Татьяна Тарасова - Богиня судеб Страница 15

- Слышал? Где?

- В коридоре, где ж еще... Сами знаете, какие тут у Сервуса лабиринты, так что точнее сказать не могу.

- И что он говорил?

- Не разобрал. Пищал что-то...

- Может, он пел? - предположила прекрасная Лавиния, с легкой улыбкой глядя на важного как индюк Леонардаса.

- С чего бы он стал петь ночью? - удивился эганец. - Нет, не пел.

- А что? - начал сердиться Бенино.

- Да говорю ж - пищал! Может, молился? Убил рыцаря, и молился.

- Да зачем же ему молиться в коридоре? - потерял терпение Маршалл. У него для этого комната имеется! Какой ты тупой, Леонардас, прости, конечно...

- Я не тупой, - с достоинством ответствовал эганец, подмигивая Лавинии. - Бурган Безглазый знает этого старого крючка - молился он или пел... Я не дознаватель и сие не моя забота. Хочу спать. Прощайте.

Он поднялся и пошел к лестнице. Длинные аистиные ноги его в три шага одолели ступеньки одного марша, потом ловко перескочили на второй.

- Сдается мне, наш приятель не такой кретин, как кажется, - заметил многозначительно Маршалл.

- Думаешь, прикидывается? - встревожился Бенино.

- И такое возможно. Смотри, как ловко повернул на старика.

- С чего ему поворачивать? - не согласился Гвидо. - Его пока никто не подозревал.

- Зачем он спать пошел? - Маршалл не желал отказываться от столь удобного объекта для обвинения в убийстве. - День еще, а он - спать!

- И что с того? Нет, любезный Маршалл, никаких оснований для подозрений у нас пока нет. Увы, но нет. Я думаю... О, Теренцо, могу ли я узнать, что так заинтересовало тебя за окном?

- Солнце, - за Теренцо пояснила девушка, пряча улыбку. - Сейчас оно опустится ещё на полпальца и мой супруг сможет говорить.

- Он замолчал в это время ровно луну назад? - догадался Бенино.

- Да.

И все выжидательно уставились на Теренцо. Толстяк, тяжело дыша, смотрел на огненный шар, который блистал в чистом голубом небе так бездумно, так беспечно, словно и не существовало в мире под ним никаких тревог и забот. В молчании за солнцем следили и остальные. Бенино, например, полагал, что как только оно опустится на требуемые полпальца, Теренцо откроет рот и сразу обнаружит всем тайну убийства Сервуса. Гвидо был не столь оптимистично настроен, но и он надеялся услышать от жирного канталца нечто важное, могущее помочь ему в расследовании. Пеппо... Пеппо ни о чем таком не думал. Он просто вспоминал огромного розовощекого рыцаря, победившего самого Всадника Ночи и погибшего так нелепо и странно - от дружественной руки. А Лавиния просто взирала на своего толстяка с любовью и даже благоговением. Пожалуй, такой взгляд невозможно изобразить - мельком пронеслось в круглой голове дознавателя, - но как умудрилась эта красавица влюбиться в ужасного, мерзкого, одышливого, потного и жирного кабана? Гвидо с отвращением взглянул на Теренцо и в тот же момент толстяк вдруг коротко всхрюкнул и с торжествующей улыбкой повернулся к гостям.

- Ха! Теперь я опять свободен! Я могу говорить! - заорал он хриплым от долгого молчания голосом. - Лавиния! Радуйся вместе со мной! Ха!

- Постой, любезный, - поднял руку ладошкой вперед Гвидо. - Если не возражаешь, отложи ненадолго свою радость. Нам нужно, чтобы ты ответил на такие вопросы...

- Сам знаю, - бесцеремонно перебил его Теренцо. - Я был нем, но не глух. Сервуса после вечерней трапезы я не видал, но зато кое-что слышал... - он многозначительно обвел маленькими масляными глазками присутствующих, убедился в их неподдельном внимании. - Трухлявая колода говорила с ним перед полночью.

