Алан Кубатиев - Рукопись, найденная в парке Страница 15

Северные ворота были в двух с лишним часах пешего хода. Глубокой ночью он подошёл к титаническому сооружению из бетона и некогда крашеного кровельного железа. На фоне звёздного неба едва различались чёрные фигуры Беркутов из внешней охраны, сидевших на гребне. Вронский подошёл ближе, молясь только об одном - чтобы котёнок не подал голос... Но тот, после трёх суток взаперти, накормленный и обласканный, спал, угревшись за пазухой у Сергея. Двойное дыхание с такой высоты они вряд ли расслышат... Его окликнули на воробьином, он ответил и прошёл дальше, потому что ему разрешили. Надо было идти, пока получалось. Птицы летают везде. А люди везде проходят. Задул сырой удушливый ветер. Звёзды гасли одна за другой - надвигались тучи, клубящиеся ледяным дождём. Удача - Птицы не летают под ливнем. А я могу идти, когда угодно. Говорят, всё больше людей не хочет жить под Птицами. Я уже один из них. Есть ещё тот, который стрелял в Соколов, хотя его не найти. Пусть я даже буду один такой, но я больше не могу. А птицы пусть летают, как хотят и где хотят. Как летали всегда. Бишкек 14 октября 1997

АЛАН КУБАТИЕВ ВЕТЕР И СМЕРТЬ Фантастический рассказ

1

Японцы, родившиеся в такой стране, как наша, неотделимы от японской земли: японская земля и есть Япония, есть сами японцы. Что бы ни случилось, японцы не могут ни на одну пядь отступить со своей японской земли. И в то же мгновение не могут отдалиться от императорского дома. Это потому, что существует верность, свойственная одним японцам. Генерал Араки.

Он уже принадлежал богам, а не Земле, когда взлетал с секретной базы курсом наперерез авианосцу ВМС США "Коннектикут". Почему же боги допустили, чтобы его самолёт вдруг потерял управление, загорелся и врезался в океан близ острова Хаэда? Он ещё помнил смутно, как лопнули ремни и его, ослеплённого, пылающего, как факел, вышвырнуло из кабины в ледяной ветер над скалами. Но того, как стал грохочущим столбом огня и пенистой воды его самолёт, как страшным ударом его самого расплеснуло по базальтовому клыку, и каким образом он оказался в этой комнате, лейтенант Акира не помнил по очень простой причине. Он был мёртв тогда. Разбит о камни, как черепаха, брошенная орлом. Обуглен, как головёшка в хибати.6 А сейчас он чувствовал, что спит. Но пора проснуться, встать, размять затёкшие мышцы. Он медленно выплывал из тёмных вод сна и, ещё не проснувшись, уже чувствовал что-то неясное и тревожное, как дым невидимого пожара. Очень осторожно лейтенант приоткрыл слипшиеся веки. Потолок над его лицом светился тёплым, солнечным светом. Так же, но чуть слабее, сияли стены небольшого помещения, похожего не пароходную каюту второго класса, только без окон. Акира глянул вниз. Он лежал в каком-то подобии гигантской раковины огромной, полукруглой, смыкающейся краями над его распластанным телом. Затылком он ощущал мягкий овальный край. Всё, что он мог себе сказать, - что эта комната не похожа на общежитие лётного состава особого отряда "Ямадзакура"7. Палатой военного госпиталя она быть не могла. В плен и лазареты камикадзе8 не попадают. Плечи затекли, спину ломило. В мозгу царил чудовищный сумбур, недостойный офицера армии Его Величества, сына небоблистающей Аматэрасу9. ...Неужели плен? Ну нет. Во-первых, это просто невозможно. Во-вторых, стали бы проклятые "амэ" так с ним нянчиться... Лейтенант Акира снова тайком огляделся. В комнате не было даже двери. Пустые сияющие стены. Никакой другой мебели, кроме ложа, да и это разве мебель... Он глубоко вздохнул и вдруг, неожиданно для себя самого, сел. Ничего не случилось. Только закружилась голова; но скоро это прошло. Тогда лейтенант Акира встал. Совершенно голый, он стоял посреди комнаты, обхватив руками плечи. Воздух был тёплый, но его била дрожь. Сердце колотилось. Позади что-то тихо щёлкнуло. Акира резко обернулся, едва не упав. Прямо из стены торчала полукруглая полочка-выступ. На