Евгений Войскунский - На перекрестках времени. Научно-фантастические рассказы Страница 15

Холмс опустился на корточки и с помощью лупы внимательно изучил следы.

— Какая погода стояла в Париже и окрестностях в последние дни? — спросил он, поднявшись.

— Сухая и жаркая, — ответил префект.

— Странное обстоятельство. Ведь чтобы попасть сюда, человеку пришлось прейти несколько коридоров, устланных коврами и дорожками. А эти следы нанесли сюда свежую грязь — такую, какая бывает в хорошем саду после дождя. Быть может, вы знакомы с моими научными работами о почвах? Ну, так это не городская грязь! Теперь скажите, это вы приводили собаку?

— Собаку? — переспросил префект. — О нет, собаки здесь не было…

— Была, — сказал Холмс. — Взгляните-ка сюда.

Мы хорошенько присмотрелись и различили полустертые крупные следы собачьих лап. У меня невольно пробежал холодок по спине.

Холмс угадал мои мысли.

— Ставлю гинею, Ватсон, что вы вспомнили баскервильского пса. Я сам не могу забыть это чудовище. Но, слава богу, двадцать два года назад я собственноручно всадил в него пять пуль. А это, — Холмс опять присел на корточки, — это молодая немецкая овчарка, вот и ее шерстинки: она линяет. Очень милая, хотя и недостаточно воспитанная собачка.

И Холмс указал длинным пальцем на угол пьедестала. Собака стояла здесь на трех лапах, а на углу постамента красовался еле заметный подтек.

Больше ничего обнаружить не удалось. Человек в странной рубчатой обуви и невоспитанная овчарка топтались вокруг Крылатой Ники, но дальше следы никуда не вели. Как будто похититель спустился с неба и в небо же улетел, прихватив статую.

— А теперь, мсье Холмс, — не без торжественности сказал префект, — извольте ознакомиться с вещественным доказательством.

С этими словами он вынул из кармана пакетик, развернул бумагу и протянул Холмсу небольшую расческу.

— Преступник обронил ее вот здесь, возле пьедестала, — добавил он.

Расческа имела обычную форму, но была сделана из стекла.

— Стеклянная расческа! — удивленно сказал сэр Артур. — Очень гигиенично, конечно, но хрупкость стекла…

— Это не стекло, — сказал Холмс, осторожно сгибая гребешок. — Изрядная гибкость, однако…

Я видел, что мой друг весьма заинтересовался странным материалом, из которого была сделана расческа. Он вертел ее в руках, разглядывал через лупу и даже понюхал.

— Отпечатки пальцев на расческе, — сказал префект, — не соответствуют образцам европейских преступников, известных французской и английской полиции.

— Вы пробовали расшифровать эту надпись? — спросил Холмс.

— Пробовали. К сожалению, безуспешно.

На спинке расчески были вытиснены мелкие буквы вперемежку с цифрами:

МОСНХ ВТУ 2431 -76 APT 811 2C.

Мы долго разглядывали непонятный шифр.

— Единственное, что можно понять, — сказал я, — это «APT» — склонный, способный… Склонный к 811?.. Чепуха какая-то.

— Буква «С» может означать «comb» — гребешок, — высказал сэр Артур робкое предположение. — Буква «Н» — не сокращенное ли «hair» — волосы? Comb for hair — гребешок для волос…

— Не так просто, сэр, — сказал Холмс. — Не так просто. Пока я берусь утверждать одно: владелец расчески — блондин лет сорока — сорока пяти; он недавно был в парикмахерской и пользовался чем-то вроде бриолина. Если разрешите, господин префект, я возьму расческу и займусь ее исследованием.

— О да, мсье Холмс, — сказал префект. — Все, что угодно.

Около пяти вечера мы с сэром Артуром постучались к Холмсу. Он сидел у себя в номере, окутавшись табачным дымом, гребешок лежал перед ним на столе, тут же стояли банки с какими-то растворами.

— Удивительный материал, джентльмены, — сказал Холмс, предложив нам сесть. — Он прозрачнее стекла, его показатель преломления гораздо ближе к показателю преломления воздуха, чем у стекла. Эта штука не вспыхивает, как целлулоид. Ее удельный вес меньше удельного веса стекла.

— Ну, а шифр, Холмс? — спросил я. — Что вы можете сказать о нем?

— Вы знаете, Ватсон, что я превосходно знаком со всеми видами тайнописи и сам являюсь автором труда, в котором проанализировано сто шестьдесят различных шифров, включая шифр «пляшущие человечки». Однако я вынужден признать, что этот шифр для меня — совершенная новость. Думаю, мы имеем дело с шайкой весьма опасных и ловких преступников, среди которых может быть ученый, скажем, типа профессора Мориарти…

— Помилуйте, Холмс! — вскричал я. — Но вы сами были свидетелем его гибели в швейцарских горах в мае 1891 года!

— Да, это так. Но у него, вероятно, остались ученики и последователи. Можно предположить, джентльмены, что первые четыре буквы шифра — МОСН — означают Movement of Cruel Hearts.[1]

Я был поражен смелой догадкой моего друга, а сэр Артур, помолчав, сказал почтительным тоном:

— Прошу прощения, мистер Холмс, но с равным успехом можно расшифровать буквы, как Movement of Cheerful Housewifes[2] или что-нибудь в этом роде.

На тонких губах Холмса зазмеилась ироническая улыбка.

— Ценю ваш юмор, сэр Артур, — сказал он. — Разумеется, здесь открывается широкое поле для догадок всякого рода. Однако главная загадка заключается в следующем: как могли днем незаметно вынести тяжелую статую из Лувра? Признаться, я просто ума не приложу… Думаю, что нам придется проконсультироваться с учеными.

— Давайте пригласим профессора Челленджера, — предложил сэр Артур. — Очень крупный ученый. Конечно, телеграфировать ему я не стану — это значило бы нарваться на оскорбление, но я мог бы послать депешу моему приятелю Неду Мелоуну, единственному из журналистов, которого Челленджер пускает к себе на порог.

— Хорошо, — согласился Холмс. — Характер у Челленджера неважный, но ученый он превосходный.

Тут зазвонил телефон. Холмс снял трубку и некоторое время молча слушал. Затем он сказал нам:

— В Лувре получили какое-то важное письмо. Оно несколько задержано доставкой, так как адрес написан не совсем правильно. Едем, джентльмены.

ГЛАВА ВТОРАЯ,

Не знаю даже, с чего начать: уж очень взволновала меня эта история.

Начну так:

Я, Андрей Калачев, старший научный сотрудник Института Времени-Пространства, обвиняю Ивана Яковлевича Рыжова, заведующего Сектором хронокибернетики нашего же института, в…

Нет. Лучше расскажу все по порядку. В хронологической последовательности (употребляю это выражение в житейском смысле слова: мы вообще-то имеем дело в основном с хроноалогическими категориями).