Кальде Длинного Солнца - Джин Родман Вулф Страница 16

— Помните об этом. Помните, что вы не должны предполагать, будто всякий гвардеец, которого вы видите, наш враг, и помните, что даже те, кто против нас, — патриоты Вайрона. — Он опять перевел взгляд на майтеру Мрамор. — Я потерял свои ключи, майтера. Открыты ли ворота сада? Мне нужно иметь возможность войти в дом именно через них.

Сложив ладони (которые могли бы принадлежать био-женщине) рупором, она приложила их ко рту:

— Я открою их для тебя, патера.

— Патера Росомаха, пожалуйста, продолжай жертвоприношение. Я присоединюсь к тебе так скоро, как только смогу.

Шелк неуклюже вышел из поплавка, пытаясь перенести весь вес на здоровую левую ногу, и тут же его окружили доброжелатели, некоторые в зеленой гвардейской форме или пятнистой боевой броне, большинство в ярких туниках или длинных платьях, и немалое число — в лохмотьях; они прикасались к нему так, как могли бы коснуться статуэтки бога, за пару секунд выпаливали ему, что являются его сторонниками и последователями и всегда будут поддерживать его. Потом они подняли его и понесли, как вспухшая от дождей река.

Внезапно рядом с локтем появилась садовая стена, в воротах махала ему майтера Мрамор, гвардейцы сдерживали толпу прикладами карабинов.

— Я всегда буду с вами, мой кальде, — сказал голос в его ухе. — Всегда, потому что вам нужен кто-то, кто защитит вас. — Это был тот самый капитан, с которым они завтракали в четыре часа утра в Лимне.

Ворота сада с грохотом захлопнулись за ними; ключ майтеры Мрамор, оставшейся на другой стороне, заскрежетал в замке.

— Стой здесь, — приказал капитан гвардейцу, одетому в броню. — Никто не должен войти. — Повернувшись к Шелку спиной, он указал на киновию. — Это ваш дом, мой кальде?

— Нет. Вот тот. Треугольный. — Он сообразил, с запозданием, что из сада дом не кажется треугольным; капитан может посчитать его сумасшедшим. — Тот, который поменьше. Патера Росомаха не запирал дверь. Мои ключи забрал Потто.

— Советник Потто, мой кальде?

— Да, советник Потто. — Нахлынула вчерашняя боль: кулаки Потто и электроды, черный ящик Песка. Честные ответы, которые навлекали только новые удары и электроды в паху. Шелк оттолкнул воспоминания и похромал по посыпанной гравием дорожке, капитан следом, за капитаном — пять труперов. Они прошли мимо умирающей смоковницы, в тени которой совсем недавно лежали животные, умершие, чтобы успокоить дух Элодеи; мимо беседки, в которой он говорил с Кипридой и болтал с майтерой Мрамор, ее садика, мимо его собственной ежевики и поникших кустов помидоров — и быстрее, чем его сознание успело вспомнить и проникнуться любовью к ним.

— Оставь твоих людей снаружи, капитан. Если они захотят, то могут отдохнуть в тени дерева, растущего у ворот. — Они тоже обречены, как и он? Стоя на палубе поплавка, он говорил о Сфингс; те, кто погибает в сражении, считаются жертвами ей, тогда как о тех, кого убивает удар молнии, говорят, что они — жертвы Пасу.

Кухня была в точности такой, какой он ее помнил; если Росомаха и ел с тех пор, как переехал в дом, то не здесь. Чашка с водой для Орева все еще стояла на кухонном столе рядом с мячом, выхваченным у Рога.

— Если бы не это, победили бы старшие мальчики, — прошептал он.

— Прошу прощения, мой кальде?

— Не обращай внимания, я говорю сам с собой. — Отказавшись от помощи капитана, он качал воду ручным насосом, пока не смог сполоснуть лицо и смочить холодной водой непокорные желтые волосы; но ему показалось, что от них по-прежнему пахнет туннелями, и тогда он вымыл их с мылом, прополоскал и вытер насухо кухонным полотенцем.

— Быть может, ты тоже захочешь немного вымыться, капитан. Пожалуйста, сделай это, пока я переодеваюсь наверху.

Лестница оказалась круче, чем он помнил, и дом, который он всегда считал маленьким, стал еще меньше. Сев на кровать, которую он оставил незастеленной утром молпадня, он высек смятые простыни повязкой доктора Журавля.

Толпе он сказал, что сожжет тунику и мешковатые коричневые бриджи, но, пускай промокшие и грязные, они были практически новые и замечательного качества; если их выстирать, какой-нибудь бедняк сможет носить их год или даже больше. Он снял с себя тунику и бросил ее в корзину с бельем.

Азот, который он утащил из будуара Гиацинт, был по-прежнему заткнут за пояс. Он прижал его к губам и поднес к окну, чтобы еще раз посмотреть на него. Журавль сказал, что азот никогда не принадлежал Гиацинт; Журавль дал ей его на сохранение, чувствуя, что ее комнаты не обыскивают так, как его. Сам Журавль получил его от безымянной ханум в Тривигаунте и собирался подарить Крови. Значит, он Крови? Тогда обязательно нужно отдать его Крови. И больше никакого воровства у Крови; в фэадень он и так зашел слишком далеко. С другой стороны, если Журавля уполномочили распоряжаться им (как, похоже, и было), значит азот принадлежит ему, Шелку, так как Журавль, умирая, отдал его ему. Этот азот можно продать за несколько тысяч карт и хорошо использовать деньги… но мгновенный самоанализ убедил Шелка, что он никогда не обменяет азот на деньги, даже если у него есть на это право.

Кто-то в толпе, собравшейся за стеной сада, увидел его, стоявшего у окна. Люди одобрительно закричали, толкая локтями друг друга и указывая на него пальцем. Он отступил назад, задернул занавески и опять стал разглядывать азот Гиацинт, вещь строгой красоты и, одновременно, оружие, стоившее роты гвардейцев; в туннелях он убил с его помощью талоса, и именно им она угрожала ему, Шелку, когда он не захотел лечь с ней.

Неужели ей это было настолько нужно? Или она надеялась, отдавшись ему, заставить его полюбить ее, как он надеялся, отказав ей, заставить ее влюбиться в него? Похоже, в этой мысли есть крупица правды. Гиацинт — проститутка, женщина, которую можно нанять на ночь за пару карт — то есть за уничтоженное сознание какого-нибудь брошенного воющего монитора, вроде того, в закопанной башне. А он — авгур, представитель самой высшей и самой святой профессии. Так его учили.

Авгур, готовый украсть, чтобы добыть эти карты, которые она получает, продавая свое тело. Авгур, готовый ночью украсть у человека, от которого он в полдень получил три карты. На одну из которых он купил Орева вместе с клеткой. Можно было бы