Виталий Вавикин - Кара за хебрис Страница 15

– Да, – Кит опустила голову.

– У тебя что-то случилось?

– Нет, – она заставила себя улыбнуться. – Просто хотела повидаться.

– Тебе оставить новый адрес?

– Как хочешь.

– Мы сможем встречаться и там.

– Не сможем… – она развернулась и, расталкивая рабочих, пошла прочь.

– Это всего лишь жизнь, Кит! – зачем-то крикнул ей вслед Бартон.

– Я знаю!

– Всего лишь жизнь…

Глава третья

Ферри смотрит на своего коллегу и спрашивает, почему он хотел поговорить именно с ним.

– Ты знаешь Бартона? – спрашивает Хольст. Ферри кивает осторожно, почти робко. – Вчера он спрашивал меня о странных вещах, – говорит Хольст, вглядываясь в пустоту перед собой. – Помнишь жену доктора Милта?

– Нет, – качает головой Ферри. – Я появился здесь уже после того, как она умерла.

– Но слышал о ней?

– Как и все.

– Вчера мы сидели здесь с Бартоном, и… В общем, он хотел узнать подробности ее смерти… Понимаешь?

– Причем здесь ты?

– Потому что я принимал у нее роды, болван!

– И ты рассказал ему?

– Нет, конечно. Я что, идиот? Но то, что он спросил меня об этом… Тебе не кажется это странным?

– Может быть, он был пьян?

– Черт возьми, конечно, пьян! Ты когда-нибудь его видел трезвым?!

– Случалось…

– Все это неспроста, – Хольст достает пачку сигарет, выуживает одну из них короткими толстыми пальцами и прикуривает. – Мне кажется, у них был роман.

– Что?

– У Бартона и жены доктора Милта. И тот ребенок… – Хольст передернул плечами. – Он мог быть ребенком Бартона. Понимаешь?

– Думаешь, Бартон способен кого-то любить?

– Откуда ты знаешь, на что он способен?! Одна моя знакомая, которую доктор Милт привез, чтобы она записывала историю этой планеты, делит жизнь Крита на период до Бартона и после.

– Может, она просто спит с ним? Поэтому и такое внимание… Знаешь, иногда мне кажется, что каждая женщина на этой планете, которая хоть немного красива, побывала в его постели…

– Ты болван, Ферри! Жули профессионал. И неважно, с кем она спит, а с кем нет. Ее работа никогда не пересечется с личной жизнью. Разве ты еще не заметил? Здесь нет некомпетентных людей. Каждый занимается своим делом. И стоит только оступиться хоть раз, дать сбой, и все…

– Не думаю, что Бартон никогда не совершал проступков.

– Дело не в проступках. Дело в способностях, в талантах. Бартон поднял экономику этой планеты. Он гений, и неважно, сколько женщин окажется в его постели и сколько вина он выпьет. До тех пор, пока его мозг будет работать, пока он приносит пользу, он будет здесь. Понимаешь? Так же, как ты и я. Как каждый, кого привез сюда доктор Милт.

– Да, – Ферри смотрит на дно стакана. – Пожалуй, стоит еще выпить.

– Расскажи мне про свою жизнь, – говорит Жули. Бартон смотрит на нее и качает головой. – Не хочешь или не можешь? – спрашивает она.

– Ты дотошная, как моя жена, – говорит он.

– Бывшая или настоящая?

– Ну точно как моя жена, – он улыбается и хлопает ладонью по коленям. – Давай, присаживайся, я тебя приласкаю.

– Я что, похожа на собаку?

– Женской породы.

– Значит – сука, да? – Жули взбивает рыжие волосы и качает головой, словно пытаясь себя сдержать. – Скажи, ты всех женщин ненавидишь или только тех, кто похож на твою жену?

– Разве я говорю, что кого-то ненавижу?

– Ты только что назвал меня сукой.

– И что в этом плохого?

– У тебя была мать?

– Как у всех.

– Твой отец ее тоже так называл?

– Иногда.

– И что ты чувствовал?

– Ничего, – Бартон наливает два стакана водки, бросает в них пару кубиков льда. – Знаешь, что меня удивляет последнее время? Вся эта планета – одна большая ледышка, а мы, рожденные где-то среди лета и пляжей, так и не можем осознать этого и продолжаем добавлять лед в свою выпивку, хотя давно уже пора бы начать его ненавидеть. И этого никогда не понять. Это как женщины. Вы всегда хотите, чтобы мы видели в вас то, чего на самом деле нет. А когда мы говорим вам правду, идете и отдаетесь тем, кто красиво лжет. И вам все равно. Вы как кубик льда, который бренчит в стакане и тает, разбавляя выпивку, – бессмысленный и ненужный. Всего лишь элемент фарса и привычки. Но мы тем не менее снова и снова бросаем его в свои стаканы и смотрим, как он тает… Как вы таете… – он подходит к Жули, предлагает один из двух стаканов с водкой. – Выпей.

– Я не хочу.

– Я хочу, – он смотрит, как она пьет.

Красные пятна заливают веснушчатые щеки. Кубики льда ударяются о белые зубы. Жули улыбается.

– Что теперь?

– Ничего, – Бартон убирает с ее лица непослушные пряди волос.

– А если я скажу «нет»? – спрашивает она, касаясь губами его губ.

– Значит, лед тает зря. Значит, все это зря.

– Скажи, что любишь меня.

– Я люблю тебя.

– Скажи, что хочешь меня.

– Я хочу тебя.

– Ты лжец, Бартон.

– Всего лишь наполовину.

– Ты лжец…

– Мы можем еще выпить…

Хольст встает из-за стола. Штормит.

– Поднимайся, Ферри! – толкает он в плечо своего друга. – Такси уже ждет тебя.

На улице холодно и падает искрящийся в лучах искусственного освещения снег. Хольст идет по тротуару, вглядываясь в лица редких прохожих. Нет. Не вглядываясь. Пытаясь угадать присущие им черты. Вот девушка с чувственным ртом и доверчивым взглядом. Сколько туристов обернулось в ее сторону? Сколько из них вспомнило о ней, перед тем как заснуть, а сколько заснуло, обнимая ее, целуя в этот чувственный рот? И никакого разочарования. Никаких разговоров о любви. Только страсть. Только желания. «Плоть к плоти», – как говорит об этих созданиях доктор Милт. Почему машины не умеют любить? Почему неспособны создавать? Неужели вся эта планета обречена жить чужими чувствами? Чужими эмоциями? Вечно притворяться, играя в людей, но внутри быть машиной, которая умеет лишь опровергать, взвешивать, рассчитывать… Но ведь они так похожи на людей!

Хольст окликнул проходящую мимо него девушку. Она обернулась. Модель 1145. Хольст помнил лишь первых своих созданий. Все остальные смешались в диком хороводе неповторимости, собранные, как пазл, из отдельных элементов лица, фигуры, характера. Десятки тысяч мельчайших деталей…