ней стоял круглый белый сосуд. Лейтенант протянул руку и дотронулся до него. И на этот раз ничего не произошло. Осмелев, он взял сосуд, налитый до половины прозрачной жидкостью. Понюхал. И выпил всё до дна. Ему сразу стало лучше. Исчезла сонливость, голова стала ясной, ноги налились лёгкой силой. Благословенный напиток. Но он всё ещё не понимал, где он и что с ним. Сев на край ложа, он попытался собраться с мыслями. И только сейчас разглядел своё тело. Бёдра, живот, плечи - всё было покрыто молодой смуглой кожей. Как слепой, он ощупал своё лицо. Гладкое, чистое, юношески свежее. Короткие жёсткие волосы. Лейтенант Акира задыхался. С его тела исчезли все рубцы от фурункулов, все оспенные шрамы. На левой кисти, где ещё в детстве мизинец бы обрублен на пол-фаланги, теперь послушно сгибался и разгибался крепкий палец с розовым ногтём. Лётчик, горевший в самолёте, до самой кабины набитом взрывчаткой, жив и невредим. "Ожившие мертвецы, лисы-оборотни, духи и призраки!.." Ему удалось ненадолго успокоиться. Но сидеть он не мог. Кружил по каюте, как тигр в ротанговой клетке, однажды он видел в Нагасаки, как зверя выгружали с индийского парохода. Наверное, для какого-нибудь зверинца. За спиной раздался новый щелчок. На выступе, появившемся рядом с первым, лежал тёмно-синий шарик величиной со сливу. Акира повертел его в пальцах. Шарик вдруг лопнул со слабым треском: внутри оказался тёмный комок. Лейтенант помял его. Он развернулся неожиданно широко костюмом из какой-то очень лёгкой ткани тёмно-синего цвета с чёрными застёжками вроде молний. Сперва он оказался ему просторен, и вдруг Акира с суеверным ужасом ощутил, что ткань шевелится, будто живая, и медленно обтягивает его худощавое тело. Третий щелчок, и на глазах уставшего удивляться Акиры ложе свернулось. Сдвинув створки, будто живой моллюск, оно втянулось в пол. В каюте не осталось ничего, кроме белого сосуда. Было очень тихо. Внезапно - Акира даже присел - каюту наполнил густой мягкий звон, словно ударили в большой китайский гонг. Он стих, и громкий отчётливый голос сказал: - Здравствуйте. По-японски! Акира не сказал - прошептал: - Здравствуйте... И медленно поклонился неизвестно кому.

2 Это были враги, и всё же они прониклись к нему уважением и с этого дня помышляли только о том, чтобы как-нибудь выразить ему свою благодарность... Тайхэйки", глава XXV

Музыка играла так тихо, что лейтенант почти не слышал её. Только лёгкие ритмичные перезвоны доносились временами. Сначала Акира пытался разобрать мелодию, напоминавшую "Сумиэ"10. Но в конце концов оставил это - сейчас было не до песен. Он сидел на поджатых пятках в углу каюты. Руки на коленях, лицо деревянная маска. Он обманул доверие Его Величества. Он предал память погибших товарищей. Саяма, Хасэгава, Тоси-тян... Американские зенитки разнесли их самолёты прежде, чем они успели вонзиться в тушу линкора. Но они погибли в бою. А он? Что ему теперь жизнь? Вот он, позор воина... Музыка смолкла. Акира поднял голову. - Акира-сан, я вас потревожил? Голос звучал так, словно говорящий невидимо стоял прямо перед ним. - О, нисколько, - безо всякого выражения, но учтиво ответил Акира. - Я только немного размышлял... сэнсэй11, - добавил он с некоторым усилием. - Мне хотелось бы побеседовать, Акира-сан. - Располагайте вашим покорным слугой, - так же тускло ответил Акира. - Хорошо, - произнёс голос. - Я сейчас приду, Акира-сан. Акира поднялся и вышел на середину каюты, опустив руки по швам. Что изменило бы его "нет"? Конечно, Урод не стал бы настаивать. Но ведь рано или поздно это должно было случиться. Пусть его хозяин гостеприимен и ненавязчив. От этого Акире ещё яснее, что он пленный... Только в плену всё вокруг такое чужое. Осточертевшее питьё вместо риса, рыбы, сакэ. Каюта, из которой не выйти. Стены, на которой нельзя даже царапать ногтём, потому что она не поддаётся, и потому что времени тут не существует... Сколько он здесь просидел? О том, что