Вероника Кузнецова - Дневник штурмана Страница 15

Индус, китаец и курчавый старик с широким носом тоже не расставались, но по их спокойным лицам трудно было судить, единомышленники они или им требуются оппоненты, и они нашли их друг в друге.

Вьетнамка Май Нгуен теперь сидела рядом с крашеной в рыжий цвет немолодой женщиной, и, похоже, они создали крепкий союз. Так как я пишу для себя и вряд ли кому-нибудь придёт в голову заглядывать в чужие дневники, то скажу откровенно, что морковный оттенок на удивление не идёт пожилым женщинам, а новая соседка вьетнамки ярким цветом своих волос выделялась среди всех пассажиров и не только пассажиров, привлекала внимание, сигналила. Не могу объяснить, почему, но мне кажется, что ей не стоило для этого рейса так вызывающе краситься. То, на что при любых других обстоятельствах не обращаешь внимания (разве прежде стала бы я думать о морковном цвете волос незнакомой мне женщины?), здесь кажется преувеличенно заметным, почти гротескным и почему-то важным.

Словом, даже я, совершенно посторонний наблюдатель, видела, что учёные начали работать очень усердно. Мне стало немного досадно, что Державин и мсье Рок создали вокруг себя слишком неделовую обстановку, хотя, если рассудить, за обедом полезнее вести приятные беседы, а не обсуждать причины и механизм безумия.

Когда я вернулась в рубку, у меня не было охоты изучать список пассажиров. Что интересного можно выискать в этом списке, когда мистер Уэнрайт, от которого зависела моя судьба, положил перед собой мои расчёты? Но и показывать тревогу не хотелось, ведь если бы я изменила привычке именно сегодня, всем стало бы ясно, что я очень обеспокоена. А что я могла найти в списке? Я не знала восемь пассажиров. Две из них женщины, а шесть — мужчины. Соответственно, в списке стояло восемь незнакомых имён. Как тут будешь гадать, кто из них кто? Были здесь чех, турок, бразилец, иранец, австриец и даже австралиец, а женщины были венгерка и аргентинка. Похоже, я могла бы «вычислить» лишь женщин. Дама со страстными глазами, которая присоединилась к группе Державина, конечно же, аргентинка Мария Риос и, значит, соседка вьетнамки — венгерка Ева Яниковская. А как быть с мужчинами? Я легко спутаю турка с иранцем, а может, и с бразильцем, австриец же вполне сойдёт за чеха. И с австралийцем дело осложняется тем, что ярко выраженного коренного австралийца, чьи предки до прихода белых населяли континент, я не вижу, а смешанную кровь определить трудно, если же предки австралийца — выходцы из Англии или другой страны, то моя задача и вовсе неразрешима.

— Какие проблемы у вас на этот раз, мисс Павлова? — сухо спросил командир.

— Я хочу узнать, кто соседка миссис Нгуен, сэр, — ответила я. — У неё яркие рыжие волосы.

— Мисс Нгуен, — методично поправил англичанин. — Её соседку зовут мисс Яни-ков-ская.

Браво, мисс Наташа! Мало того, что ты узнала, что не ошиблась, но ты ещё и показала, насколько ты уверена в себе и своём методе расчёта поворотов. Пусть и сухарь-командир, и особенно бортинженер убедятся, что тебя совершенно не заботит, какое решение примет мистер Уэнрайт. Жаль, что первого штурмана здесь нет, а то бы он лопнул от злости.

— Что-нибудь ещё, мисс? — холодно осведомился механизм.

Что мне надо было отвечать? Завести светскую беседу, чтобы этот неприятный человек убедился, что свет не сосредоточился на нём и расчетах поворота, а включает в себя многое другое? Да и бортинженеру полезно было бы узнать, что перед начальством не обязательно вылезать из собственной шкуры для доказательства деловых качеств.

