Джон Браннер - Бесчисленные времена Страница 15

Резкое порицание в голосе иезуита поубавило дону Мигелю самоуверенности.

— Я сказал глупость. Не следовало облачать незрелые мысли в словесную одежду, — сказал он покорно.

— Парадокс, но это не глупость, а необыкновенная проницательность, — падре Рамон, похоже, принял решение. — Если вы отдохнули, сын мой, то идем в мой кабинет. Думаю, вы заслужили право получить информацию, которая пока была для вас недоступна.

Глава девятая

Вкабинете иезуита стояли полки с книгами, письменный стол и два стула, а на стене висело распятие из слоновой кости со свечой перед ним. И больше ничего. Не было даже обычного для таких помещений портрета Святого Игнатия, основателя ордена иезуитов.

Падре Рамон предложил дону Мигелю трубку и табак, которые тот отклонил. Иезуит откинулся на спинку стула.

— Подумайте, в чем состоит акт свободной воли? — спросил он.

Вопрос ошарашил дона Мигеля. Он забормотал что-то путанное. Падре Рамон отрицательно покачал головой.

— Нет, он состоит в том, чтобы осуществлять все возможные результаты.

— Что?

— Именно так. Если имеется свободная воля, а мы a priori считаем, что она есть, тогда осуществимы все финалы, сколько бы ни было альтернатив. Убивать, не убивать, более или менее тяжело ранить — следует выбирать между всеми возможностями.

— Но я не понимаю! Ведь не существует… места, где бы осуществились все варианты всех альтернатив!

— Разве? — падре Рамон тонко улыбнулся. — Тогда рассмотрим дело на конкретном примере. Вы отправляетесь в прошлое. Там устраняете некий решающий предмет, скажем, пулю из оружия, которое террорист направил на короля. Жизнь или гибель монарха изменяет историю. Как вы думаете, после этого вы вернетесь в то настоящее, которое покидали?

— Естественно, нет, — сказал чувствительный дон Мигель с дрожью в голосе.

— Но знания разрушить нельзя, верно? Например, знание о том, как сконструировать хроноаппаратуру. Почему же тогда нельзя вернуться из этого альтернативного исторического развития и снова положить пулю в ствол пистолета? Король умирает… так сказать, еще раз. А настоящее после вашего второго возвращения, когда вы восстановили status quo ante, превращается в… первоначальное настоящее.

— Падре, неужели такого сорта испытания уже проводились?

— Проводятся уже сорок лет.

— Но это же гораздо опаснее того, чем занимались коррумпированные сотрудники! — воскликнул дон Мигель, чувствуя, что мир вокруг обращается в хаос.

Каждый сотрудник Службы Времени знал, что обладатели высоких чинов — носители удивительных тайн. Например, при вступлении на престол нового папы его было принято брать в путешествие во времени, чтобы он побывал в окружении Иисуса — в той исторической нише, которая была закрыта для рядовых сотрудников. Но известие, что Иисус Христос — всего лишь выдумка, поразило бы дона Мигеля, но не оказалось таким страшным ударом, как сведения, только что открытые иезуитом.

Падре Рамон спокойно глядел на него.

— В этом нет ничего предосудительного. Мы только честно хотим исследовать труд Творца нашего, дабы лучше понять Его всемогущество. Разве можно сравнивать вора, укравшего ценные часы, чтобы получить побольше денег, с учеником часовщика, который берет их себе, чтобы изучить механизм и повысить собственное мастерство?

— Конечно, нет, — ответил дон Мигель, пытаясь привести мысли в порядок. — Но если все это правда, то… То вряд ли важно: вмешиваемся мы в ход прошлого или нет. Если кому-то приходит мысль нарушить закон о невмешательстве и он начинает действовать, то неизвестно — в каком именно из вариантов истории мы все в конце концов проживаем.

— Правильно! — лицо падре Рамона окаменело. — Это и есть логическое следствие проявления свободы воли! В мудрости Своей Бог даровал ее не только избранным, но и всему человечеству.

Последовало долгое молчание, пока дон Мигель переваривал услышанное.

— Я полагаю, что это мог бы предвидеть каждый, — заговорил дон Мигель, с трудом выдавливая слова, — кто потрудился бы подумать, какое будущее открыло нам изобретение Борромео.

— К счастью, до сих пор лишь немногие серьезно задумывались над этой проблемой, — снова улыбнулся падре Рамон. — Что ж, дон Мигель Наварро, как вам нравится мир, в котором мы живем?

— Вообще не нравится, — ответил дон Мигель, не находя слов для описания разбуженного собеседником чувства неуютности в мимолетном и неустойчивом мире.

— Но дела обстоят именно так, — сухо констатировал падре Рамон. — Ступайте к Красному Медведю и доложите о своем путешествии. И ни с кем не разговаривайте о том, что я вам рассказал! Ибо если эта правда будет услышана теми, кто еще не готов ее принять… Тогда обрушатся небеса!

Часть вторая

ЧТО НЕ НАПИСАНО В СКРИЖАЛЯХ

Глава первая

Год четырехсотлетия покорения Англии Непобедимой Армадой подходил к концу в роскоши и великолепии. Зима была мягкой, лишь в канун Нового года ударил морозец, приправленный ветерком, который пощипывал щеки, украшал румянцем и заставлял прохожих ускорять шаги. После захода солнца на улицах Лондреса загоралась иллюминация, они заполнялись лотошниками с орехами, продавцами жареного картофеля и мяса, приготовленного на вертелах.

В сумерках на Темзе состоялся грандиозный спектакль, зеваки устремились сюда тысячами, чтобы увидеть замечательную инсценировку битвы между Непобедимой Армадой и превосходным, но проигравшим, а оттого вызывающим сочувствие английским флотом. За точность деталей следовало поблагодарить Службу Времени.

Консервативные упрямцы громко выражали протесты против представления, оскорбляющего, по их мнению, предков. Но большинство зрителей аплодировало, потому что все считали себя подданными Империи, какая бы кровь ни текла в их жилах — испанская, английская, французская, кровь мохауков, чероки, сиу… Гражданская гвардия быстро навела порядок, и когда показался роскошный баркас с его Всекатолическим Величеством Филиппом IX на борту, по всему Лондресу прокатился восторженный крик приветствий.

Король милостиво улыбался и раздавал поклоны. На борту второго судна следовали кронпринц, его супруга и дети. Третий баркас нес принца Новой Кастилии. На королевском судне было по шестнадцать гребцов с каждого борта, на баркасах его сыновей — по двенадцать, и за одним из весел потел и поругивался дон Мигель Наварро.