происходит на фронте, заключённым знать не полагается. И спрашивать не стоит - они всегда лгут. Стена, на которую он уставился, вздулась, зарябила, словно пруд под дождём. Хозяин появился из неё быстро и бесшумно. - Здравствуйте, Акира-сан. - Здравствуйте, сэнсэй. Урод сморщился. Акира уже знал, что это улыбка. - Мне не очень подходит это звание... Акира совершил вежливый поклон, со свистом втягивая воздух сквозь зубы: - Великая мудрость сэнсэя спасла меня от смерти. Несказанная доброта даёт мне, ничтожному, кров и пищу... Челов... Существу, наделённому столь высокими и прекрасными добродетелями, никакое титулование не будет слишком высоким. Но такое замечание сэнсэя говорит ещё об одном достоинстве безграничной скромности... - Акира ещё раз поклонился, стараясь всё же не глядеть на Урода. Тот выслушал его несколько озадаченно. Потом холодно сказал: - Я сделал то, чего не мог сделать. За это нельзя благодарить, Акира-сан. Однако мы ещё успеем обсудить это. Сегодня мне хотелось бы поговорить с вами о другом... Лейтенант уже почти перестал бояться его и даже чувствовал какое-то брезгливое любопытство, обострявшееся тем, что Урод был так похож на человека. Если бы не серое лицо, матовая кожа, угольно-чёрные, без белков и зрачков глаза... Вдобавок ходил и жестикулировал Урод совсем иначе, чем люди - очень быстро. И появлялся он из стены, как будто вырастал из неё, а не проходил в дверь. А говорил... Собственно, он не говорил. Рот его всегда был неподвижен, но голос был слышен даже тогда, когда, по мнению Акиры, Урод был далеко от каюты. Как это делалось, лейтенант не знал. Радио здесь было явно ни при чём. Первым нарушил молчание Урод. - Акира-сан, - сказал он. - Меня встревожило узнанное от вас. На вашей планете идёт война, причины которой мне непонятны. "Наконец-то..." Ладони Акиры взмокли. Урод, верно, и сам не понял своей оговорки. "Я же ему ничего не говорил, кроме имени!.." Однако лицо Акиры сохраняло вежливую улыбку. Урод продолжал: - Волею случая вы стали моим гостем. Не следует считать, что вы совершили нечто особенное. Я только вылечил вас, хотя мне пришлось пойти на некоторое нарушение законов, определяющих мою деятельность... Акира смиренно наклонил голову: - Поверьте, сэнсэй, я скорблю всем сердцем... Урод легко отмахнулся. - Тут нет вашей вины, Акира-сан. А мою смягчает необходимость исполнения долга разумных! - Он опять улыбнулся. Лучше бы он этого не делал. - К тому же вы, сами того не подозревая, помогли мне почти решить мою главную задачу! Лейтенант давно решил, что пойдёт на любые условия, лишь бы получить свободу передвижения. Побег без подготовки - самоубийство. Сперва надо выяснить, что это за место, какая охрана и как часто меняется. Позже - кто такой Урод и остальные. В штабе это может пригодиться. Додумать он не успел. Стена, возле которой стоял Урод, знакомо зарябила, но на этот раз исчезла совсем. Урод вполоборота повернулся к лейтенанту и произнёс: - Прошу вас, Акира-сан. Я постараюсь вам кое-что показать и объяснить. В коридоре со светящимися стенами их никто не ждал - конвоя не было. Урод остановил Акиру и прилепил к его одежде круглую бляху, которую вынул из стены. Бляха слегка пульсировала, словно живая, и тихонько гудела. По пути им никто не встретился. Коридор был пуст и светел. Не было слышно шума, лязга оружия, команд. Лейтенант вдруг понял, что слышит одно дыхание - своё. Урод будто не дышал или дышал странно тихо. Пятьдесят восемь шагов. Акира всё время считал. Коридор изогнулся и они свернули направо. Теперь стены горели холодным сиреневым светом. Тёмно-серое лицо Урода в нём стало почти фиолетовым. Семьдесят семь шагов. Урод остановил Акиру перед стеной там, где свечение был ярче всего. - Входите, Акира-сан, - пригласил Урод, увидев, что Акира застыл в нерешительности. - Да простит сёнсэй мою глупость... - заговорил было Акира. - Ах да, - мягко перебил Урод, - забыл вас предупредить. На вашей одежде пропуск. На