но, может быть, осталось совсем чуть-чуть… чуть-чуть до чего? Не важно… Она с разбега заскочила в ход — тот оказался Уже и темнее предыдущих; наверное, этой человекообразной твари будет здесь не так удобно. Она не оглядывалась, только продолжала путь. Показалась развилка: Инна свернула вправо, оставив без внимания прямой коридор. Чем больше его запутаю — тем лучше… Где там сейчас этот здоровила? Непонятно… Ладно, чёрт с ним, главное, что он пока ещё не здесь, не рядом со мной. Жить хочу, жить хочу!

Она миновала ещё одну развилку — и снова выбрала правый поворот. Ноги уже не могли держать прежний темп — хочешь-не-хочешь, скорость пришлось снизить. Собственное дыхание заглушало все прочие звуки, даже звук её шагов. А может, пол стал другой? Ладно, не важно — жить хочу, жить хочу! — слова уже отстукивали ритм прямо у неё в голове. Все бегут-бегут-бегут — жить хочу!

Коридор повернул налево. Инна обогнула угол — и с разбега едва не влетела в стену. Нет! — закричала мысленно, упёршись в неё обеими руками. Не-е-е-е-ет!!! Это же неправильно, ну какой смысл делать здесь тупик? Никакой нормальный коридор не должен вести в тупик. Так не должно быть, это глупо, это никому не нужно, ну зачем, зачем, зачем?!..

Инна забарабанила по стене кулаками: ну открывайся! Открывайся, кому говорю, ты, ненормальный коридор, ненормальный тупик, откройся, как то зеркало, ну что тебе стоит — ничего ведь, в сущности, не стоит, зато совершишь благородный поступок, я тебя век помнить буду, до глубокой старости доживу — и то не забуду, а не откроешься — так и не доживу, и некому будет тебя помянуть незлым тихим словом…

Тупик не внемлил мольбам Инны, отзываясь на её удары только гулким звоном. Ноги сами подогнулись, и она сползла на пол, села под стеной, склонив голову на колени — точно так же, как недавно сидел её преследователь. Дыхание было тяжёлым, сбивчивым, лёгкие буквально горели. Всё, юная Инночка, это конец, это гейм-овер! Звук шагов слышался вроде бы ещё где-то далеко, но он постепенно нарастал. Бежать назад, надеясь, что она успеет свернуть в другой ход на развилке? Нет, теперь у неё даже не хватало сил, чтобы подняться. Стоило только сбиться с ритма, и больше вернуться к нему не было никакой возможности. Жить хочу, жить хочу… Нет, не то уже. Тьфу!..

Ну вот, подумала на удивление спокойно, раз в жизни собралась сделать доброе дело. Не мелочёвку какую-нибудь, не пустячок — по-настоящему большое доброе дело. Не получилось. Ни человека не спасла, ни себя не уберегла. Она ясно представила, как он неподвижно лежит там, на больничной койке, бессмысленно глядя вверх… Будто глядит — и ничего не видит; может слышать всё — но не слышит ничего. Это почти как сон, в каком-то смысле это и есть сон, только долгий, неимоверно затянувшийся сон, постепенно переходящий в вечность. Десять тысяч было бы достаточно, чтобы вырвать его из этого коварного бесконечного сна и вернуть к яви. Ну да что теперь… Всё, забудь. Девочка Инна пошла на обед — девочку Инну сожрал людоед. Картинка перед глазами сменилась она увидела детский хор, тонкими дискантами выводящий этот нехитрый куплет. Руководила хором почему-то её известная своей злобностью деканша. Вот, подумала, а ещё говорят, человек в последнюю минуту вспоминает всю свою жизнь — а у меня, как всегда, фигня какая-то музыкальная в голове…

Шаги слышались уже громче, отчётливее. Что-то будто ударило Инну под сердце, и она вздрогнула. Тут же поняла со всей ясностью: ведь это случится сейчас! Сейчас эта отдалённо схожая с человеком тварь будет здесь, схватит своими лапищами её нежное тело, будет делать с ним всё, что только ни заблагорассудится… сначала, наверное, засунет, куда следует, свой огромный инструмент, а потом… Только теперь она заметила, что дрожит — руки, ноги, грудь… Шаги стучали в голове кузнечным молотом: бух! бух! бух! Совершенно невпопад тикало сердце: ту-тук, тук, ту-ту-тук, тук, тук, ту-тук… Ну, всё. Теперь уже всё. Всё, повторяла Инна это слово, уже забыв, какой в нём смысл, что оно означает, что вообще происходит… Всё, всё, всё…

Когда чудовище уже должно было показаться из-за угла, Инна почувствовала, что падает. Это показалось даже забавным. Стены вдруг повернулись боком, посерели — и слились в одно, растворились друг в друге… Всё вокруг стало серое и одинаковое, и она была среди этого серого — сидела? висела? летела? Не поймёшь — о каком движении можно говорить, если вокруг ничего не изменяется? Но это, в сущности, было приятно — она могла наклониться, повернуться боком, даже перевернуться… Ничего не менялось, совсем ничего. Легко-то как… Замечательно!

Неожиданно сквозь тишину прорвался голос:

— Вставай!

Голос был женским, но при этом грубым и звучал властно. Лёгкость тут же исчезла — зато возвращалось неровное дыхание и зелёная поверхность стен. Значит, ещё не умерла — Инна подумала об этом так, будто мысль касалась совершенно постороннего человека. Потом подняла голову и посмотрела в ту точку, откуда слышался голос. Там стояла девИца в чёрном блестящем купальнике — сама блондинка, волосы стянуты в «хвостик» на затылке; лицо вызывало ассоциации с боевой раскраской североамериканских индейцев. Инна перевела взгляд ниже: бог ты мой! На талии она носила пояс с пристёгнутыми к нему двумя пистолетами и длинными, с чуднЫм орнаментом, ножнами, наверняка скрывающими в себе кинжал. Инна тут же окрестила пришелицу «амазонкой».

— Пойдём отсюда! — крикнула та, и вдруг больно схватила её за руку.

Не хочу никуда идти, подумала Инна. Зачем? Я осталась жива, того дикаря как будто нет поблизости… Что ещё? Что тебе от меня нужно? Да оставь ты меня в покое! Оставь, ты, ненормальная! Вслух она ничего не сказала — всё ещё никак не могла выровнять дыхание.