Юлия Каштанова - Второй шанс для героя Страница 16

– И что же там такого интересного?

– Увидишь, – произнесла молодая женщина, критически осматривая мужа с ног до головы, после чего, слегка отряхнув его костюм и решительно сняв с пояса сумку с инструментом, продолжила: – Только ничему не удивляйся. Веди себя как обычно.

– Я понял, – возразил Хуан. – Но чему я, черт побери, должен удивляться?

Вместо ответа Элеонора сняла с пояса ключ, вставила его в замок и повернула. Замок щелкнул, дверь поддалась с противным скрипом.

– Слушай меня, – пояснила она, снова беря мужа за руку, – и ничего страшного не случится.

Молодой человек покачал головой. Страсть его любимой к загадкам и сложным проблемам иногда его просто убивала. Он не был силен в криминалистике: не то чтобы она совершенно не могла его заинтересовать, просто он предпочитал следить за тем, как поисками скрытых смыслов занимаются другие… Поэтому его смутила явная озадаченность Элеоноры и ее серьезный тон – ведь это означало, что ничего хорошего и легко преодолимого ждать не стоит. Хуан доверял жене и знал, что в полностью сомнительную авантюру она вряд ли стала бы его втягивать… Ей требовалась помощь, он это чувствовал, а потому не стал возражать и молча последовал за нею по узкому коридору, освещенному старинными газовыми лампами, в сторону незапертой двери, из-за которой пробивался более яркий свет, а также слышались звуки менуэта и голоса, переговаривающиеся на красивом, но незнакомом языке…

Мигель понятия не имел, что ему делать теперь. Он уже полчаса сидел над рукописью и изобретал «коварный план мести». Судя по ее состоянию и виду, это был окончательный авторский экземпляр. Тот самый, вожделенный и пугающий, который совсем скоро должен был увидеть свет. И тогда уже не миновать ему полного позора и разочарования! Ведь книгу прочтут не только его соратники, но и другие игроки. А стало быть, времени терять нельзя, иначе уже спустя три-четыре дня после презентации все будут хвалить Альянс, восхищаться Реконкистой, а на его долю выпадут тыканье пальцами и непристойные шуточки. И с чего это Элеонора его так невзлюбила?

Чем дальше Мигель вчитывался в текст, водя фонариком по строчкам, тем сильнее история его захватывала. Книга вышла, в сущности, неплохой – плоха была только несправедливость в отношении его самого. Вот если бы немного изменить историю… тогда все будет отлично. Он согласится, в крайнем случае, на нейтрального персонажа, хотя лучше бы – положительного, а еще лучше – героя. В конце концов, чем он хуже тех же Вальдеса или Генри? Да ничем! Он даже лучше! И почему автор предпочитает этих подхалимов и матерщинников ему, человеку ответственному и искренне радеющему за Испанию?

За окном полыхнула молния, и сразу же послышался оглушительный треск, как будто над головой раскололись одновременно сто тысяч гигантских страусовых яиц. Мигель содрогнулся. Ну и грозища! А ведь он едва под нее не попал!.. Эх, хорошо иметь крышу над головой во время такой непогоды, даже если крыша эта чужая…

Еще одна молния ударила в ствол стоящей у края леса сосны – так, что тот задымился: хорошо еще, ливень был слишком сильным для того, чтобы мог возникнуть пожар. Мигель снова перевел взгляд на окно и поежился, потом взглянул на рукопись. «Может, взять и уничтожить?» – возникла в голове шальная мысль. Но он тут же отмел ее в сторону: все-таки чужое произведение. Вот изменить – это нормально, а уничтожать книгу не имеет права даже автор, потому что искусство принадлежит народу! Или можно ее припрятать, а когда хозяева начнут искать – выдвинуть ультиматум…

Стоп! Вот это, и в самом деле, мысль! Мигель критически осмотрел ее со всех сторон, как незаконченную картину, и остался доволен. Воровать – преступно, как юрист по образованию и призванию, он это знал. Но ведь это и будет не воровство, а сокрытие. Сие же понятие родственно сохранению. «Ведь она лежит тут, одна, без присмотра, – рассуждал он про себя, – никто за ней не следит, а вдруг кто-то еще захочет прибрать ее к рукам?» Нет, он, Мигель, этого не допустит! А дочитать как раз успеет потом.

Он аккуратно сложил рукопись обратно в переплет, и после недолгих поисков обнаружил среди хлама и побрякушек полувыцветший кусок бархата, когда-то, видимо, бывший частью гардины. Осторожно завернув в него книгу, Мигель прицепил фонарик на лоб и вышел из комнаты, тихонько притворив за собой дверь. Теперь у него были все козырные карты, и он мог выступить в этой игре на равных с остальными.

