Владимир Михайлов - Дальней дороги Страница 15

То, что нам приходится выполнять значительную часть этой работы в трудных условиях, живя в непроницаемых станциях, выходя в скафандрах, подчас жертвуя собой (и ты, и Бухори, да и я сам, мы кое-что знаем об этом, правда?), - это не самое тяжелое. В конце концов, когда достаточное количество людей вложило достаточный труд, природа поддается, мы усмиряем планету, одеваем ее - если нужно - атмосферой, и люди начинают жить на ней не хуже, чем на Земле. Конечно, не везде это возможно; но в каждой звездной системе находится хоть одна планета, пригодная для заселения, а остальные остаются в качестве резерва, чтобы новому человечеству, когда оно окончательно укоренится, было чем заняться, где проявить свои достоинства. Надо думать и о правнуках: у них тоже будут чесаться руки, черт возьми! Что ты говоришь, Маркус? Ага, ты говоришь: "Пока все правильно. Давай-ка дальше".

Пожалуйста. Итак, главное - не наше физическое несовершенство; впрочем, я сказал бы "наше устройство": совершенство или несовершенство - это вопрос спорный. Но что же главное? Почему иногда замирает жизнь на уже, казалось бы, окультуренных планетах, почему подчас люди осаждают прилетевшие корабли и приходится забирать их на Землю, оставляя все, созданное с таким трудом?

Я думаю, я уверен, что дело тут в одном: в нашем несовершенстве, но не физическом, а психическом. Слишком долго человек жил на Земле, слишком глубоко в нее уходят его корни, слишком многим обязан он этому Солнцу - этому, а не какому-либо другому. Ты помнишь, Маркус, как это бывает: каждую ночь видеть над собой чужое небо, чужие созвездия, в которых не найти никакого подобия нашим. Сначала это даже развлекает, потом приходит тоска, начинает казаться, что только в ковше Большой медведицы есть та вода, которая необходима для жизни. Но нам было легче: мы не так-то уж долго задерживались на одном месте, динамика жизни не позволяла нам погружаться в тоску. А людям, прилетевшим навечно, бывает настолько тяжело, что они не выдерживают.

Они начинают вспоминать Землю, древнюю родину, с ее центрами культуры, которых население новых планет лишено: ведь их культура, хочешь, не хочешь, надолго застывает на том уровне, на котором была, когда они покинули Солнечную систему. Нельзя забрать с собой книги и полотна, и симфонии, которые еще не написаны, да и тех, что уже есть, всех не возьмешь! А то, что им, время от времени, доставляют потом, лишь усиливает в людях чувство оторванности, несовершенства, второсортности; все понимают, сколь жалок человек без всех тех духовных ценностей, которые создали его предки и современники. Люди понимают, что пройдут еще десятилетия и столетия до того, как им удастся создать на новой планете собственную культуру, не уступающую земной; и они не хотят и не могут ждать^ Вспомни, Маркус, разве мы с тобой не были такими? Конечно, были.

Люди не чувствуют себя хозяевами новых планет, вот в чем основная беда. Они чувствуют себя лишь пришельцами, пересаженными в новую почву лишь с крохами родной земли на корнях, и им мало этих крох. Уже с самого начала они - сначала бессознательно - стремятся назад. Многие у нас пытаются проводить аналогию между колонизацией вновь открытых материков и островов Земли в прошлом, и заселением Космоса сегодня. Но это разные вещи: если в прошлом людей гнал голод и социальная несправедливость, то теперь это давно забыто, и если в те времена кусок хлеба, которого не было, манил больше, чем все блага культуры, то теперь нельзя и представить себе этого. Теперь не элементарные физиологические потребности гонят человека вдаль, а иные: потребность знать, потребность проникать все дальше. Но проникать все дальше мы можем, лишь постепенно оседая на завоеванных рубежах: радиус достижимого при стартах с Земли не столь велик. А вот с оседанием-то и не всегда получается. Энтузиасты, готовые жертвовать всем для того, чтобы познавать, не в счет: они есть, как были всегда, но они никогда не составляли всего человечества.

Вот, оказывается, в чем дело, Маркус: в нашей психической, а вовсе не физической, неприспособленности. Мы продвигаемся очень медленно; поэтому перенаселяется Земля, поэтому возникает чувство неудовлетворенности. Мы пытаемся выходить из положения путем создания на планетах станций со сменным персоналом; но это, как ты сам отлично понимаешь, не решает вопроса.

А рамакам чужды эмоции, их ничто не держит на Земле, потому что все свое они несут с собой, подобно древнему мыслителю. И они смогут расселиться, приспособиться, они будут обитать повсюду - да только нам что от этого? Создатели рамаков перепутали две вещи: завоевание Вселенной вообще - и завоевание ее человеком.

Это очевидно, правда, Маркус? Но есть люди, которые с этим не соглашаются: они не понимают, что при достаточном желании и воле все препятствия материального, физического характера могут быть преодолены, и наоборот: при отсутствии желания даже жизнь в раю покажется невыносимой. Главное ступить подальше, говорят эти люди; ступить хотя бы не своей ногой, а железной стопой рамаков. Потом люди будут прилетать к ним как бы в гости, а помощь стартующим дальше кораблям рамаки смогут оказывать и сами, необходимость колоний отпадет.

Они не понимают, что не в одних же кораблях дело...

"Излагай суть", - говоришь ты? Я как раз к ней подошел.

Итак, психика. Но разве не в наших силах воздействовать на нее, преобразовывать нужным образом? Конечно, в наших. Разве мы уже сегодня не можем повлиять на психику человека таким образом, чтобы он именно в пространстве чувствовал себя дома, чтобы именно завоевание в битве с природой, именно освоение новых планет стало его основной мечтой, его главным делом? Мы можем сделать это; я могу. И если появятся такие люди, поколение таких людей, то зачем тогда рамаки и тому подобное? Люди совершат все сами, и жизнь начнет стремительно распространяться все дальше.

Нужно очень немногое: небольшое вмешательство на субмолекулярном уровне, лучше и вернее всего - еще когда человек не родился, еще в материнской утробе. Основа нашей психики, как известно, материальна, а следовательно, на нее можно влиять, можно изменять, - если знать, разумеется, как это сделать. Я узнал.

Да, я теперь обрел силу. Это далось нелегко. Десять лет работы, десять лет поисков и экспериментов, сотни забракованных схем, множество уничтоженных животных. Но это - в прошлом; зерна проросли, и пришла пора собирать урожай. Вопрос достаточно сложен для популярного изложения, а ты никогда не имел никакого отношения ни к биологии, ни к физиологии, ни тем более к церебронике. Поэтому скажу только, что дело заключается в воздействии на память; не на ту, в которой у каждого из нас хранятся результаты собственного опыта, приобретенные знания, а на память врожденную, унаследованную от бесчисленных поколений, ту память, на основе которой действуют инстинкты животных, и которая и в деятельности человека играет роль, намного большую, чем мы обычно думаем.