Сборник Забытой Фантастики №3 - Эдвин Балмер Страница 16

удивляет, – сказал профессор, – что Тон, о котором мы так много слышали, должен восприниматься шестым чувством и должен быть не чем иным, как Космическим Лучом, с которым мы знакомы. Мы легко можем понять, что люди, живущие в таких условиях, должны быть самыми счастливыми людьми в мире. Но когда ты предлагаешь нам дар Тона, Ретмар, ты, кажется, забываешь, что у нас нет этой особой способности, которая позволяет тебе визуализировать мысленные образы, создаваемые Тоном. Вы можете рассказать слепому о свете, но вы не можете заставить его видеть.

– О, Смиттон! Смиттон! Вы все еще не понимаете? – сказал Ретмар, и его голос прозвучал, как сигнал горна, для каждого из большого круга слушателей. – Эта особая способность, как вы ее называете, не является исключительной собственностью Дилатона. Это общее для всего человечества. Это часть каждого живого существа. Это присуще самой Жизни. О! Друзья из-за моря, вы по своей природе не слепы к Тон. На протяжении бесчисленных поколений вы и вся ваша раса жили и умирали, как люди, которые завязывают себе глаза, чтобы не видеть света!

– В последний раз, послушай!

И затем, словами настолько простыми, что их мог понять самый скромный слушатель из группы, Ретмар раскрыл нам секрет, который дал нам полное владение этим чудесным шестым чувством: сознанием Тона.

Вы, Бенедикт, и все ваше поколение родились с этим чувством полностью развитым, и вы вряд ли можете себе представить, какие колоссальные эмоции охватили нас, когда, используя сравнение Ретмара, повязки были сорваны с глаз нашего разума, и мы увидели себя, наших друзей и все живое лицом к лицу в свет Тона. Для вас ваше осознание Тона так же естественно и обыденно, как ваше осознание света или звука, но для нас это стало ошеломляющим откровением.

Говоря за себя, на какое-то время мой разум был ослеплен, как ослепляются глаза слепого, когда он впервые прозревает. Когда это временное замешательство прошло, моя первая мысль была о Маргарет Фицджеральд.

Мы были связаны дружбой во время наших странных приключений. Я считал ее красивой и женственной, но ни одно слово любви не слетело с моих губ. Теперь, когда ее глаза встретились с моими, я увидел раскрытую красоту духа и интеллекта, о существовании которых я едва ли мог мечтать. Ее лицо сияло от счастья, но душа была спокойна вечным покоем.

Не было произнесено ни слова. Никаких слов не требовалось. Раскрывающие лучи Тона сказали нам, исключая любое недопонимания, что мы были Компаньонами. Мгновение спустя наши руки обняли друг друга, и в присутствии этой замечательной компании мы подарили и получили наш первый поцелуй.

И в свете этого мы осознали буквальную истину слов поэта:

"Наши Души устремились вместе, При первой встрече губ".

Здесь мало что еще можно рассказать. Взяв Маргарет за руку, я повел ее по огромному хрустальному полу, словно в море призматического пламени, туда, где стоял Ретмар.

– Ретмар и Торон. Мужчины и женщины Дилатон! – сказал я, – Маргарет, моя дорогая Спутница и я, благодарим вас от имени всей этой компании за ваш великий подарок. Теперь мы просим еще об одном одолжении, зная, что оно будет оказано, чтобы мы могли вернуться в наш мир и научить наших несчастных собратьев прозреть. Я даже осмелюсь просить, чтобы несколько ваших людей сопровождали нас, чтобы облегчить нашу задачу, ибо никто не может не понять значение Тона, когда тайна раскрывается Дилатоном.

Лицо Ретмара было лишь слабым отражением сияния его духа. Подняв руку в приветствии Дилатона, он воскликнул:

– Вы слышали просьбу наших друзей, Клинтона и Маргарет, которые теперь являются компаньонами по Тону. Кто пойдет с ними?

И тысячи рук взметнулись в приветствии, и тысячи голосов зазвучали словами, теперь такими же понятными для нас, как английский: "– Зо тана! – Я пойду!"

– Все не могут уйти, – сказал Ретмар. – Торон и Торона с отрядом из ста человек отправятся с тобой на твоем корабле. Мы просим только об одном: чтобы место жительства Дилатона оставалось в секрете до тех пор, пока вы не будете уверены, что нашей стране не причинят никакого вреда. У вас есть поговорка, что глупо бросать жемчуг перед свиньями. Кто знает, что может случиться, когда Тон откроется всем людям?

И там, в пульсирующем великолепии Тонтары, мы, пассажиры и экипаж Шаха дали клятву хранить тайну, которую мы соблюдаем по сей день.

Три дня спустя большой лайнер был поднят из озера опущен в голубые воды Тихого океана, за пределами барьерного рифа. Кружащееся облако Зитов зависло и пронеслось над нами, когда наши винты начали взбивать воду. Экваториальные иллюминаторы были переполнены Дилатоном, махавшим в последний раз рукой храброй сотне на наших палубах, которым, увы! было суждено никогда не вернуться.

Вскоре мы миновали границы базальтовой скалы, и зиты были вынуждены повернуть назад, достигнув того, что тогда было пределом их ареала. Наш курс был проложен на Север, и за нами тянулась пенная дорожка, когда мы отправлялись в последнее путешествие, которое должно было принести Миру счастье, здоровье и понимание – "Путешествие Посещения".

Послесловие

Солнце стояло высоко в небе, когда капитан Клинтон закончил свой рассказ. Мы поднялись с нашего места на голой вершине Шаха и, не говоря ни слова, начали спуск.

И теперь я, Бенедикт Клинтон, выполнил задачу, поставленную передо мной моим прадедом год назад. История Года Посещения известна всему миру, даже если его последствия были видны сегодня не со всех сторон.

И все же гость с другой планеты вряд ли мог бы обвинить Дилатонов в их осторожности, чтобы дар Тона не вызвал революцию, которая потрясла бы мир и захлестнула их крошечную страну своим потоком.

На самом деле ничего похожего на революцию не произошло. Новый порядок был настолько естественным, настолько абсолютно нормальным, что перемены происходили повсюду, почти незаметно для нас.

Не было никакой массовой отмены законов и правительств. Мы просто перестали ими пользоваться, как люди выбрасывают изношенную одежду. Никакого преднамеренного разоружения не было. Нации перестали воевать, потому что наций больше не было. Крейсера и линкоры, бронированные машины и орудия гнили и ржавели там, где их бросили. В свете нового понимания расовые и национальные различия перестали иметь какое-либо значение, хотя мы сохранили многие географические названия для удобства.

Люди повсюду обнаружили чудесное увеличение здоровья и счастья как прямой результат знания о разумной жизни, которое было открыто Тоном, но семя смерти было в них, и они, Эпзикофы, уходят из нашей среды год за годом. Не так обстоит дело