Александр Громов - Ребус-фактор Страница 16

Потом я услышал ответный выстрел и слабое ржание Заразы. Ага! – значит, я почти не отклонился от курса. Ай да я! Ну не молодец ли?

Глава 4

– Кретины, – ворчливо поносил нас дядя Варлам. – Эмбрионы. Несмышленыши. Диких земель им захотелось! Могли бы проделать весь путь краем буша, и никто бы вас не нашел. И лошадь была бы цела, и нога…

Он ругал нас на чем свет стоит, но ругал совсем не обидно и даже занятно. Мне казалось, что поток эпитетов, который он выливал на наши головы, вот-вот закончится, но всякий раз я ошибался.

– Охламоны, дармоеды, имбецилы, ротозеи, кое-какеры…

Потом дядин фонтан все-таки иссяк, и он спросил меня:

– Ну и что ты теперь собираешься делать?

– Джафару нужно в больницу… – начал я.

Дядя махнул волосатой рукой.

– Ему нужна не больница, а просто толковый врач. Пока вы спали, я сходил поговорить кое с кем. Врач будет. Отменный костоправ. Твоему приятелю нужен фиксирующий аппарат, но его не будет, потому что в больнице хватятся. Будет гипс, так что нога твоего кореша некоторое время будет смахивать на ногу памятника. Способ дедовский, но вполне пригодный. Все равно вам нельзя никуда выходить.

– А деньги? – спросил я. – Мама…

– Уймись, – оборвал меня дядя. – Как-нибудь сочтемся. Не в деньгах дело, а в приятеле твоем. Что, если он без ноги останется? А если и вовсе помрет, а? Как ты его родным в глаза смотреть будешь, вот что мне интересно. Расскажи-ка.

Я ужаснулся.

– Так плохо, да?

– Погано. Ты ему антибиотики хоть колол?

– Дважды в день.

– И то ладно, – сказал дядя Варлам, чуть-чуть смягчившись. – И все равно ты обормот.

– Это еще почему? – возмутился я.

– Потому что рано или поздно плохо кончишь. Тебя кто-нибудь просил пускаться в бега?

– Но Джафар…

– Это его дело, – отрезал дядя. – Если нашкодил один, то почему расплачиваться должны двое? Тебе это в голову не приходило?

– Но я сам…

– Потому и обормот. Один пустоголовый юнец стреляет из рогатки без всякого смысла, из чисто хулиганских побуждений, а второй помогает ему скрыться. Оба дураки.

Сказать, что мне стало обидно от этих дядиных слов, значит ничего не сказать. Был бы я один – ушел бы немедленно, хлопнув дверью. Впоследствии я не раз спрашивал себя: не из-за этой ли обиды я ничего не сказал дяде Варламу о неизвестно чьих Вратах на склоне Одинокой горы?

А дядя нацедил себе из бочонка еще стаканчик пива. Нацедил и мне.

– Будешь? Ну нечего, нечего строить тут мне оскорбленную невинность! Пей.

Я выпил. Пиво оказалось холодным, видать, только что из погреба, и с какой-то отдушинкой – не иначе дядя опять экспериментировал с травяными настоями. Наш, твердианский напиток. Господин Мбути, свихнувшийся на Земле и землянах, обмолвился как-то раз, что в метрополии не продают пиво детям, не достигшим девятнадцатилетнего возраста, – так весь класс от хохота под парты сполз, корчась и подвывая. Восемнадцатилетние у них – дети! Умора. Хотя чего еще ждать от уродов? Мне-то, конечно, доводилось пробовать и что покрепче, особенно когда не хотелось ударить в грязь лицом перед парнями, а только пиво – это пиво. Против него и мама никогда не возражала. А что от пива брюхо растет, так это чушь. Кто работает в поле, у того брюхо не вырастет. Да и не только в поле. Вон у дяди, например, нет и намека на пивной живот, хоть он и наполовину горожанин. У него не ферма, а одно название – и крошечная, и до окраинных домов Штернбурга от нее за пять минут дойдешь.

– Ты дважды сделал глупость, – сказал мне дядя Варлам, смахнув тыльной стороной ладони пену с губ. – Во-первых, ввязался в эту нелепую историю… Молчи! Глупость, по-видимому, заразна. Джафар твой – конченый придурок, и вы с ним одного поля ягоды. А во-вторых, ты сам рассказал мне, как Джафар, когда его угораздило ногу сломать, уговаривал тебя пойти на запад, а не на север. Ты его не послушал.

– Но я же был прав!

– Да, ты был прав. Повернув на запад, вы ничего не выиграли бы во времени да еще угодили бы в лапы полиции. Но если Джафару отрежут ногу, то в глазах его семьи виновным в этом будешь ты и только ты. – На меня уставился дядин указательный палец. – Так и будет, даже не сомневайся. Одна ошибка волочит за собой целый хвост других. Твое счастье, что Джафар сломал только ногу, а не шею!

Само собой, я полез спорить, но тут направленный на меня дядин палец поднялся кверху.

– О! – сказал дядя. – Это врач. Ступай-ка на чердак, подожди там.

Никакого звука, свидетельствующего о прибытии врача, я не услышал, но решил, что дяде виднее. Наверное, на такой случай у них имелась своя особая сигнализация, недоступная непосвященным. Понятно было, зачем дядя Варлам отсылает меня, – чтобы я не мог описать, какой он внешности, этот врач. Разумно, хотя обидно.

Впрочем, обижался я недолго, как раз столько времени, сколько понадобилось, чтобы забраться по приставной лестнице на чердак. Расположившись наверху на кипах старых газет, я начал соображать.

Нет, мама все-таки знала, к кому нас направить! С самого начала мне стало ясно, что дядя Варлам не собирался выдавать нас, а теперь еще оказалось, что у него есть какие-то тайные дела и связи! Кто этот врач? Я пошуршал пыльными газетами, но никаких щелей в полу не обнаружил. Ладно… Может, и вправду будет лучше, если я не узнаю лишнего. Конечно, я не сомневался в своей способности выдержать без стона любую «обработку» в полицейском участке, но и до меня дошло: кто ничего не знает, тот уж точно не выдаст. Но интересными вещами, оказывается, занимается дядя Варлам!

На чердаке было жарко. Очень скоро я взмок и рискнул приотворить слуховое окно. Вечерело. За освещенными закатным солнцем кронами деревьев кой-где виднелись черепичные крыши – там начинался Штернбург. Валил черный дым из кирпичной трубы на заводской территории. В хлевах соседней фермы мычало и хрюкало, ветерок доносил оттуда запах навоза. По дороге с насаженными вдоль обочины деревьями-свечками лениво катилась повозка с двигателем в одну лошадиную силу. Двигатель мотал головой и хвостом, отгоняя насекомых. Скукота, как и ожидалось. Да и что интересного может произойти в Штернбурге, когда даже в нашем Степнянске оно происходит не каждый месяц?

Я лег на пол, прижался ухом, но не смог расслышать, о чем говорили внизу врач и дядя Варлам. Так, невнятное бормотание типа «бур-бур-бур». По идее Джафар должен был вопить или хотя бы охать, когда врач ставил ему на место поломанные и смещенные кости, – но и этого не было слышно. Наверняка дядя Варлам кольнул Джафара чем-нибудь усыпляющим, прежде чем допустить к нему врача. А то странно получается: меня выгнали, чтобы я не смог опознать врача, а Джафару, выходит, можно? От нечего делать я стал рассматривать газеты.