Отсутствие света, по-видимому, не слишком помешало празднику – если вообще было замечено. Уже изрядно разомлевшие от хорошего вина и плотного ужина гости стали потихоньку забывать о той реальности, которая начиналась аккурат за лесом, скрывавшим пансионат от посторонних глаз. Уже пошли философские беседы о жизни и «за жизнь», то в одном, то в другом углу вспыхивали и затухали споры о достоинствах спиртных напитков, оружия и кораблей. помощники хозяев довольно легко и ловко научили гостей основам средневековых танцев и фехтования, так что те, кто не хотел беседовать, могли встать и поразмяться.

Гроза немного приутихла, ливень хлестал уже не так сильно, уже можно было пройтись по галерее и подышать свежим воздухом. Оттуда то и дело доносились через открытые двери звон сшибающихся клинков и смех.

– Как бы они друг другу тяжких телесных не нанесли… – задумчиво проговорил Десс, прислушиваясь к этой «музыке». – Случайно. А нам потом отвечать.

– Не нанесут, – усмехнулся Хуан. – Там Пауль, он их разнимет вовремя.

– Главное, чтобы никто не забыл, что это все-таки не компьютерная игра, – проворчал собеседник. – Здесь могут и насовсем прихлопнуть. Случайно.

– Не забудут – не настолько же они пьяны, в самом деле, – отозвался молодой человек.

– Хотя жаль, – вздохнул подошедший сзади Конор. – Вот бы на пару часиков оказаться там – здорово было бы!

– Чур меня! – отмахнулся Десс, а Хуан смерил приятеля суровым взглядом.

– Кто тебя учил подкрадываться? В ухо схлопочешь когда-нибудь…

Конор сделал невинное лицо – дескать, он тут ни при чем – и принялся беззаботно насвистывать. Эту идею тут же подхватил Альваро, программист из Реконкисты, и к общей симфонии добавилась пара новых музыкальных инструментов. Хуан только со смехом махнул рукой, а Десс укоризненно заметил:

– Деньги высвистите. Не игровые – так реальные.

– А я вам знаете, что сейчас скажу? – Конор прекратил свистеть, глаза его загорелись, как у человека, знающего новость, о которой другие даже не догадываются.

– Ну, что? – подозрительно осведомился Альваро. Он вообще не особенно верил слухам, даже если их приносил лидер клана (а уж тем более – посторонний человек). Один ляпнул, второй дальше понес… а верить-то зачем?

Юноша подошел ближе, взгляд его стал еще более заговорщическим, а голос понизился почти до шепота.

– Я в запертом крыле человека видел!

– Врешь! – выдохнули все разом, а Десс, скептически скрестив руки на груди, добавил:

– Туда же ходить запрещено. Ты-то как там оказался?

– а я там и не был! – принял защитную позу юноша. – Я там свет видел. Как от фонарика.

– Может, померещилось? – нахмурился собеседник и вновь обратился к приятелю: – Ты уверен, что это не отсвет от молнии или от фар?

– Да что я, отражения от фонаря не отличу, что ли? – обиделся Конор. Ему не нравилось, что его желание поделиться новостью никто не оценил.

– Кто тебя знает, после стольки-то бокалов! – усмехнулся Альваро. Все засмеялись, даже насупившийся было юноша… все, кроме Хуана, который, нахмурившись, о чем-то сосредоточенно размышлял, а потом кивнул своим мыслям и произнес:

– А я все-таки схожу, проверю.

Он присоединился к друзьям минут пять назад. После того, что ему показала Элеонора, строго-настрого запретив выдавать тайну, он готов был поверить во все, что угодно. Даже в то, что тот человек – привидение, заведшееся в доме в позапрошлом веке. Или в то, что это какой-нибудь «тайный диверсант», и именно благодаря ему – а вовсе не грозе – в пансионате творится чертовщина. Но о своих предположениях молодой человек предпочел умолчать…

Генри бродил по залу в поисках компании. Пить надоело – он и так уже был изрядно пьян. Болтать тоже наскучило: своих и Грандов (из тех, кого удалось перехватить между их беготней по делам – вот уж для кого праздник был настоящей каторгой!) он уже повидал и со всеми перекинулся парой слов. А что еще делать? Он успел даже вдоволь нафехтоваться и натанцеваться, и теперь толком не знал, чего бы ему еще хотелось. А спьяну в голову приходят самые разные мысли, и как бы хорошо он это ни понимал, язык уже поворачивался сам собой, без ведома мозга. Видимо, он уже что-то этакое сказанул Доминиканцам, потому что они обходили его по дуге.