Генри Олди - Где отец твой, Адам? Страница 15

– Я понимаю. Тебе трудно со мной. Все будет хорошо, Кирюша. Ты даже не представляешь, насколько теперь все будет хорошо. Давай, я тебе коньяку налью? Расслабься, отдохни…

А дальше она сказала такое, что Кирилл не поверил своим ушам, и Ванде пришлось повторить еще раз.

– Если хочешь, позвони ей… Ольге. Пока она не уехала. Можешь провести эту ночь у нее, в гостинице. Я с Адамчиком сама управлюсь.

Было очень страшно чувствовать себя подонком, не понимая, кто же все-таки из них двоих сошел с ума.

Позже Кирилл с удивлением отметил, что, несмотря на поднятый шум, Адам во время безобразной сцены не издал ни звука. Будто понимал: не стоит вмешиваться. Зато после, едва опустошенный и разбитый Кирилл проглотил коньяк, поданный женой, и полез за сигаретами, – именно тогда ребенок заорал с властной требовательностью. Кирилл сунулся было помогать, но помощь не потребовалась: жена управилась сама – быстро, спокойно и сноровисто, едва ли не играючи. Она все теперь так делала. Получая удовольствие от каждого шага, каждого действия, от всего вокруг.

Как она сказала в роддоме? «Япроснулась»?

Кирилл ушел на балкон – курить и терзаться угрызениями совести.

Ольге он, конечно же, не позвонил.

Кирилл Сыч: 1-е сентября..18 г., 12: 31

Ловлю себя на снисходительной усмешке. Из текста так и прет дедушкой Фрейдом. Комплексы, фиксация на травме, либидо всякое… Скрытый конфликт с судьбой-индейкой, чья туша постепенно выдавливает неудачников на обочину. Уже выдавила. Обочина, правда, весьма комфортабельная: клумбы, клубы, ведро варенья, корзина печенья… Он очень добр к нам, этот дивный новый мир. Заботится, старается, чтобы мы ни в чем не нуждались, чувствуя себя полноправными членами общества. И от его заботы ощущаешь свою ненужность во сто крат больше! Нет, я больше не мучаюсь, не рву остатки волос. Не посыпаю голову пеплом. Так, легкая грусть осени, бархатный сезон. Неторопливое, красивое увядание, коллапс Человечества. И мы,сейфы, глядим из зала на финал вселенского спектакля.

Иногда трудно смотреть из зала на своих жену и ребенка. Зная, что скоро вспыхнет свет, вынуждая разойтись в разные стороны. Но я учусь.

Хватило бы времени научиться окончательно…

На следующее утро после возвращения из роддома я застал Ванду за странным времяпровождением. Она усердно занималась акробатикой! Моя ленивица творила на коврике чудеса. Да еще и через неделю после родов!

В ответ на изумленье – смущенная улыбка.

– Тело чужое. Хочу войти в форму. Не волнуйся, Кирюша, мне уже можно.

А под вечер взяла гитару. Фламенко?! – безудержный огонь неведомого мне танца. Нет, случалось и раньше: три аккорда, бряк-бряк…

– Это фандангильо «El puente», Кирюша. Я играла… В Кандайе.

Ни в какой Кандайе Ванда отродясь не была.

– Я понимаю, это звучит нелепо… Но ведь я говорила, чтопроснулась? Вспомнила себя-прошлую. Двести, триста… тысячу лет назад. Кандайя (это в Испании), Лемберг, глухая деревушка на юге Индии, – ее название тебе все равно ничего не даст. Конотоп, Аляска…

– Ты хочешь сказать…

В голове царил полный кавардак. Ванда сошла с ума? Разыгрывает?!

– Ты вспомнила предыдущие рождения?

– Не совсем. Мне трудно объяснить… Представь себе: ты просыпаешься утром – и помнишь, что делал вчера, позавчера, месяц, год назад. Это ведь тебя не удивляет? Одно помнится смутно, другое – ясней ясного. Не пугайся, Кирюша, я не сошла с ума. Это я, твоя Ванда… Прежняя. Просто больше, чем «прежняя». В Лемберге я была площадной акробаткой, в Кандайе играла на гитаре… Если хочешь, я расскажу. Только это будет долго.