- Трухлявая... Это Заир Шах? - догадался Гвидо.

- Ну да! Уж о чем они шептались - рассказать не могу, ибо не ведаю. Слов я не разобрал. Но бранились, точно бранились. Этот старый пенек звездочет шипел как разъяренная кобра, а Сервус отвечал коротко и гневно, будто отказывал тому в просьбе.

- Значит, Леонардас действительно слышал его голос... - задумчиво пробормотал Бенино.

- Конечно, слышал. Только, кривая оглобля, перепутал все. Не пел старикан и не молился, а чего-то требовал у рыцаря.

- Но чего?

- Почем мне знать? Сказал же, слов я не разобрал.

- Полагаю, Гвидо, нам следует ещё раз переговорить с Заир Шахом, хмуро буркнул философ, которому не стоило труда всю картину убийства Сервуса Нарота представить во всех подробностях, благо фантазия работала превосходно.

- Мне, - уточнил дознаватель. - Мне следует переговорить с ним ещё раз. А ты, уважаемый Бенино, займись поисками... Лумо и пропавшего магического рубина.

- Хорошо, - легко согласился Бенино. - Теренцо, ты имеешь сообщить что-нибудь еще?

- Ничего не имею, - хмыкнул толстяк. - Сейчас пойду к себе и буду разговаривать вслух с двумя самыми любимыми моими людьми - с собой и Лавинией.

С трудом выбравшись из-за стола, Теренцо вытянул за руку Лавинию и вдвоем они удалились наверх. Теперь в трапезном зале осталось четверо. Маршалл, братья Брассы и маленький дознаватель.

- Как ты думаешь, Бенино? - тихо спросил Гвидо. - Зачем Сервус рассказал всем, где хранится ларец с Лалом Богини Судеб?

- Не ведаю, - пожал плечами философ. - Может, подозревал, что камень хотят украсть и решил поставить там засаду - ну, чтоб поймать вора?

- Скорее всего, так...

- Точно так, - заявил тимит. - А зачем еще?

- Жаль, меня не было на той вечерней трапезе, - вздохнул Гвидо. - А я бы хотел послушать историю о Богине Судеб...

- Я могу рассказать тебе, - усмехнулся Маршалл. - Не велик труд.

- О, это было бы замечательно!

- Ну, слушай. Еще до Великой Катастрофы на месте нынешней Герштунии были одни сопки да овраги, да камни, да болота кое-где, но ни травы, ни кустов, ни, тем паче, деревьев вовсе не наблюдалось. Так гласят легенды, а я тебе легенду и передаю. Обитали там несколько племен - дикие люди, которые охотились на диких зверей и тем и жили. Больше о них и сказать-то нечего... И вот однажды с небес было им знамение: страшная молния, ударившая в землю не менее полусотни раз, а самый последний - в хижину старой колдуньи... Конечно, все в мгновение сгорело дотла, но на другой день из горстки этого мокрого пепла выросло дерево, такое прекрасное, что все эти племена собрались вокруг него и так сидели чуть не целую луну, изредка отлучаясь только для того, чтобы добыть пропитание.

К концу этой луны на дереве выросли два плода, похожие на апельсины, но не апельсины. Огромные, цвета яркого (а в тех местах яркого вообще не было - сплошная серость вокруг) - один желтого, а другой красного, ароматные, к вечеру они раскрылись и из них вышли две юные девицы. Одна та, что вышла из желтого - белокурая голубоглазая красавица, нежная и стройная как цветок. Вторая - та, что вышла из красного - тоже красавица, только черноволосая и черноокая, с фигурою гибкой как у леопарда, посадкой головы гордой, а походкой стремительной. И снова сверкнула молния. Она насквозь пронзила обеих девиц, заставив несчастных дикарей с воплями разбежаться в стороны. Когда же стало тихо и люди осмелились обернуться, они увидели, что из двух красавиц осталась одна... Какая, Гвидо?