Андрей Курков - Пуля нашла героя (География одиночного выстрела - 3) Страница 15

Добрынин сделал шаг назад и оглянулся испуганно на Карасева.

Карасев быстро подошел, зашептал контролеру на ухо:

"Вы же доверенное лицо! Вы должны говорить от его имени. Говорите "да"!"

Добрынин повернулся к женщине и сказал: "Да".

- Поздравляю вас от всей души и объявляю вас мужем и женой! - чуть ли не радостно проговорила Паняева. - Поцелуйтесь... - и тут она осеклась и бросила испуганный взгляд на Карасева.

- Не надо, - сказал Карасев спокойно. - Не надо целоваться.

- Товарищ Ваплахов, распишитесь здесь! - попросила женщина.

Добрынин наклонился над столом, расписался.

- А теперь вы, гражданка Селиванова! Таня тоже наклонилась и расписалась в предложенном документе.

Женщина вопросительно посмотрела на Карасева.

- Все? - спросил он, поймав ее взгляд.

- Да, - ответила она.

Карасев подошел к столу с ее стороны.

- А где подписи свидетелей? - спросил строгим голосом.

- А разве надо?

- Конечно, надо!

- А кто же может расписаться? - спросила Паняева.

- А вот специально для этого приехали товарищ Куняев и товарищ Лимонов.

Паняева побледнела. Казалось, она вот-вот упадет в обморок.

Но ничего страшного не произошло.

Сначала к столу подошел товарищ Куняев, поставил свою длинную подпись в соответственной графе документа. За ним следом и товарищ Лимонов расписался.

- Вот теперь все, - удовлетворенно улыбнулся Карасев.

- Поздравляю вас, - сказал подошедший к Тане секретарь горкома. - Вы очень мужественная женщина!

Таня пожала ему руку.

У секретаря горкома были добрые голубые глаза, и смотрел он ими на Таню как на собственную дочь, с любовью и надеждой.

- Спасибо, - прошептала Таня.

Потом ее поздравил товарищ Лимонов, а Карасев вручил ей "Свидетельство о браке", в котором было черным по белому написано, что зовут ее теперь Татьяна Зиновьевна Ваплахова. Кроме свидетельства Карасев дал ей еще несколько бумаг, в том числе справку о гибели мужа и подтверждение вдовства.

На улице Таня и Добрынин попрощались с Куняевым, Лимоновым и Карасевым. И пошли пешком на аллею Славы.

Добрынин хотел что-нибудь сказать Тане, но сам был так ошеломлен происшедшим, что путался в мыслях и словах, а потому молчал. Таня тоже испытывала волнение. Ее недавняя мечта исполнилась, но произошло это немного странно, хотя лежали теперь в сумочке настоящие документы с подписями и печатями, и написано было в этих документах, что она, Таня Ваплахова, является вдовой Дмитрия Ваплахова, геройски погибшего, спасая жизнь ребенка. Хотелось сдержанно радоваться, но слезы стояли в глазах, и губы болели, будто обветренные.

На Краснореченск опускался ранний октябрьский вечер. Пунцовое солнце лениво ложилось на горизонт.

Глава 13

Осень в Ялте была удивительно теплой и скорее напоминала зауральское лето. Спокойное море отливало небесной синевой и звало куда-то за неведомый дальний горизонт.

Первые дни Юрец, приходя на набережную, все пытался высмотреть другой, противоположный берег моря. Видел он море в первый раз в своей жизни и по наивности и простоте полагал, что море - это слишком широкая река или на худой случай большущее озеро. Видно, удивлялся он морю вслух, потому что однажды остановился возле него старик в толстовке и легких парусиновых штанах с грязной, казалось, хромавшей на все четыре лапы, болонкой, остановился и стал Юрцу объяснять про физическую географию морей и океанов. Юрец слушал внимательно: не из интереса к этой самой физической географии, а потому, что дни тянулись скучно и однообразно. Но последние слова старика, назвавшегося товарищем Курчавым, вызвали у Юрца некоторые мысли.

- Я ведь в институте прикладной географии работал, - говорил старик. - Так мы там могли организовать так, что любой кусок земли, любой район или область могли стать или морем или островом...

- А чего? - спросил на это Юрец.

- Ну как вам объяснить, товарищ; это не для практической пользы, а для показания возможностей человека при социализме... - ответил старик.

Потом вежливо раскланялся и пошел дальше со своей хромой на все лапы болонкой по пустынной широкой набережной.

В принципе Юрец был доволен тем, что попал сюда. Трое встречавших его у ворот тюрьмы оказались не такими уж страшными типами. Привезли они его в какую-то контору, где долго диктовали ему заявление о приеме на работу, но в конце концов один из них, главный, тот, что был выше других да и самого Юрца на голову, написал заявление за него. Дело было в том, что в тюрьме Юрец забыл некоторые письменные буквы и вместо них писал "о", так что написанное им заявление имело такой волжский акцент, что понять его было невозможно. А кончилось тем, что Юрец просто расписался под написанной за него бумагой, в которой он просил принять его на работу на должность ассистента (этого слова Юрец вообще никогда в жизни не слышал!) филологической лаборатории Института русского языка и литературы им. А. С. Пушкина. Конечно, Юрец боялся работы и в принципе работать не собирался, но, к его пущей радости, оказалось, что работать ему и не надо, а платят ему за то, что он хозяин попугая, представляющего "огромный интерес для советской филологической науки", как сказал белобрысый ученый.

Иногда Юрец вздыхал, вспоминая о своих планах на будущее. Но планы все равно оставались планами, так как этот ученый, а звали его Костах Саплухов, хотя он просил всех называть его Костей, обещал Юрцу и попугаю полную свободу, как только попугай закончит рассказывать все выученные за свою длинную жизнь стихотворения. Конечно, Юрца огорчало огромное количество этих чертовых стихов, умещавшихся в маленькой сине-зеленой головке попугая, но он терпеливо ждал, когда птица выдохнется, и тогда начнутся его долгожданные гастроли по "малинам" первой в мире страны построенного социализма.

А пока он жил в отдельном номере Ялтинского дома творчества писателей, питался в их столовой и, надо сказать, еда там отличалась от тюремных паек, даже если брать в расчет частые батоны вареной колбасы из ящика письменного стола начальника тюрьмы Крученого. В свободное время (а другого у него просто не было) он бродил по городу, смотрел на море и ни о чем, кроме женщин, не думал. Но .женщин он в городе не видел. Не в том смысле, что их там вообще не было. Были там, конечно, женщины, и старые и не очень, но еще не видел он ни разу ни одной блондинки, и так уж сложилось у него в голове, что неблондинок он как бы и женщинами не считал.

В соседнем с ним номере жил и работал этот ученый Костах Саплухов. Собственно, и попугай жил у него в номере, что даже нравилось Юрцу, так как не надо было ему самолично кормить птицу. У ученого в номере на письменном столе стоял большущий магнитофон для записи звуков. Называлась эта громоздкая машина "Днепр-11-А". Когда Юрец наконец понял возможности магнитофона, возникла у него мысль о краже этой штуки, и, как бы ненароком натолкнувшись на него, проверил Юрец его вес и понял, что в одиночку ему магнитофон не украсть. Но так как чувство коллективизма ему было чуждо и он никогда не работал в паре с коллегами по воровскому ремеслу, то пришлось ему отказаться от этой заманчивой идеи.