Виктор Гончаров - Психо-машина Страница 15

За стеной грохот, стук, лязганье, шипенье и другие звуки, производимые невидимыми в темноте машинами, ошеломляли нас. Никодим направил луч света в самую гущу этих звуков.

Бросились в глаза протянутые далеко вверх, вниз и во все стороны многочисленные и разнокалиберные трубы, длинные четырехугольные ящики, толстые и широкие полосы, громадные массивные круги — все блестело под слоем пыли белым, напоминающим покрышку нашей машины металлом, и все было... неподвижно. Работа, очевидно, происходила внутри этих сооружений. Убедившись, что ни одного живого существа не приставлено к ним, мы сделались смелей.

Никодим каким-то особым нюхом набрел на систему рычагов, заведующих, так сказать, освещением этого громадного завода. Рычаги были расположены высоко на отдельной металлической доске и защищены от пыли овальной покрышкой. Чтоб добраться до них, нужно было подняться по широкой, витой лестнице.

Никодим по поводу ее ширины сделал новое заключение:

— Если жители луны не обладают большим ростом, то они должны быть достаточно толсты, чтобы отвечать ширине лестницы...

Сняли покрышку. На доске параллельными рядами сидели рычаги — одни белые, другие черные. Не трудно было догадаться, исходя из их цвета, о выполняемых ими функциях. Никодим, руководствуясь одним только вдохновением, дернул за крайний белый рычаг и присел, скорчив озорную мину, как бы ожидал, что над нами обрушится потолок. Потолок остался на месте, но далеко в глубине помещения вспыхнул свет, озарив исполинскую трубу, покрытую тем же универсальным металлом, как и все здесь. Труба начиналась от пола и пробуравила потолок.

— Первый опыт удачен, — молвил мой товарищ и дернул за соседний белый рычаг. Осветилась часть смежного с трубой помещения, выделив вторую исполинскую трубу. Когда последний рычаг на доске, а их было до 20, под рукой Никодима изменил свое положение, все обширное здание, не имевшее, казалось, границ, кроме стены, отмежевывающей его от улицы, предстало перед нами во всех подробностях.

Определились могучие контуры гигантских машин, но движения все-таки нигде не было заметно. Мы пронырливали под сводами разнообразных частей и труб, взбирались на витые и прямые лестницы и ходы до самого потолка, и никакая часть машины не угрожала нам зацепить нас за платье, за руку или за ногу. Движущиеся механизмы скрывались под покрышками.

Обратившие на себя внимание две громадные вертикальные трубы оказались не одинокими среди своих собратьев по размерам. Точно такие же трубы, расположенные друг от друга на расстоянии нескольких саженей, образовывали, вместе с первыми двумя, длинный закругляющийся ряд. Пока хватало глаз, я насчитал их больше двухсот. Все они располагались правильным кругом в диаметре не меньше трех верст. Благодаря сильному освещению стала видна их крайняя граница, когда мы вошли в середину этого нечеловеческого сооружения. С внутренней стороны трубы соединялись между собой поперечными балками, также облицованными белым сплавом. С внешней — от них отходили многочисленные меньшие по размерам трубы. Вся ответвляющаяся система вливалась в громадные цистерны, откуда доносилось бурное клокотанье. Ко всему нужно добавить, что каждая из исполинских труб имела толщину в 25 или 30 человеческих обхватов, и простиралась до потолка, отстоящего от пола не менее, чем на 10 сажен.

Я был ошеломлен грандиозным размахом всех этих сооружений, но, к сожалению, не догадывался об их назначении. Никодим что-то соображал, вертясь около одной из вертикальных труб, и пробовал английским ключом ее винты и гайки. В этом месте сплошная покрышка прерывалась отдельно привинченным к ней небольшим квадратным куском.

Последний сорвался с грохотом, как только Никодим отвинтил все гайки... Мы, даже не успев заглянуть внутрь, упали, как пораженные молнией, наполовину ослепленные: невыносимо яркое пламя брызнуло в лицо.

Через 2— 3 минуты, роняя из обожженных глаз обильные слезы, я осмелился поднять голову и посмотреть. Мой друг лежал, дрыгая от боли ногами, под самой трубой; ослепительное пламя продолжало полыхать и заливало его с ног до головы.

Я испугался и крикнул, поднимаясь.

— Никодим, сгоришь!..

— Ни черта! — отвечал тот, — оно не жжется, как я и думал... — и поднялся в свою очередь, прикрывая рукой покрасневшие глаза. Надо будет поставить на место плиту, не вышло бы чего...

Защищая глаза от раскаленной до-бела массы, сверкавшей через отверстие, и с удивлением замечая отсутствие какого бы то ни было жара, я помог Никодиму укрепить плиту в покрышке.

— Пока я лежал, — говорил несколько угрюмо виновник происшествия, — я все понял... Эти трубы прямым сообщением идут на поверхность луны и составляют основание одной из хрустальных гор. Горы ловят солнечный свет, и он стекает сюда по этим трубам. Здесь он претерпевает какие-то изменения и, вероятно, уже в жидком виде вливается в цистерны... Но всего удивительней отсутствие рабочих в таких грандиозных сооружениях!.. Не автоматы ли это, черт подери?..

Забыв о цели, мы пробыли в осветительном отделении луны больше двух часов, переходя от одной машины к другой, отвинчивая покрышки и любуясь сложной и точной работой внутри их.

Мы видели, как солнечный свет, проходя через ряд стеклянных линз, попадал в особые прозрачные чаны, где подвергался прессованию и сгущению; видели его в жидком состоянии в резервуарах с кранами; видели, как две длинные суставчатые металлические части, похожие на руки, благодаря своим щупальцам, двигаясь беспрерывно в ограниченном со всех сторон покрышками футляре от резервуаров с жидким солнцем к рядом стоящему, открытому сверху громадному ящику, выхватывали из него аршинные непрозрачные баллоны, отвинчивали у них крышку и подставляли их под краны, изливающие жидкое солнце; как наполненные баллоны теми же механическими руками складывались во второй ящик, из которого уже другие руки хватали их и передавали в периодически открывающиеся и закрывающиеся дверки в покрышках сложных машин. Проникая туда, мы видели, как здесь меньшие руки бережно принимали баллон, ставили его к двум толстым проводам, от которых предварительно отвинчивался пустой такой же баллон, прикрепляли его к этим проводам и сами прятались в захлопывающиеся наглухо футляры; видели, как пустые баллоны по закрытым же ходам скатывались в первый ящик и отсюда снова извлекались, наполнялись и т. д., и т. д.; как автоматически менялись изношенные части машин, целые двигатели, громадные стержни, маховики и пр. Видели особые механизмы, изготовляющие двигатели и запасные части, и помещения для хранения их; видели наконец отделение, куда поступали совершенно изработанные машины и части и где они хранились, сложенные правильными рядами, может быть, дожидаясь ремонта или переплава. Ошеломляющая точность и безусловная разумность действия чрезвычайно сложного механизма выработки жидкого солнца заставляли предполагать, что творцы всего этого должны на много опередить в развитии своих соседей по межпланетному пространству — людей.