— Ничего, сэр, — сказала я. — Видимо, наши учёные разделились во мнениях и разрабатывают сразу несколько теорий. Вот я и пытаюсь понять, с кем объединился Аслан Исанбаев: с турком, иранцем или, может, бразильцем. Трудно определить по внешности.

Мистер Уэнрайт выслушал меня совершенно спокойно, но голову даю на отсечение, что ему не нравился мой интерес к делам пассажиров. Сам он вряд ли следил за ними, но мне сейчас важно было скрыть свою тревогу за любой, даже самой никчёмной беседой.

— Мистер Исанбаев объединился, как вы выражаетесь, с мистером Саэди, иранцем, — просветил меня всезнающий механизм. — Мистер Ходжа, турок, вошёл в группу мистера Дер-жа-вина, потому что его взгляды во многом совпадают с теорией, разрабатываемой вашим соотечественником, мисс Павлова. Мистер Араужо, бразилец, имеет собственные соображения насчёт причин безумия людей с «Мегаполиса» и «Молнии». Да, мисс, вы правильно заметили, что учёные много работают, но вам не следует уделять их работе слишком большое внимание.

Хорошо ещё, не добавил: "Поберегите его для своей работы". Не слишком приятная получилась беседа, особенно её конец сильно напоминает выговор. А над неподвижной спиной бортинженера явственно торчат большие настороженные уши. Даже у Броськи сейчас вид испуганный и виноватый, словно и её обвинили в безмерном любопытстве. Счастье, что я достаточно хорошо умею владеть собой и не выдаю своих растревоженных чувств.

— Конечно, вам не запрещается наблюдать за пассажирами, мисс, когда вы сидите с ними за одним столом, — добавил командир, — но воздержитесь от разговоров с ними, даже если какое-нибудь их высказывание покажется вам интересным.

Сам того не сознавая, этот педантичный сухарь сгладил неприятное впечатление от предыдущего высказывания.

— Да, сэр, — отозвалась я.

По существу, командир ничего хорошего не сказал, разрешив мне обедать, не закрывая глаз, но речь его теперь потеряла оттенок выговора. Думаю, что и у бортинженера исчез лишний повод считать меня объектом для метания камней. Теперь бы утрясти вопрос с поворотом…

Для порядка я ещё минуты три рассматривала список. Если положить его на место тотчас же, то это будет выглядеть как боязнь начальственного гнева. Значит, Иван Сергеевич привлёк к себе турка по имени Ариф Ходжа, а чеченец Исанбаев объединился с иранцем Ибрагимом Саэди. Оказывается, от равнодушного взгляда мистера Уэнрайта не ускользают события в мирке наших учёных. Кто из сидящих за столом был одиноким волком, то есть бразильцем с собственной теорией, я не знала, потому что там было двое мужчин, ни с кем не объединившихся по работе и общающихся с собратьями лишь на бытовые темы. Однако, нехотя и без всякого интереса, я выяснила личности ещё четырёх человек. Осталось только определить, кто из оставшейся четвёрки чех, кто — бразилец, кто — австриец, а кто из них австралиец. Только меня эта забава уже не радует, потому что командир глядит в мои расчёты и моё будущее зависит именно от него.

Первый штурман вернулся в рубку к принятию своей вахты. Бортинженер, излучая усердие, отправился осматривать уже осмотренные приборы и механизмы. Не понимаю, зачем ему это нужно, но свободное от работы время он неизменно заполняет работой, причём делает это отнюдь не незаметно, а так, что и командир, и первый штурман, и, разумеется, я знали, что освободившийся от вахты и получивший право на отдых бортинженер молча идёт во внеочередной обход корабля. Мне даже стыдно бывает уходить в свою каюту и там читать книгу или писать дневник, зная, что имеется этакий запрограммированный только на работу субъект. Хорошо ещё, что командир и первый штурман не могут брезговать отдыхом, потому что делят между собой ночные вахты.