– Напиши что-нибудь на санскрите! – ничего умнее в голову не пришло.

Ванда виновато развела руками:

– Извини. В Индии я была неграмотной.

Вот это меня и убедило. Будь это розыгрыш…

Конечно, я поверил не сразу. Но постепенно убедился, что Ванда действительно помнит свои инкарнации! Или, как впоследствии предпочитали говорить «проснувшиеся»,ипостаси. Моя жена оказалась в числе первых. Подобных «уток» в прессе – генетическая память, мальчик-тибетец, воплощение далай-ламы! – всегда хватало. Увы, на сей раз дело завертелось всерьез: «утки», стая за стаей, мутировали в прекрасных лебедей. «Рефлекс Казаряна» стремительно развивался, плодя побочные эффекты, следствия и метаморфозы мозга у телепатов. Расщепление и интеграция субличностей сказались рикошетом. Процесс пошел лавинообразно, как выражались психиатры. Но – исключительно в благоприятном направлении. Фотографическая память, абсолютный музыкальный слух, расширение спектра цветовосприятия, ускорение мышления, временами – вспышки ясновиденья, случаи общения с душами умерших…

Кульминация?! – нет, прелюдия.

Пролог к выходу на сцену «проснувшихся».

В конце концов я привык. Мало ли! – у одних жена стерва, у других деньги транжирит. А у меня – акробатка из Кандайи. И характер золотой: терпеть в доме такого истерика и эгоиста, как я… Впрочем, все метания в прошлом. В некотором роде я даже счастлив. Жена-красавица, сын, любимая работа, достаток в доме – что еще надо человеку, чтобы спокойно встретить старость?

…Проглядел написанное. Не выйдет из меня Достоевского. Заготовки для статьи. Сухой конспект, выспренние отступления, изложение новостей шестилетней давности вперемешку с грудой штампов, с выдранными из контекста цитатами. Рукописи не горят, но разве это рукопись? – так, бумагомарание. Сжечь! Вот перечитаю до конца, заберу Адама из школы – и…

Забавно: кто мог знать, что «проснувшиеся» – далеко не последнее и даже не самое сильное из ожидавших нас потрясений?

Тетрадь пятая

Жизнь – карантин у входа в рай.

– Степочка, увольте! Я меньше всего расположен вести теологический диспут…

– Мочить! Мочить беспощадно!

– Степочка, милый! – ваша наивная, можно сказать, пещерная кровожадность…

– Мочить! Взращивая критическую массу первородного греха!

– Это даже не смешно. Вы бы чудесно смотрелись в Ветхом Завете. Книга Пророка Степанаила Неистового – все с заглавной буквы…

Кирилл слушал вполуха, допивая вторую кружку «Баварского». Взять третью? В «Ящике Пандоры» отличное пиво – резкое, свежее. Пожалуй, не стоит. Еще Адама из детского сада забирать. Обойдусь двумя. Нет, но каков Степан! Его напор, да в мирных бы целях. Критическая масса греха? Нашел к кому прицепиться: к Казимиру…

Неприятное, расслабленное веселье овладевало сердцем. Злое, будто дворовая шавка. Сегодня утром выплатили деньги в кассе «Зеркала недели». Якобы аванс за будущий цикл статей. Наверное, попроси Кирилл удвоить гонорар, – дали бы. С улыбкой, с удовольствием. Даже зная, что цикл статей – фикция, обманка. О, дивный новый мир к услугам почтенныхсейфов! Персональные надбавки к зарплате, первоочередные рабочие места, для желающих – льготные курсы переквалификации, где в придачу платили огромную стипендию. «Проснувшиеся» опекали бедняг, как редкий, реликтовый цветок: да, суждено увясть, да, скоро, но хочется, чтобы цвел подольше! В нашей теплице даже кактусы цветут трижды в год… Поначалу это бесило. Когда понимаешь, что тираж издания упал до мизерной отметки, что журнал висит на дотациях, а все твои сногсшибательные гонорары – чистой воды благотворительность… Хотелось стать в позу, гордо заявив: «Я в ваших подачках не нуждаюсь!» Вот только кому заявить? Главному редактору? Такой жесейф, сидит на тех же самых «подачках». Найти руководителей фондов помощи и устроить скандал?