Еремей Парнов - Собрание сочинений в 10 томах. Том 6. Сны фараона Страница 15

— В Россию, в страны СНГ, Южную Африку, на Ближний Восток, еще кое-куда. Спросите, зачем? Ответ предопределен: гуманитарная помощь. Нащ мир трещит по всем швам, а мы жизненно заинтересованы в его стабильности. Есть и деловая изнанка. Куда ж без нее?.. Мы проводим исследования по всему свету — ваши упреки я не принимаю всерьез — участвуем в археологических изысканиях и вообще… Золотой ключик подходит к любому замку. Вы можете возразить, что это сугубо внутренние заботы и при чем тут спонсоры? Наши партнеры весьма расчетливые и дальновидные люди. В той же России, а я, согласитесь, немного разбираюсь в ситуации, обстановка не слишком благоприятствует крупным инвестициям. Но сидеть, сложа руки, и ждать благоприятного момента — не лучшая политика. Тем более, когда речь идет о стране, от которой по-прежнему зависит наша с вами судьба. Про потенциальный рынок и говорить нечего. Возможности фантастические. Вот и приходится готовить почву загодя. Здесь мы действуем, прежде всего, в интересах крупнейших импортеров, но не без выгоды для себя. Японцы первыми заинтересованы проложить столбовую дорогу, хоть и зациклились на северных территориях. Мы для них — просто находка. Так что не будем сетовать насчет секретности. Она вполне оправдана, как, впрочем, и анонимность. Нам не в чем себя упрекнуть. «Эпсилон» соблюдает законы стран, где находятся наши представительства, исправно платит налоги и, по мере сил, помогает нуждающимся.

— Вы разбили меня в пух и прах, и я очень рад этому.

— Разбил? Ничего подобного. Только прояснил некоторые моменты… Но в одном вы безусловно правы: британский лорд как нельзя более способствует респектабельности. Я горжусь таким вице-президентом.

Трудно было подыскать более удобный момент, чтобы скрепить достигнутое согласие молчаливым, истинно мужским рукопожатием.

Торжественность минуты нарушила рулада радиотелефона. Звонили из бостонской штаб-квартиры. Известное лицо приглашало Джонсона на короткий отдых в известное ему место.

Он позвонил в Париж и попросил Левэка зарезервировать билет на рейс Париж — Порт-Луи.

— Клери подберет самый удобный маршрут, — заверил отставной подполковник. — Как быть с багажом?

— Пусть пока остается в «Кларидже». Я потом дам знать.

— В какой день вас ждать?

— Одну секунду, Морис! — Джонсон обернулся к Уорвику. — Когда мы сможем добраться до Ниццы?

— Дотемна полагаем прибыть, — с суеверной неопределенностью, как и подобает моряку, ответствовал лорд. — Очередной форс-мажор?

— Нормальные будни, — скрывая тревогу, небрежно отмахнулся Джонсон. — Ложимся на обратный курс, адмирал… Вы меня слушаете, Морис? — крикнул он в трубку. — Постараюсь вылететь из Ниццы ночным рейсом. В случае него, позвоню.

— А я надеялся половить с вами рыбу, — огорчился Уорвик.

— Ставриду, кефаль? На пеламиду вряд ли можно надеяться… Мы еще с вами поохотимся на настоящую рыбу!

— Где, например?

— Хотя бы на Гавайях. Голубой марлин футов на десять подойдет?

— Обещаете?

— Будущей весной, если ничего не изменится.

Аэробус А-320 из Ниццы приземлился в Орли около часа ночи. Педантичный Левэк ухитрился подать лимузин к трапу.

— В «Кларидж», — бросил он шоферу, захлопнув дверцу. — Вы летите послезавстра на «В-747», — объяснил, раскрыв билет. — Я не хотел рисковать: Хартум не то место, где стоит садиться. Через Касабланку и Каир немного дальше, но зато безопаснее.

— Пусть будет по-вашему, один день ничего не решает… Следующая посадка в Найроби?