его голос настроены стены. Не бойтесь, прошу вас, шагайте! Помертвев, Акира шагнул вперёд. Яма? Выстрел в лицо? Удар штыком? Но тело обдало тугим ветром. И только. Он оказался в большом полукруглом зале с низким потолком. Стены и здесь светились сиреневым. В дальнем углу возвышалось что-то непонятное. Массивная громадная раковина, покрытая странными ребристыми выступами, пульсировала и гудела так же, как и "пропуск" Акиры. Урод коснулся плеча лейтенанта. Акира едва не отшатнулся, но успел сдержаться. - Акира-сан, - начал Урод, - то, что я хочу вам предложить, важно, не только для вас одного... "Ну вот... Не тяни, говори скорее!.." - Мой Корабль прибыл сюда... - тут Акира почувствовал, что глохнет, и отчаянно затряс головой. Но это не помогло. Урод сморщился, и лейтенант с облегчением услышал: - Акира-сан, не беспокойтесь, ваш слух в порядке. Просто в вашей памяти нет ничего похожего на то, что я хотел сказать. Другими словами, я - разведчик добра издалека... Всё, кроме слова "разведчик", Акира пропустил мимо ушей. Он давно ждал этой минуты и теперь был предельно собран и зорок. - ...мы летим от звезды к звезде в поисках Разума, стремясь сплотить все миры Вселенной в великую и добрую силу. Это нелегко... На одних планетах жизнь ещё не зародилась. На других она только начала свой путь, не успев стать мыслящей. Есть и такие... - Урод помолчал, потом взглянул на Акиру, - -...где она погибла... по вине самих обитателей планеты... Акира сидел и молча слушал. "Зачем он порет ерунду? Что ему нужно? Наверное, пытается сбить меня с толку. Думает, я легче сдамся, если он заморочит мне голову..." -... и не может быть большего счастья для таких, как мы, чем отыскать планету, где Разум уже созрел, обретя силу. Если его носители старше и мудрее нас, они поделятся с нами своим знанием. Если они младше и слабее, мы поможем им. Это и есть долг разумных, долг братства, наш с вами долг, Акира-сан... Урод замолчал. Акира немного подождал, а потом, почтительно кланяясь, осторожно спросил: - Не позволит ли сэнсэй своему худородному слуге задать несколько вопросов, ответа на которые мой слабый мозг не может найти?... - Не слуге, Акира-сан, не слуге, - сказал Урод. - Спрашивайте о чём хотите. Акира собрался с духом. - Сэнсэй, я рад помочь вам. Но ведь я простой солдат, и всё, что я умею это воевать... Сэнсэй изволил говорить о разных планетах... Я - сын Японии и служу ей и только ей!... - выкрикнул он, но тут же осёкся и взглянул на Урода. Тот молчал. Обругав себя за несдержанность, которая едва не погубила всё, Акира продолжал, на этот раз монотонно и бесстрастно, будто произнося сказанное в тысячный раз: - Да, я воин, сэнсэй, и я сын своей страны. Я должен быть уверен, что великие и благородные деяния, в которых сэнсэй предлагает участвовать и мне, слабому и ничтожному, пойдут моей родине на пользу или хотя бы не принесут ей нового вреда... Урод вытянул к нему длинную руку. - Но разве то, что будет благом для всей планеты, может обернуться чем-то иным для вашей родины, Акира-сан? - Сейчас только одно может стать для неё благом, - глухо ответил лейтенант. - Моя земля меньше лепестка горной вишни, унесённой в океан свирепым ветром... Каждый цунами, каждое землетрясение делают её ещё меньше. Они рушат наши города, уродуют наши поля и дороги. Так было много веков подряд. И сейчас всё так же... Разве что к этому добавилось новое бедствие - война... Мы сопротивляемся давно и упорно. Но ведь против нас огромные страны. Множество хорошо вооружённых солдат, новейшие бомбардировщики, боевые корабли - всё это брошено на нас. Сколько стран готово растерзать нас, как только мы окончательно ослабеем! Гибнут лучшие сыны моего немногочисленного народа. Гибнут с радостью, потому что нет счастья выше, чем пасть за императора, за священную землю Ямато!.. - Акира задохнулся и смолк. Потом заговорил снова, отчеканивая каждый слог: - Нас осталось мало. Но мы воюем. И когда японцев