Тед Чан - История твоей жизни Страница 15

Мне снится один и тот же, повторяющийся до деталей сон о твоей гибели. И в этом сне на скалу карабкаюсь я… нет, ты можешь себе такое представить? а тебе всего три года, и ты едешь на мне верхом в каком-то рюкзаке. Мы всего на несколько футов ниже карниза, где можно отдохнуть, но ты не хочешь ждать, пока я до него долезу, и начинаешь выползать из рюкзака. Я приказываю тебе сидеть смирно, но ты, как всегда, пропускаешь мои слова мимо ушей. Ты барахтаешься, перемещая свой вес то вправо, то влево, и вдруг я чувствую на плече твою левую ногу, а после и правую на другом. Я кричу на тебя ужасным голосом, но не могу схватить, ведь обе руки у меня заняты. Потом я вижу волнистый узор на подошвах твоих кроссовок, когда ты начинаешь взбираться вверх, и я вижу, как каменный выступ вдруг разваливается под твоей ногой. И ты скользишь вниз мимо меня, а я не могу пошевелить и пальцем, я могу только смотреть вниз и вижу, как ты уменьшаешься, уменьшаешься и где-то очень, очень далеко совсем пропадаешь из виду.

Потом, совершенно внезапно, я вижу себя в морге. Санитар открывает твое лицо: тебе двадцать пять лет.

— Что с тобой?

Оказывается, я проснулась и сижу на кровати; я разбудила Гэри своим резким движением.

— Все в порядке. Я просто не могла сообразить, где нахожусь.

— В следующий раз останемся у тебя, — сказал он сонным голосом.

Я поцеловала его.

— Пустяки. У тебя очень хорошо.

Мы уютно свернулись клубочком, Гэри тесно прижался к моей спине, и мы снова погрузились в сон.

Тебе три года, и когда мы станем подниматься по крутой винтовой лестнице, я буду держать тебя за руку особенно крепко. Я могу сама! — запротестуешь ты, выдергивая руку, и когда ты побежишь вперед по ступенькам, чтобы доказать мне свою правоту, я вспомню тот самый сон. Эта сцена будет повторяться не знаю сколько раз, пока ты мала. Я почти готова поверить, что ты, движимая чувством противоречия, ощутишь неодолимую тягу к альпинизму исключительно из-за моих стараний уберечь тебя от опасности. Сперва будет шведская стенка на игровой площадке для малышей, потом высокие деревья защитной полосы, отгораживающей наш квартал от скоростной магистрали, потом каменные столбы в горно-спортивном клубе и, наконец, могучие скалистые обрывы в национальных парках.

Я дописала последний радикал, положила мелок, вернулась к рабочему столу и уселась в кресло. Откинувшись на спинку, я с удовольствием обозрела гигантское предложение на Гептаподе Б, покрывающее всю поверхность доски в моем кабинете: включив в него дюжину очень сложных придаточных, я умудрилась интегрировать их не просто удачно, но весьма элегантно.

Глядя на подобные предложения, я очень хорошо понимала, почему у гептаподов развилась семасиографическая система письма. Для расы с симультанным восприятием устная речь — что бутылочное горлышко, последовательно пропускающее словесные капли по одной, в то время как письменные знаки на странице видны все одновременно. Разумеется, таким существам даже мысль не могла прийти о глоттогографическом письме, копирующем Гептапод А: предложения на Гептаподе Б не только предлагают все свои знаки одновременно, но и в полной мере используют преимущества двумерного пространства перед линейной последовательностью морфем.

Теперь, когда Гептапод Б вплотную подвел меня к симультанному образу мышления, я постигла рациональное начало грамматики Гептапода А: то, что моему последовательному уму казалось прежде неоправданно запутанным и нелогичным, на самом деле являло собой попытку придать линейно ограниченному потоку речи дополнительную гибкость и некий намек на симультанность. В результате я стала пользоваться Гептаподом А почти свободно, и все-таки он был очень неважной заменой Гептаподу Б.

В дверь разочек стукнули, и Гэри тут же просунул голову внутрь:

— Полковник Вебер будет здесь с минуты на минуту!

Я скорчила гримасу.

— Что ж, ничего не поделаешь.

Вебер вознамерился лично побеседовать с Трещоткой и Свистуном, а мне предстояло выступить в роли переводчика; я терпеть не могла это занятие.

Гэри перешагнул порог и закрыл дверь. Потом он вытащил меня из кресла и страстно поцеловал.

— Ты хочешь подбодрить меня перед приходом Вебера? — спросила я.

— Ничего подобного! Я желаю подбодрить себя.

— Ты ведь не слишком интересовался гептаподами, правда? Признайся честно, ты влез в этот проект только для того, чтобы затащить меня в постель.

— О да! Ты видишь меня насквозь.

Я посмотрела ему в глаза.

— Лучше бы тебе поверить в это.

Когда тебе стукнет месяц, мне придется вылезать из постели в два часа пополуночи, чтобы накормить тебя строго по расписанию. В детской будет витать пресловутый младенческий запах: тальковая пудра, крем от опрелостей, тоненькая струйка аммиака из угла, где стоит ведро для подгузников. Я вытащу твое визжащее тельце из колыбели и сяду в кресло-качалку, чтобы поскорее тебя успокоить.

Слово «инфантильный» происходит от слова «инфант», а то, в свою очередь, имеет корни в латыни, где означает «неспособный говорить». Тебе, однако, совсем не нужны слова, чтобы втолковать мне ясно и недвусмысленно: Я СТРАДАЮ! Я не могу не восхититься истовостью твоего сообщения; рыдая, ты являешь собой истинное олицетворение ярости, и каждая клеточка твоего тела стремится выразить одну-единственную эмоцию.

Не странно ли, что, когда ты спокойна, ты словно излучаешь свет, и если бы кто-то решил написать твой портрет в такую минуту, я потребовала бы непременно добавить сияющий нимб. Но если ты несчастна, ты попросту клаксон, испускающий звук, и тогда твоим портретом может послужить пожарная сирена.

На данной стадии твоей жизни для тебя не будет существовать ни прошлого, ни будущего; у тебя нет памяти о былом насыщении, нет предвкушения нового, и потому ты никогда не успокоишься, пока не получишь грудь. СЕЙЧАС — единственный момент, который ты способна воспринять; ты будешь жить в грамматическом настоящем. И это во многих отношениях завидное состояние.

Гептаподы не свободны, не связаны в том смысле, как мы понимаем эти концепты; они не действуют по собственной воле, но и не являются беспомощными автоматами. Их специфический способ восприятия приводит не только к тому, что действия гептаподов совпадают с историческими событиями; гораздо важнее и интереснее, что мотивы их действий совпадают с целями истории. Действия ради порождения будущего; постановка хронологической пьесы.

Свобода отнюдь не фикция, она совершенно реальна в контексте последовательного восприятия. Но в контексте симультанного восприятия свобода бессмысленна. Правда, и принуждение тоже; это просто иной контекст, не более и не менее достоверный, чем наш собственный.