— Да, затем в Дар-эс-Саламе, Морони, а там и ваш Порт-Луи. Посадки на Мадагаскаре не будет.

— Морони — это что?

— Каморские острова.

— Семь тысяч миль, не менее, — заключил Джонсон. — Ну, да ладно… За последние дни, надеюсь, ничего не случилось?

— По крайней мере чрезвычайного, так — местные огорчения… Бланш Вижье отказалась с нами сотрудничать.

— Она вроде была согласна?

— Сначала согласилась, потом передумала. Как мне кажется, из-за мужа.

— Жаль! — огорчился Джонсон. Доктор Вижье, инженер-электронщик с золотыми руками, работала в области гелиотехники. Электронику для солнечной станции в Тулузе собирали в ее бюро. Парни из «Силиконовой долины» просили специалиста примерно такого уровня. Легко сказать! — Незадача… А кто ее муж?

— Клод Оври, кутюрье. Не из первой десятки, но довольно известный.

— Тогда понятно. Зачем им лишние хлопоты?

— Что и говорить, деньгами таких не соблазнишь.

— Смотря какими деньгами, — уточнил Джонсон.

За стеклом автомобиля открылся сияющий простор площади Согласия. Карнакский обелиск с картушом фараона, подсвеченный прожекторами, возник нежданно и грозно, словно знамение.

Швейцар в цилиндре степенно приблизился к затормозившему «мерседесу».

Авентира пятая

Каир, Египет

Бирюзовый попугай влетел в кабинет, сел на лампу и затрещал, тряся головой. Пришлось отложить фотокопию папируса, присланного из Лондона, и заняться клеткой: подсыпать семян, сменить воду.

Бутрос Сориал по праву считался одним из наиболее выдающихся египтологов мира. Ему посчастливилось прочитать бесчисленное количество магических свитков и так называемых пирамидальных надписей, украшавших стены заупокойных храмов. Принадлежность к древнейшей христианской общине коптов ничуть не мешала ему восхищаться практической мудростью жрецов Осириса и Исиды. Иногда он ловил себя на мысли, что древние, всеми забытые боги вовсе не умерли, подобно греческому Пану, с приходом Христа, но лишь удалились в некие сумеречные пространства, доступные зову ищущих душ. Но кто искал их — прекрасных, волшебных, звероголовых, — увенчанных коронами Юга и Севера, защищенных знаками вечной жизни от бурных катаклизмов безумного века?

Археологи, методично просеивавшие пески пустыни? Грабители могил, поставляющие заморским коллекционерам бесценные памятники золотой зари человечества? Или такие книжные черви, как он сам, чья душа раздвоена, а мозг заворожен призраками, блуждающими среди исполинских лотосовых колонн?

Погружаясь в бездонную глубину коптских текстов, он жадно, с неизъяснимым наслаждением вслушивался в голос Гермеса Трисмегиста, звучащий в мозгу. В редкие минуты предельной концентрации мысли казалось, как откуда-то проецируется фосфорическая тень обнаженного по пояс жреца с головой птицы и уходит сквозь стену. Но еще до того, как возникало видение и таяли стены, открывая бесконечный, пронизанный лучами простор, Сориал сердцем угадывал приближение мудрого бога с тонким, книзу изогнутым клювом ибиса, книгой судеб и писчей тростинкой в руках. Да, это был он, бог превращений и таинств, великий Тот, покровитель писцов и ученых. Откуда являлся он, повинуясь тайному зову души? Из мрачных подземелий дуата[26]? Из зала Двух Истин, где, стоя рядом с Анубисом — взвешизателем сердец, записывал грехи и благие деяния душ на последнем суде? Было ли то болезнью, вызванной чрезмерным напряжением мозга и неизбежными гормональными изменениями стареющего тела? Сориал не доискивался причины, чураясь психиатров, словно бродячих псов, расплодившихся на каирском кладбище, в этом городе мертвых двадцатого века, где ютились в чужих гробницах бездомные парии.