Юрий Никитин - Великий маг Страница 15

Я спросил с почтительным интересом:

– А что, до этого не пробовали?

Томберг признался:

– Нет. Боялся. Понимаете, на машинке шрифт и размер букв не поменяешь… А комп казался страшной штукой. Помните, как чуть что, я вопил: Володенька, помогите!.. Вы являетесь, аки ангел, и говорите, вздыхая, что надо, мол, вытащить дискетку из дисковода, тогда и загрузится… Или, что я ногой выдернул шнур под столом, потому комп не включается… Словом, осмелел, начал пробовать, что за страшные такие опции, как «Буквица», «Правописание», «Автоформат»… И вот тогда-то как обухом ударило… А ведь, подумалось, автор теперь может сам не только набивать текст, но и участвовать в оформлении своей книги! Сам может верстать, сам готовить ее такой, какой хочет видеть, и в таком виде сдавать уже в типографию. Надобность в издательстве отпадает вовсе! Я имею в виду издательских техредов, корректоров, огромное число технического персонала, что с линейками в руках толпой доводят рукопись до того момента, когда ее можно нести в типографию. А у меня это все делает комп. Вернее, я сам с помощью компа. Все технические редакторы, очень важные и высокооплачиваемые персоны в издательствах старого типа, отмерли, вы очень верно говорите, как извозчики или изготовители кнутов!

Я слушал с вялым интересом, старые пердуны всегда любят порассказывать о своих дремучих временах, но Томберг не просто старый пердун, он в самом деле автор божьей милостью, которого я в детстве читал с жадностью.

Томберг вдруг прервал себя на полуслове. Взглянул внезапно помрачневшими глазами.

– Володенька, но что же дальше?.. Что дальше?

– Жизнь, – ответил я.

– Но как же… Как же?.. Я уже сам – издательство, а типография – всего лишь печатный станок. Там печатают то, что я принесу. И что оплачу, естественно. Уже это страшно… Но ведь книгу теснят со страшной силой! Теснило кино, потом – видеомагнитофоны, компьютерные игры, теперь фильмы на дисках. Говорят, уже появились какие-то видеокниги. Я слышал о них в новостях, но, признаться, так и не понял.

Я сказал осторожно:

– Все развивается, Петр Янович.

– Но не регресс ли это?

– Полагаю, нет.

– Вы уверены? Ведь с развитием техники природа человека лучше не стала!.. А вот ухудшиться – ухудшилась, это не только я говорю.

Все больше народу, мелькнуло у меня в черепе, переходит на чтение с экрана. Писатели отчаянно увеличивают количество выпускаемых романов, чтобы как-то прокормиться. Понятно, качество падает. А потребители все больше и больше предпочитают сперва просмотреть в html, а уж потом покупать самое лучшее. Сперва это была одна книга из десяти, потом из ста… А когда дойдет до того, что читатель начнет покупать одну из тысячи прочитанных в Интернете, то книгопечатание умрет полностью. Как и писатели старой формации.

Вдруг он едва не поперхнулся остатками кофе. Глаза стали круглыми.

– А сегодня я еще одно гадкое слово встретил, – сообщил он потрясенным шепотом. – Инфисты!.. Разрастается букет из сорняков дурацкого новояза!

Я смолчал, отстает Томберг. Это слово придумал я, чтобы не употреблять длинное словосочетание «специалисты по информационной войне». Сперва я экспериментировал со словами: «информбоец», «информсолдат», но, во-первых, мы не солдаты, а суперпупергенералы, во-вторых, все равно хреново. А «инфист» неожиданно прижилось, тем более что странным образом распадалось на два английских слова «ин» и «фист», что порождало толкования и замысловатую многосмыслицу, иногда весьма игривую.

Уже через неделю после появления моей статьи с этим термином я встретил его в работе известного профессора Завадского, а еще через месяц его употребляли всюду, как ставшие привычными: драйвер, хард, софт, чип, оцифровка, Инет… Сейчас слово «инфист» знают и пользуют уже во всем мире.

Томберг аккуратно опустил пустую чашку на блюдце, поднялся.

– Спасибо, Володенька, и доброй вам ночи.

– Книгу не забудьте, – напомнил я.

– Володенька, я не могу принять от вас такой подарок…

– Я взял за копейки, – напомнил я. – Взгляните, там впереди лэйбл с новой ценой.

– Но все равно это великая ценность!.. Господи, эти варвары оценили, как выброшенные тапки!

Я отмахнулся.

– Петр Янович, я в стихах полный нуль. Мое пристрастие – философия, этика, религия. А это, сами понимаете, совсем другие люди…

Уже на выходе в прихожую он обернулся, книга прижата к груди, погрозил пальцем.

– Философия – тоже книги. Так что не отгораживайтесь, мы – одни и те же люди.

Он бросил взгляд на экран моего ноутбука. Я шепотом подал команду, скринсейвер исчез, высветился текст, обычный текст, как в книгах. Томберг не догадывается, что автор самых ходовых видеороманов как раз я, его сосед. Именно я вольно или невольно хороню остатки прежней книжной культуры, милой, наивной и допотопной.

Сейчас там на экране текст романа «Мертвые души», шрифт крупный, чтобы Томберг сразу увидел, что читаю классику, а не современную порнуху, уважаю классиков, держу классиков на видном месте, время от времени перечитываю. А вообще слово «классики» произношу часто и всегда уважительно.

Томберг, однако, посмотрел на меня с мягкой укоризной.

– Но как можно читать с экрана? – воскликнул он и добавил патетически: – Не понимаю!.. Просто не понимаю, уж простите великодушно. Это же… это же нелепо! И глаза портятся.

Я покачал головой.

– Это старые представления. Помните большие безобразные мониторы, что едва помещались на столе, похожие на телевизоры?.. Вот те – да, могли влиять на зрение, если, конечно, пялиться на экран неотрывно по двенадцать часов. Ведь что такое тот экран: это та же лампа! А нынешние, жидкокристаллические, построены по другому принципу. На глаза уж никак не повлияют.

Он воскликнул еще патетичнее:

– Но а сама эта штука, этот бездушный элбук? Я хочу держать в руках именно шуршащее страницами, пахнущее типографской краской, чувствовать твердый переплет, который открывается, как раковина нежнейшей устрицы, а там дивное лакомство форзаца, дальше смотрю на титул, уже предвкушая все наслаждение пиршеством, уже слюньки текут, уже страницы шуршат, я слегка сгибаю страницы и бегло пропускаю под пальцами, как опытный картежник, что тасует колоду карт, но не позволяю глазу ухватить хотя бы слово, чтобы не иметь ни малейшего представления о том, что там будет в середине действия, а вы же знаете, какая хитрая штука наш глаз: может при любой скорости выхватить слово, а то и фразу, что сразу раскроет тщательно упрятанный замысел хитроумного автора…

Он задохнулся, сглотнул слюну, кадык дернулся, глаза смотрели мечтательно в пространство, а пальцы нервно дергались, я видел, что они бережно гладят корешок, трогают торец, прощупывают наличие каптала.