Термитник Хеллстрома - Фрэнк Херберт Страница 15

Хеллстром повернул ключ на консоли, и лицо Старины Харви исчезло с экрана монитора. Харви очень стар; к тому же долгая жизнь среди людей Внешнего мира притупила в нем свойственную обитателям Термитника чувствительность к внешним угрозам, а также связующее их всех чувство солидарности, но он умел подчиняться, невзирая на страхи и сомнения. В этом смысле ему можно было доверять безоговорочно, в отличие от человеческих существ, которые развивались во Внешнем мире в условии жестких ограничений, царивших в том, что население Термитника именовало «дикими сообществами». Старина Харви был надежным работником.

Хеллстром вздохнул, осознав тяжесть ноши, которую взвалил на плечи, – почти пятьдесят тысяч работников, занятых выполнением своих обязанностей в лабиринтах Термитника. Прислушался к себе, ища ощущений, которые успокоили бы его, мол, у нас все в порядке. Доносившийся снизу звук был подобен гулу пчел, в жаркий полдень собирающих с цветов нектар и пыльцу. Было в этом звуке нечто умиротворяющее, и Хеллстрому было важно вслушаться в голос Термитника, чтобы восстановить силы и душевный покой. Но сегодня эти звуки не принесли ему покоя. Он ощущал беспокойство, усиливающееся по мере того, как его приказы проникали на самые низшие уровни Термитника, а потом, словно эхо, возвращались к нему. Что-то было не так.

Настоятельная необходимость соблюдать осторожность во всем была постоянной заботой Термитника и каждого его обитателя. Сам Хеллстром унаследовал это свойство, еще более развитое праматерью Тровой, а также теми, кого она избрала ему в наставники. Поначалу он возражал против того, чтобы снимать документальные фильмы. Это было похоже на провокацию. Но известный афоризм «Кто знает о насекомых больше, чем тот, кто рожден в Термитнике?» постепенно помог ему преодолеть сомнения, и вскоре он беззаветно предался данному занятию. Термитник неизменно нуждался в этом универсальном символе силы и власти – в деньгах. И фильмы приносили изрядные суммы денег на их счета в швейцарских банках. Деньги шли на удовлетворение тех нужд обитателей Термитника, которые мог удовлетворить лишь Внешний мир, например на покупку алмазов для буров, какими они вспарывали чрево Земли, строя свой лабиринт коридоров и сот. В отличие от «диких сообществ» Внешнего мира, Термитник искал гармонию со своим окружением, вступал в отношения, чтобы служить его совершенствованию, добиваясь, таким образом, того, что окружение начинало служить Термитнику. И эти взаимоотношения, которые поддерживали Термитник в прошлом, без сомнения, помогут ему сейчас, в это непростое время! Производство фильмов не было ошибкой, уверял себя Хеллстром. В них, кроме того, было нечто одновременно и поэтичное, и забавное – они должны были напугать жителей Внешнего мира, показав им реальность в форме разнообразных и многочисленных видов насекомых, в то время как действительность скрытая и более глубокая взрастет на почве страхов, какие она же сама и создала.

Хеллстром вспомнил строки, которые по его настоянию были вписаны в сценарий одного из их последних опытов в документальном кино. «В совершенном обществе не может быть ни эмоций, ни сострадания; драгоценное пространство не должно впустую тратиться на тех, кто пережил свой функционал».

Очередное вторжение шпиона из Внешнего мира напомнило Хеллстрому о пчелином волке. Если этот хищник нападает на улей, пчелы обязаны мобилизовать все ресурсы, которыми располагают. В обществе, основанном на кооперации, судьба каждого есть общая судьба.

Я обязан перехватить инициативу, сказал он себе. Стать центром и основной силой нашей обороны.

