Натали Хеннеберг - Кровь звёзд. Мутанты Страница 15

Сафарус спокойно позволил палачам вести себя, зная, что он бессмертен. К тому же он был философом. Но следовавшие за ними сарацины кололи его шутки ради остриями своих пик, и он возненавидел их. Дозорные дошли до крепостной стены. Голая вершина Масленичной горы тонула в бледно-серебряном свете двух лун Анти-Земли; Сафарус представил себе, что эту, наверное, самую красивую и благородную картину и унесут под собой его мертвые веки.

Он чувствовал себя свободным от условностей. Что должно произойти, неминуемо сбудется. Предвидение всех событий дало ему такую ужасно долгую жизнь; он будет сражаться с реальностью. Сафарус не спрашивал себя, как это произойдет; он рассматривал Бога как не доступный человеческому пониманию принцип, имеющий столь же малое сходство со своими воплощениями, как и созвездие Пса с животным, которое лает.

Об этом думал он, когда чей-то голос, который он узнал бы и из тысяч, голос, в котором не было ничего анти-земного, произнес под ним с непередаваемой иронией:

— Клянусь Богом, ведь это убивают доктора Сафаруса! Остановитесь, рыцарь, именем Тау!

Сафарус снова открыл глаза. За спинами новообращенных сарацинов красные цвета пожарищ смешивались с цветом пламени в фонарях: у крепостной стены находился пользующийся дурной славой квартал. Привлеченные бесплатным спектаклем проститутки высыпали из своих трущоб у подножия Сионского холма, их зубы поблескивали, как позолоченные украшения, а губы были натерты соком анемоны; некоторые из них были накрашены хной, другие имели татуировки на обнаженных местах в виде голубых звезд. Вопреки эдиктам, которые во время поста сдерживали их деятельность, они обещали прохожим небывалые наслаждения. Вся таблица ароматических веществ осаждала трипольских всадников.

Они возвращались из собора, заехав по пути во дворец короля, где Ги де Лузиньян дал в честь будущего зятя легкий завтрак. Их сверкающие плащи с вышитыми на них золотыми единорогами, высокомерный вид призраков испугали девиц. Вульф Бычья Голова вспомнил: высокий рыцарь с лицом цвета оникса, который ехал впереди процессии, являлся принцем. Он дал знак страже остановиться, и копты спустили Сафаруса со стены на мостовую.

— Господин, — сказал Жильбер Дест, обращаясь к рыцарю-храмовнику с холодной почтительностью, которой его научила Анти-Земля, — этот человек, которого вы снимаете со стены, мой личный врач. Я потерял его в толпе. Я не знаю, какое преступление он мог совершить, но лучше всего его передать в обычный трибунал. А пока вот мой кошелек, пусть он будет моим залогом за него. Я — принц Д’Эст, граф Тулузы и хозяин Триполи.

Вульф с почтением поцеловал пальцы руки Деста и спрятал полученный залог. На узкой улочке становилось все жарче и жарче, и кольчуга рыцарей сильно нагревалась. Сафарус чувствовал присутствие чего-то враждебного, торжествующего, огромного. Он подождал, пока дозор не повернул за угол улицы, приподнялся, стряхнул с себя пыль и сказал Десту с упреком:

— Вам не следовало давать им столько денег.

Магия и бедствия

— Поговорим начистоту, — сказал Жильбер, когда процессия скрылась в темноте ночи. — Вы узнали меня, а я знал, кто вы.

— Nunc dimittis! — вздохнул Агаверус. — Я ждал вас в течение нескольких веков. Вы и ваши слова…

— А вы — странствующий еврей, не так ли?

— Так называют меня на других планетах?.. Да, однажды у моего дома проходил закованный в цепи осужденный, и я не подал ему воды. Я торопился по своим делам, у моей жены начинались роды, а я ее так любил.

— И с тех пор?

— С тех пор я так и живу… Однажды моя жена родила мертвого ребенка. Она умерла, умерли все мои дети. Я должен был бежать, так как мое долголетие начало беспокоить моих внуков. Я менял имя и страны. Прошли годы. Этой ночью вы видели, что происходит в Иерушалаиме, представьте себе, двенадцать веков, и все вот такие, как эта ночь. Мы ждали вас, как пустыня ожидает росу…

— Меня? — спросил Жильбер.

— Я знал, мы знали, что небо направит к нам еще раз посланцев! Пойдемте. Вы все узнаете.

Он повел Жильбера через спящие пригороды Силоама под черными, как уголь, кипарисами, вдоль выбеленных известью стен. Сюда не доходили отзвуки резни, здесь слышался только шум фонтанов. Трипольские всадники остановились, чтобы напоить лошадей.

— Видите, — повторял Сафарус, — уверен, что эта ужасная и бесконечная жизнь — не только наказание. Она дана мне для того, чтобы я стал свидетелем будущего, часовым, стоящим на руинах Гоморры, который следит за шумом крыльев в ночи. Но вот настал день славы…

— Смелое утверждение, — заметил Дест.

Перед живой изгородью из терпентинных деревьев, окружавшей белые стены дома, Сафарус остановился и на ощупь нашел бронзовую дверь, на которой кусала свой хвост змея. Он перебирал связку ключей, возбужденно объясняя:

— Я так и не могу запомнить их — это ключ от моего дома в Александрии, а этот от внутреннего дворика в Наполи. Я жил везде понемногу, но всегда возвращаюсь сюда, так как на свете существует только один город для того, чтобы наблюдать за вечностью: Иерушалаим.

Скрипнул замок, и, взяв в руки факел, который ему протянул раб, Сафарус спустился вниз на несколько ступенек. Перед ними был вход в подземелье, остатки погребенных под слоем грязи катакомб Константина. В просторном зале зияла дыра огромного очага, возвышались пирамиды перегонных аппаратов с ленточными переплетениями, откуда струились голубоватые пары; все стены были увешаны пучками трав: авраамово дерево, которое сохраняет у человека вожделение, гроздья белладонны и волчьего корня, пурпурные колокольчики дигилитаса. Вдруг их взорам открылся эмалированный саркофаг: за стеклянными экранами виднелись метеориты. Во флаконах находились странные, искусно заспиртованные животные: вставшие на дыбы морские коньки, голубые осьминоги. В бесценных раковинах покоились огромные жемчужины, стоившие целых королевств.

На изъеденных червями досках, таких древних, что они готовы были рассыпаться в прах, лежали старинные колдовские книги; виднелись мумии, обмотанные повязками; чуть дальше на длинном ящике светилось, как утонувшая звезда, зеркало без оловянной амальгамы.

Поначалу Дест, который положил руку на бластер, подумал, что в этом слабо освещенном масляными лампами зале никого нет. Но вскоре заметил, что в нем есть не только черные мумии и покрытые пылью машины. Вдоль стен в креслах из черного дерева сидели, положив ладони на колени, огромные человеческие фигуры — их было больше тридцати — всех возрастов и цветов кожи. Тут сидели негр с величественным видом, его виски закрывала тиара; эссенец с белокурыми локонами, генуэзский астролог, сирийский жрец. Были здесь и почтенные старики с длинными пышными бородами и молодые принцы с завитыми волосами. При появлении Сафаруса и его гостя их неподвижные фигуры молча поклонились. Все поверх ряс или кольчуг носили белые мантии с вышитыми на них какими-то знаками. Сафарус представил их Жильберу: