Давид Дар - Богиня Дуня и другие невероятные истории Страница 14

И ей это очень нравилось.

А белокурый ноэт Вптя Влюбченко опять стал убежденным и последовательным атеистом и понял, что в наше реалистическое время нет и быть не может богов, а тем более богинь. И если бы рыжая красавица Дуня в самом деле оказалась богиней, то это находилось бы в вопиющем противоречии с материалистическим пониманием действительности.

ПЯТЬ

ПАЛЬЦЕВ

Да моей руке живут пять пальцев.

Это очень беспокойные пальцы.

Я не могу ни на минуту оставить их без присмотра, чтобы они не повздорили между собой или не натворили какой-нибудь беды.

Сколько раз я просыпался среди ночи, чувствуя странное движение на своей руке, и видел, что пальцы толкаются и ппнают друг друга.

- Чего разлегся, как барин! - кричал Указательный палец и давал подзатыльник Среднему.

- Куда же мне деваться? - с достоинством спрашивал Средний, подвигаясь поближе к Безымянному.

Но мой Безымянный палец ужасный франт и чистюля.

- Не приближайся ко мне, - говорил он брезгливо, - ведь на тебе чернила.

А Мизинец смеялся, как будто его щекотали, и пищал:

- Ой, сейчас вы меня совсем столкнете с ладони!

Так они возились, пока я не сжимал их в кулак.

А однажды я проснулся от короткой и острой боли. "Что за черт, подумал я, - обо что я мог уколоться?"

Пальцы тихонько лежали под одеялом, тесно прижимаясь друг к другу и прикидываясь спящими.

Но я чувствовал, что они не спят, а Указательный все ворочается и ворочается, будто не может найти себе места.

- Ну что, бродяга, - сказал я ему, - обо что ты укололся?

- Сам не знаю, - ответил он виноватым и лживым топом. - Наверно, в постель попала иголка.

Я зажег свет, осмотрел простыню и одеяло, но ничего не нашел. И вдруг обратил внимание на тумбочку, стоявшую возле кровати. На ней острием вверх лежала канцелярская кнопка.

- Ты лазал туда? - спросил я у пальца.

Он отогнул кверху свой кончик и смело поглядел мне в глаза.

- Да, - сказал он, - простите. Мне вдруг очень захотелось побродить одному. Ведь я еще никогда в жизни ничего не предпринимал самостоятельно.

И я решил попробовать. Я вылез из-под одеяла.

В полной темноте. Сердце так ужасно билось. Но я все полз, пока не очутился на краю кровати. Остальные пальцы отговаривали меня, они тянули меня назад, они цеплялись за простыню, но я все-таки перебрался на тумбочку. У меня закружилась голова от счастья: я мог делать что хочу. Вы крепко спали и ничего не чувствовали. Я мог потрогать лампу, перевернуть страницу книги, сдвинуть коробок спичек. Я даже мог, если бы захотел, спрятаться от вас под кровать. Пальцы уговаривали меня:

"Скорее лезь обратно, а то он ужасно рассердится".

Но я говорил, что вы не рассердитесь, наоборот, вы очень обрадуетесь, когда узнаете, что у вас есть такой самостоятельный палец. Представьте себе, что все ваши пальцы станут такими же. Тогда вы будете спать, или читать книгу, или сидеть в кино, а мы в это время сможем сами что-нибудь делать. Ну, например, пришьем пуговицу пли напишем сказку...

Он стоял передо мной, такой маленький, доверчивый и счастливый, что я не мог на него рассердиться.

- Ты славный палец, - сказал я, слизнув с него капельку крови. - Я очень рад, что на этот раз ты отделался только легким уколом, но я совсем не желаю когда-нибудь лишиться такого смелого пальца.

Поговорив так со своим пальцем, я снова потушил свет, и мы проспали до утра.

На следующий день, читая книгу, я заметил, что мои пальцы, думая, будто я не обращаю на них внимания, вели между собой такой странный разговор:

- Этой ночью, ребята, я понял, - говорил Указательный палец, - что пальцы вовсе не так уж зависят от человека.

Безымянный, старавшийся в это время разглядеть свое отражение в стеклянной чернильнице, сказал легкомысленно и небрежно:

- Мы зависим от него не больше, чем он от нас.

Интересно, что бы он стал делать, если бы мы отказались умывать ему лицо и расчесывать волосы?

- Послушать вас, просто уши вянут, - вмешался толстяк Большой палец. Если бы у вас под ногтями была хоть капля разума, так вы не воображали бы о себе, а понимали, что мы - это только конечности человека, и всё, и не о чем говорить.

Тут вступил в разговор Средний палец. Он нерелистал за мою жизнь столько разных книг, что был весьма раздумчивым пальцем.

- А вам, ребята, никогда не приходило в голо ву, - спросил он, - как поступает человек в темноте? Он протягивает вперед руку, а рука протягивает пальцы. И мы ведом за собой человека.

Эта мысль была такой ошеломляющей, что все пальцы растопырились от удивления.

- Именно так! - закричал Указательный, - Мы ведем его за собой.

Мизинец был очень доволен.

- Вот так да! - смеялся он. - Кто бы мог подумать, что я веду за собой человека, да еще такого, который пишет сказки!

- Кто пишет сказки? - удивился Средний палец. - Разве он пишет сказки? Он сочиняет их, с этим я спорить ие буду, по пишем-то все-таки мы, а не он.

А Большой палец, этот толстобрюхий наглец, подтвердил:

- Это верно, пишем-то мы. Вон и сейчас еще у меня вся морда в чернилах!

Средний палец сказал:

- Так давайте сделаем вывод: мы имеем такое же право на независимость, как и сам человек.

- Л зачем нам независимость? - спросил Большой палец. - Что пам с ней делать?

- О, независимость! - воскликнул Указательный. - Я бы знал, что с ней делать!

Безымянный мечтал:

- Я бы сделал маникюр. Я бы покрыл свой но гочь лаком. Я бы купил перстень.

- Тьфу, - сказал толстяк, - просто противно слушать.

Но за Безымянный вступился Средний:

- Ты зря на него нападаешь. Ведь только для того и нужна независимость, чтобы делать все, что мы пожелаем, - говорил он. - Захотим - будем делать маникюр, захотим - будем щипаться, захотим-чесаться. А если вдруг нам придет в голову устроить комбинацию из трех пальцев, так пожалуйста! Все в наших руках!

- Это, конечно, очень заманчиво-делать все, что вздумается, - сказал Большой палец, - но ведь это бесплодные мечты.

- Как сказать! - ответил Средний. - Если человеку объяснить как следует...

- А что? Может, попробуем? - перебил Указательный палец. - Давай, братишка, ты у пас такой начитанный, действуй!

И Средний палец стал действовать.

Для разговора со мной он выбрал такое время, когда я заканчивал одну из своих сказок. В этой сказке я, подобно другим писателям, довольно красноречиво рассуждал о независимости личности.

Мне оставалось дописать только страницу, и я торопливо набрасывал строку за строкой, как вдруг Большой, Указательный и Средний пальцы, державшие перо, разогнулись, и перо выпало из руки, расплескав на бумаге кляксу.

- В чем дело, ребята? - спросил я.