Хеллстром быстро покинул соту, зашел в ближайшую от нее общую душевую, тщательно вымылся, не обращая внимания на то, что рядом с ним плещется несколько химически стерилизованных особей женского пола, провел по лицу депилятором, сконструированным мастерами Термитника, и вернулся к себе. Там он надел то, что носят люди во Внешнем мире: коричневые брюки, белую хлопковую рубашку и темно-серый свитер, а поверх него – светло-коричневый пиджак. Натянул носки и пару кожаных ботинок, произведенных во Внешнем мире. Подумав, достал из верхнего ящика стола небольшой пистолет иностранного производства и сунул его в карман. У этого оружия был более широкий радиус действия, чем у их шокеров, и, к тому же, чужаки знают, что такое пистолет, а потому им легче напугать их.

Выйдя из своей соты, Хеллстром двинулся по знакомым галереям и коридорам, по которым растекался гул производимых Термитником работ. На его уровне методом гидропоники выращивались овощи. Двери в оранжереи были открыты, чтобы обеспечить доступ сборщикам урожая. Хеллстром отметил, насколько споро идет работа. Рабочие, шагая вдоль рядов растений по двое, собирали в корзины соевые бобы. Посторонний решил бы, будто в оранжерее царит хаос, но здесь не было слышно ни ссор, ни болтовни. Рабочие – при всей скорости, с которой они работали, – не сталкивались друг с другом, не опрокидывали чужих корзин. Наполненные корзины ставились на подъемники, расположенные на дальней от входа стене, и бобы отправлялись на переработку. Необходимые сигналы передавались молча, жестами. Гигантские помещения оранжерей были свидетельством эффективной организации труда. Да и сами рабочие – отлично подготовленные, эффективно стерилизованные, сытые (конвейеры с питанием находились в нескольких шагах по главной галерее), трудились в полной уверенности, что то, что они делают, жизненно необходимо Термитнику и его обитателям.

Двигаясь между снующими туда и обратно рабочими и постоянно уворачиваясь от столкновения с ними, Хеллстром исполнял нечто вроде элегантного танца. Постоянных бригад тут не было. Рабочие покидали оранжерею, когда уставали или начинали испытывать голод. И тотчас же оставленное ими место занимали другие, и каждый знал, что от него требуется.

Лифты на верхних уровнях Термитника были старой модели – громкие и трясущиеся. Хеллстром шагнул к одному из них, но путь ему преградила группа рабочих. Они несли в оранжереи ящики с пророщенными растениями – они пересадят старые, чтобы таким образом поддержать непрекращающийся цикл производства пищи, от которого зависела сама жизнь Термитника.

Прибыл идущий наверх лифт. Дверца открылась, и Хеллстром вошел. В кабине ощущался тяжелый животный запах Термитника. Его уничтожали очистные сооружения, выводившие отработанный воздух наружу, но, очевидно, где-то на нижних уровнях возникла утечка необработанного воздуха, и нужно было отправить ремонтников, чтобы они устранили ее. Содержание лифтов и системы вентиляции было постоянной заботой ремонтных бригад, и с утечками надо было решать незамедлительно. Хеллстром отметил – проверить позднее, починили ли систему. Через пару минут он был уже на этаже под полом студии-амбара, и его внимание привлекли более неотложные проблемы.

С этими новыми чужаками он не станет спешить. Чаны для переработки могут и подождать.

Из дневника Нилса Хеллстрома

В устных преданиях, существовавших за сотню лет до появления первых письменных хроник, сказано, что традиция бережного сохранения и переработки всего принадлежащего колонии белка возникла в глубокой древности. Я сомневаюсь в этом. Скорее всего, это красивый миф, и реакция людей из Внешнего мира подтверждает это мое предположение. Праматерь Трова считала, что чаны переработки – прекрасная метафора ничем не сдерживаемого общения между поколениями Термитника, метафора той открытости друг к другу, которой отличаются отношения между его жителями.

– Если кто-то из нас умирает, – говорила она, – ничто из его навыков, умений и опыта не исчезнет вместе с ним; то, чему он научился за время своей жизни, станет общим достоянием.

На всем протяжении существования письменной традиции никто не подвергал этот миф ревизии, и я не собираюсь делать это, по крайней мере, открыто. И поступаю я так, кроме всего прочего, еще и потому, что этот миф придает нам сил. Вероятно, именно так возникает религия.

На верхних этажах лабиринта осторожность как основной принцип жизни Термитника становилась вещью вполне видимой