останется меньше, чем колосьев на осеннем поле, и враг сможет ступить на нашу землю, мы последуем древнему обычаю самураев. Каждый из нас предпочтёт смерть плену... Урод слушал его не шевелясь. Потом спросил: - Неужели нет никого, кто был бы на вашей стороне? Акира отвёл глаза. - Нам помогала одна могучая держава, - наконец ответил он, - но из-за той же войны она сейчас в таком тяжком положении, что нам остаётся уповать только на милость богов... Они так и стояли друг против друга. Теперь Урод отвернулся и сделал несколько шагов к той гигантской раковине, которую Акира заметил ещё в начале допроса. Подняв руку с таким же, как у Акиры, "пропуском", он прижал к нему палец. Над волнистым гребнем раковины засветился маленький голубоватый шарик. Повинуясь движениям Урода, он разросся, расплющился, превратился в огромный цилиндр и поплыл к Уроду. Застыв в пяти шагах от него, цилиндр мгновенно, будто скатанная циновка, развернулся и обрёл молочно опаловую непрозрачность. На нём замелькали клубящиеся пятна, струи, завихрения и вдруг, внезапно и радостно, словно из распахнувшегося окна, хлынул густой ярко-синий цвет. Это был океан - почти такой же, каким Акира видел его много раз во время тренировочных полётов. Но высота была много больше предельной: отражение солнца было величиной с десятииеновую монетку. Редкие облака тянулись внизу, как перья ковыля. Вся панорама медленно плыла поперёк удивительного экрана, как под крылом бомбардировщика. Акира забыл всё, о чём хотел сказать, и всё что собирался утаить. Замерев, он смотрел на экран. Кулаки сжались перед грудью, словно в них был штурвал боевой машины. Урод повернулся к нему и сказал тем же громким невыразительным голосом: - Насколько я понял, Акира-сан, вы совершали полёт на аппарате, использующем свойства газовой оболочки вашей планеты. Аппарат, в котором мы сейчас находимся, способен двигаться в любой среде - плотной, жидкой, газообразной, безвоздушном пространстве... Радиус действия практически неограничен. Есть ли на вашей планете такие устройства? Лейтенант, дернувшись, поспешно вытер лицо и хрипло ответил: - Нет, сэнсэй... - Война отшвырнёт вашу науку далеко назад, заставив её совершенствовать только технику смерти, - продолжал Урод. От него исходило физически ощутимое напряжение. - В нашей истории войн не меньше. Они всегда стоили дорого моему народу. Каждая сторона проигрывает. Победители - оттого, что победа слишком многого потребовала. Побеждённые... Побеждённые - оттого, что учатся оправдывать своё поражение. Так почему же вы считаете, что если мы сможем убедить народ всей планеты прекратить убийство, это ничего не даст вашей стране?.. Акира слушал с каменным лицом. Он глядел на экран. Облака стали гуще, тяжелее. На выгнутой, словно бок чаши, поверхности океана появились мелкие серо-жёлтые крупинки - острова. Когда лейтенант наконец ответил, в голосе его звучала только всегдашняя почтительность: - Умоляю сэнсэя простить мою неучтивость, но я, видимо, очень скверно пояснил, какую войну ведёт моя страна... - О нет, главное я понял, - перебил его Урод. - Пусть вы одни против всех, но борьба за свободу - вот единственная мера. На стороне насилия может быть только сила, но хвала всегда будет на стороне справедливости. Собрав всю свою волю, лейтенант выдержал его взгляд. Наконец Урод отвернулся, взмахнул рукой, и панорама океана потухла. Только сейчас лейтенант почувствовал, что вымотан не меньше, чем после хорошего воздушного боя. Колени тряслись, в горле першило, ладони были мокрые и холодные. С чего это он вдруг заговорил с Уродом, как с человеком? "Что ему до Японии, что ему император? Он просто вызывал меня на откровенность. Ну и пусть. Ничего такого я ему не выболтал..." И тут у Акиры мелькнула мысль, поначалу испугавшая его. А Урод застегнул ворот своей одежды и сказал, совсем по-человечески потерев лоб: - Суточный цикл подходит к концу. Пойдёмте, Акира-сан. Я провожу вас в каюту.