Анатолий Ромов - Голубой Ксилл Страница 15

— Главное наше оружие — убежденность. Вера в то, что рано или поздно наша борьба завершится успехом. А теперь, надеюсь, у нас будет и автомат. Вы разрешите?

Я кивнул. Бородач поднял автомат, присел над Верзилой, снял с пояса патронташ, рассовал обоймы по карманам.

— Теперь намного легче. Мы теперь знаем, что и вы выступили вместе с нами.

Он перекинул автомат через плечо, протянул руку:

— Матт Лайтис.

— Влад Стин. — Я пожал жесткую, в рубцах и буграх, ладонь. — Давно вы боретесь?

— Борьбой это можно назвать условно. Их намного больше, они вооружены до зубов, натасканы в драках. Пока мы могли только висеть у них на плечах, давать им понять, что мы есть, что они небезнаказанны — Лайтис тронул автомат. — Ну а теперь, с оружием, мы горы перевернем.

— Вы знаете, что произошло в их лагере?

— В общих чертах. У нас есть свой человек, пока я не имею права выдавать его имя. Мы были около лагеря… Уже после событий.

С деревьев спрыгнули три человека, подошли. Все они так же, как Лайтис, обросли бородами, все были в черных комбинезонах. В остальном они были разными: один — курчавый невысокий блондин, второй, грузный и темноволосый, напоминал медведя, третий был гигантом с негроидными признаками. Блондин представился как Вэн, «медведя» звали Грайром, гигант носил редкое имя Кру.

Лайтис сказал тихо:

— Вы захотите спросить, чего мы добились за это время? За целых двенадцать лет? Вам, наверное, трудно это понять… Вообще сделать что-то здесь, в условиях необжитой планеты, не так просто. Помимо вооруженной борьбы, приходится постоянно вести борьбу за выживание. Из того, что сбрасывало Сообщество, мы не получали ничего — все забирал Сигэцу. И все-таки мы боролись.

— Эти четверо могут нам помочь в поисках Сигэцу, — сказал я в датчик.

— Я все слышал, — ответил Щербаков.

Мы летим над джунглями, оставив там Вэна, Грайра и Кру с микрорацией. Лайтис, сидя рядом с Щербаковым, неторопливо отвечает на его вопросы. Почему Сигэцу выбрал для обитания именно это место? Потому что здесь ракетолеты Сообщества чаще всего сбрасывают основные грузы. Да, ему известно, что Сообщество исходит при этом из климатических условий, а также из того, что здесь наиболее крупные залежи, ксилла.

Как здесь добывают «голубой минерал»? Он, Лайтис, уверен, что во многих местах ксилл залегает мощными пластами, но слишком глубоко. Хотя порой встречается буквально на поверхности. Без современной техники добраться до этих пластов невозможно. Однако живущие на Иммете знают: в некоторых местах излучение ксилла очень мощное. Например, в этом месте, на побережье. Человек порой может определить это излучение без всяких приборов, просто телом. Если к этому излучению привыкнуть… Правда, тот, кто впервые попадает в места залегания ксилла, сначала чувствует сонливость, вялость, апатию. Но если постоянно жить в районе ксилловых залежей, то практически можно избавиться от всех болезней.

Видел ли он появившуюся на Иммете амфибию-вездеход? Нет, не видел. Ракетолет Сигэцу — единственное транспортное средство на Иммете. К сожалению, выяснить, где находятся люди, собирающие для Сигэцу ксилл, невозможно без него самого. «Президент» не сообщает координаты их рассредоточения никому, даже ближайшим помощникам.

Что может он, Лайтис, сказать о Филиппе Мооне и его дочери? Филипп Моон серьезный ученый, но с очень большими странностями. Позиция Моона в конфликте на Иммете — нейтралитет. Моон дает Сигэцу что-то вроде откупа, до тридцати кристалликов ксилла в год. Однако помогает косвенно и им, «мстителям», и эта помощь серьезней, чем дань, которую ученый выплачивает Сигэцу. Нет, он, Лайтис, пока не может объяснить, что означает слово «косвенно». Он дал слово чести не выдавать это. Откуда у Моона дочь? Ей девятнадцать лет, она родилась здесь, воспитал ее отец. Мать Уны, жена Моона, умерла, когда девочке было три года.

Во время разговора я продолжал внимательно следить за приборами. Нет поле излучателя так и не прощупывалось. Поймал импульс Иана — только для того, чтобы убедиться, что его результаты те же. Потом долгое время мы летели молча. Наконец Щербаков сказал:

— Нам надо как можно скорее связаться с Мооном.

Лайтис следил, как я разворачиваюсь, направляя ракетолет к побережью. Спросил:

— Интересно, как вы найдете Моона? На Иммете никто не знает точно, где он живет. Высадите меня. пожалуйста.

Щербаков протянул стоящий у переборки аварийный мешок:

— Вот, Матт. Здесь все необходимое. Микрорация, портативный излучатель, запасы энергопитания, надувная лодка, одежда.

— Спасибо. — Лайтис подтянул к себе мешок. Я опустил ракетолет. Щербаков открыл люк, помог Лайтису спрыгнуть. Матт, уже стоя на земле, сказал вдруг:

— Не передавайте Моону и его дочери о нашем… разговоре. Вы обещаете?

Над прибрежными скалами управление ракетолетом взял Щербаков. Вглядываясь вниз, сказал задумчиво:

— Запомни, Моон — человек, проживший здесь, на Иммете, полжизни. К тому же серьезный, талантливый ученый. Не буду объяснять азы психологии творчества, но характер таких людей всегда состоит из парадоксов. И еще, Влад. Мы с тобой в критической ситуации. Пока в силу некоторых причин я не хочу раскрывать ход своих мыслей. Просто предупреждаю: ситуация может оказаться самой неожиданной.

Щербаков снизил скорость до минимума. Я смотрел вниз: там давно уже тянулось знакомое нагорье. И неожиданно увидел фигурку. Уна стоит на еле заметной кромке песка и машет рукой. На ней подвернутые до колен брюки, рубашка с распахнутым воротом, козырек от солнца. Увидев за стеклом меня, сжала над головой руки. Щербаков осторожно опустил аппарат, я открыл люк, спрыгнул, и ракетолет сразу же ушел вверх, скрылся за скалами. Уна подошла ко мне и, улыбаясь, сморщила нос:

— Ну? Все в порядке?

Она говорила спокойно, будто мы не разлучались, будто мне только что не грозила смерть. Здесь, в бухте, со мной остались только крики птиц, плеск воды и Уна. Я вглядывался в ее лицо. Мне вдруг показалось, что я вижу его впервые.

— Что ты молчишь?

— Я не молчу.

— Если бы только видел себя. Живого места нет. — Она тронула ладонью мою губу. — Подожди, принесу порошок.

— Какой порошок?

— Ксилловый. — Повернувшись, она побежала к скалам. Я крикнул:

— Уна, стой! Куда ты?

Она махнула рукой, скрылась и минуты через три вернулась. Порошок, мелкий, серый, напоминавший обычную пыль, был насыпан прямо в ладонь.

Осторожно притрагиваясь к порошку указательным пальцем, Уна стала протирать мои ссадины, нашептывая:

— Быстрее, сейчас может выйти отец… Он не любит, когда я беру ксилл. Больно? Потерпи. Ты не пугайся, отец на первый взгляд странный, но вообще он ничего. Главное, ты с ним не спорь, что бы он ни говорил… Хорошо? Если уж будет особенно наседать, молчи, я сама с ним справлюсь. Ну как, легче?