Святослав Логинов - Филолог Страница 15

— Ты чо? — спросил бородатый, приопустив стрелялку, — человек, что ли?

— Человек, конечно Кто же ещё? Или ты думал, я чудо-юдо морское?

В этимологических словарях сказано, что звукосочетание «юдо» — всего лишь рифмованное образование по образцу «чуда». С таким утверждением Верис был категорически не согласен. Это в английском псевдоязыке бытуют ублюдочные формы типа: «мумбо-юмбо», «тип-топ» или «чупа-чупс», великий и могучий русский язык к извращениям не склонен. И раз есть подобное сочетание, значит, у слова «юдо» должен быть смысл. При внимательном рассмотрении смысл и впрямь обнаруживается. Юдо оказывается производным от старорусского слова «уд», означавшего всякий удлинённый предмет, а применительно к живым существам — удлинённую часть тела, например, хвост. То есть, чудо-юдо — это чудовище хвостатое. Под это определение подходит и чудо-юдо рыба-кит, и чудо-юдо царь морской, и даже сказочный змей-Горыныч, которого тоже порой называют чудом-юдом. Заодно становится понятно, почему бывает чудо-девица (без них — никуда), и не бывает чудо-юдо девицы. У Владимира Даля, правда, упомянуты чудо-юдо богатыри, явно лишённые хвостов, но тут, видимо, имеется в виду какая-нибудь другая удлинённая часть тела.

— Ты, чо, уснул? — спросил бородач.

— Нет-нет, — спохватился Верис. — Просто задумался.

— Ты смотри, с этим делом аккуратнее. А то говоришь, как человек, а западаешь словно кучник. А я ихнюю породу не выношу. Ну, пошли. Отведу тебя к старшим, пусть разбираются, кто ты таков, и как сюда попал.

Что мог Верис сказать на это? Объяснить, кто он таков и как сюда попал? Тогда стрелялка будет немедленно пущена в ход. Для человека нет более опасного места, чем естественная среда обитания, в этом вопросе служба спасения ошибалась катастрофически. Чтобы выжить, Верису приходилось изворачиваться и, не то чтобы лгать, но и правды не говорить. Совсем недавно Верис и помыслить не мог, что такое возможно. А теперь он произносил слова, но в результате получалась не истина, а заблуждение! Опытный филолог мог бы вскрыть подлинный смысл лукавых слов, но среди тех, кто встретился Верису за последние дни, филологов не было, люди принимали сказанное Верисом за чистую монету.

Странное словосочетание «чистая монета» Сохранившийся фрагмент великого словаря обрывается на слове «махавка», и о глубинном значении слова «монета» можно только догадываться, поскольку корня в этом слове нет. Префикс «моно» говорит о целостности (монолит) или о единичности (монолог), суффикс «-ет» сообщает о малости предмета (пистолет — маленькая пистоль, балет — маленький бал). В любом случае, «чистая монета» — цельная, беспримесная штучка. А в нынешних речах Вериса присутствовала некая примесь, не ложь, а так сказать, лигатура. У этого слова, согласно Далю, два значения: дешёвая примесь к драгоценному металлу и шелчинка для перевязки кровеносных, особенно боевых сосудов. В очередной раз жизнь доказала правоту творца русского языка: примесь недоговорённости к золоту слов оказалась средством, позволяющим Верису не истечь кровью.

Бородатый конвоир топал сзади и, не переставая, бубнил:

— Был бы ты кучник, я бы тебя на месте пристрелил, нечего кучникам у нас делать. Бац! — и лежи кучкой. А ты — не пойми кто, так что в отношении тебя у меня большое сомнение. Западаешь ты, право слово, а кто западает, тот уже не человек, а кукла бессловесная.

— Куклы бывают и говорящие, — заметил Верис.

— Вот и я о том же. Пристрелить тебя, что ли, от греха?…

— Не надо меня стрелять, столько уже прошли

— Разве что, — согласился конвоир.

Когда Вериса конвоировали в прошлый раз, он пытался разговаривать с конвойными (кстати, в чём разница между конвойным и конвоиром?), но каждое сказанное слово вызывало в попрыгунчиках такое острое желание стрельнуть Верису в живот, что он почёл за благо молчать. Вспомнилось озадачливое выражение: «Слово — серебро, молчание — золото». Здесь этот парадокс обретал несомненный смысл.

Единственное, что Верис знал, ступая на поверхность древней прародины, что, если здесь имеются люди, им ни в коем случае нельзя говорить, откуда ты явился. Пришельцев на Земле не любят, и причины для того веские. Но оказалось, что ещё больше земляне не любят друг друга, и тоже не без причины. Стражи-попрыгунчики, услыхав миролюбивые слова, с которыми обратился к ним Верис, немедля воспылали жаждой убийства, точно так же, как неделю спустя, бородатый стрелок исполнялся подозрительности, не слыша слов.

С попрыгунчиками удалось справиться просто. Верис по-хозяйски вломился в их распахнутые души, где собственного, почитай, не было ничего, и напомнил доблестным стражам, что приказ был не пристрелить, а найти и доставить. Внушать к себе симпатию или любовь Верис предусмотрительно не стал, понимая, что в девственном сознании немедленно произойдёт запечатление, и двое со стрелялками начнут бродить за ним следом, взирать восторженными взглядами и хлюпать носами от умиления.

Как это может выглядеть, Верис неплохо представлял. На родной планете Вериса (мир принадлежал Гэлле Гольц, но и для Вериса он был родным, с этим ничего не поделаешь!) водились звери, которых малолетний Верис, только начавший постигать суть слов, назвал хавронами, за то, что, ужравшись, зверюги начинали дышать с присвистом: «Свин! Свин!» Были хавроны всеядными, но и хищничали с большим удовольствием. Увидав маленького человечка, хаврон издавал тягучий стон предвкушения и кидался на добычу. В детстве ему никто не объяснял, что делать этого не надо, потому что Вериса защищает программа, и он совершенно неуязвим для клыков и огромных когтей, которыми одинаково удобно рвать живое мясо и выкапывать мучнистые корни. А вот Верис при желании может ударом кулачка вбить глупую хавронову башку в его же бездонный желудок.

Мочь, не обязательно хотеть. Давно сказано: «Хочу — половина могу», — обратное, вообще говоря, неверно. У системы безопасности достаточная мощность, вот Верис и может. А хочет он вне всякой зависимости от системы безопасности. Раз взглянув, как умирает убитый им зверь, Верис потерял охоту к кровавым забавам и развлекался другими способами. Например, внушал зверю самые нежные чувства к своей особе. Гора косматой плоти немедленно забывала о недавних намерениях, хаврон хвостиком таскался за пятилетним мальчуганом, утробно сопел, нежно взрыкивал, пытался лизнуть слюнявым языком и зловонно дышал в самое ухо. Неудивительно, что и это развлечение скоро прискучило, и повторять его в отношении двух безмозглых попрыгунчиков Верис не собирался.

Недолгий путь под конвоем закончился в строении, приспособленном для обитания. Иного определения Верис дать не мог. Бывают на свете озёра, пруды и лужи, а бывают — безликие водоёмы, которым иного поименования не положено. Это строение было столь же безликим, что и водоём, хотя, в отличие от хижин и казарм, мимо которых Вериса едва не проволокли, оно казалось вполне комфортабельным.