Петроний Аматуни - Парадокс Глебова Страница 15

Рат не нажимал кнопок, ничего не включал, не говорил, а машина взлетела и на небольшой скорости Стала набирать высоту.

— Дьявольщина! — вполголоса произнес я, не найдя более достойного слова для восхищения.

Рат, ни черта не понявший, вежливо спросил:

— Ты что-то сказал?

— Кем ты работаешь, ани?

— Главным конструктором универсальных транспортных машин индивидуального пользования.

— Тогда объясни мне: где источник энергии для двигателя?

— Везде. У нас энергия передается на расстоянии, и вся планета покрыта оболочкой единой энергетической системы, точно атмосферой.

— А сама энергия? — допытывался я.

— Мы добываем ее из вещества. Сперва пошли в ход горы и даже один хребет. Но стало жалко и, кроме того, необходима сложная защита от вредных излучений… Мы выбрали маленькую планету Миду — недалеко от нас.

— Планету?!.

— Да. Установили на ней автоматы, превращающие ее вещество в энергию, направленно излучаемую на Гаяну… У нас же на второй луне, построенной Лимом Роотом, имеется мощная приемная станция, она-то и включает эту энергию в распределительную сеть. Так, незаметно, мы съедаем эту безжизненную планету! — засмеялся Рат. — Но ее хватит на миллионы лет.

— Я все же не пойму, как ты управляешь машиной?

— Мысленно. Она телепатически воспринимает мое желание и исполняет его. Но если хочешь знать, — Рат повернулся ко мне и заговорил, все более увлекаясь, — у моего гравитомобиля выявился большой недостаток: он привыкает быстро к одному человеку и плохо слушается других…

— Ну это еще терпимо, — прервал я его.

— Чего же терпимого? — махнул рукой Рат. — Но я все же решу и эту задачу! Сперва нужно полностью изучить характер машины, ее поведение в разных условиях. Поэтому Народный Совет Гаяны разрешил выпустить пока лишь небольшую серию. Хочешь побывать на экспериментальном заводе?

— Очень хочу!

— Когда тебе разрешат, я прилечу.

— А кто должен разрешить?

— Врач Ле. Вы сейчас будете жить на берегу озера Лей, в доме, специально построенном для вас… Когда Ле убедится, что природа и климат Гаяны не противопоказаны жителям Земли, тогда и посетим наш завод.

2

Светло-синее озеро Лей — искусственный курорт. Гористый северный берег долго скрывал его от нас (мы летели на небольшой высоте), а потом сразу увидели по его краям красивые санатории — бледно-розовые, бирюзовые, нежно-голубые, золотистые, аквамариновые, ярко-синие и просто белые здания.

В небе над Леем кружились или висели в воздухе вертолеты, аэростаты, миниатюрные дирижабли, гравитомобили; повыше санаторники выполняли на авиэтках фигуры высшего пилотажа (возможно, прописанные им врачами?..).

Воздух оказался столь «населенным», что я не сразу заметил дирижабль, на открытой площадке которого стояло несколько любителей острых ощущений.

Мы пролетали мимо как раз в тот момент, когда пышноволосая девушка (или столетняя дама — разве на Гаяне угадаешь, да еще на расстоянии!) отчаянно ринулась вниз.

— Упала! — вскрикнул я, хватаясь за подлокотники

— Прыгнула… — уточнил Рат.

Верно: тонкий эластичный трос извивался за девушкой. Вскоре трос натянулся, а когда до воды осталось совсем немного и я был убежден, что девушка врежется в группу купающихся, трос спружинил и, видимо, стал накручиваться на барабан, скрытый в глубине дирижабля.

Скорость падения девушки замедлилась, она на секунду замерла над головами пловцов и… стремительно помчалась вверх, где ее подхватили заботливые руки веселых товарищей.

И почти следом за ней из воды пулей выскочил стройный юноша, с широким поясом и плоским ранцем на спине, и вспрыгнул на площадку дирижабля!

— Это еще что за штука? — спросил я.

— Он надел на себя спортивный реактивный двигатель… Так можно взлететь до тысячи метров, если захочешь.

— Не страшно?

— Гаянцы не боятся высоты.

— Но с тросом — это здорово! — сказал я. — Похоже на прыжки с штрабатом в наших земных цирках…

Я еще долго мог бы любоваться этой воздухо-водо-земной жизнью, но нас заметили все и кто в чем, вернее кто на чем, понеслись к нам.

Рат издал недовольный возглас и, круто развернувшись, направил машину вниз, в сторону бледно-голубой виллы, стоявшей поодаль в густой роще узких и высоких деревьев — точь-в-точь сочинские кипарисы!

3

Наша резиденция имела подчеркнуто земной вид: двухэтажное здание с колоннадой, треугольным мезонином и прямоугольными окнами с переплетом. У парадного подъезда расходящиеся веером ступени, а по бокам их… Амур и Психея.

«Кипарисы», кусты, подрезанные в виде шара, клумбы. Старинное дворянское гнездо и только Странно!.. Мы остановились, переминаясь с ноги на ногу, сбитые с юлку: сходство двух планет становилось необъяснимым.

Дверь дома отворилась, и на пороге появился высокий, широкоплечий гаянец с седой шевелюрой, резкими чертами узкого горбоносого лица, загорелыми открытыми руками, одетый в голубую рубашку и синие свободные брюки, обутый в прозрачные босоножки. Его темно-серые глаза глянули на нас ласково, но изучающе.

— Это долгожитель Ле, — почтительно представила его Юль.

— Привет вам, люди! — густым, низким голосом произнес Ле, поднимая левую руку ладонью к нам. — Я прожил много дольше вас четверых, вместе взятых, но большей радости, чем видеть вас, еще не испытывал.

— Приветствуем и мы тебя, уважаемый Ле, — сказал Шелест.

Познакомившись с нами, Ле повернулся и, ровный, как струна, вошел в дом, как бы приглашая и нас последовать его примеру.

Оставив кожаные куртки в передней на «ширпотребовской» вешалке, мы вошли в гостиную. Вошли и замерли…

В углу стоял фикус. С потолка на простом крученом шнуре свисала люстра с подобием электролампочек, ярко светившихся. На стене в превосходной раме висела старинная пасторальная картина…

Шелест подошел к тяжелому комоду и хотел пощупать кошку-копилку из многосемейной породы базарно-ягуарно-пантерового подвида «терракота-халтуриус», как верхний ящик не то угрожающе, не то услужливо выдвинулся сам, а кошка-копилка выпустила из щели в спине хорошо распыленную струю ароматной жидкости.

Андрей отскочил и ударился об острый угол стола.

— Черт! — пробормотал он. — Кто придумал такие квадратные столы?

— Квадратный?! — переспросил Глебов. Мы глянули на старинный массивный стол и обомлели: он уже становился идеально круглым! «Наверно, раздвижной», — подумал я, и тотчас стол раздвинулся и принял овальную форму…