Елена Грушко - Картина ожидания (Сборник) Страница 16

Иногда, когда улов хороший, сотни две раковин-жемчужниц раскладывают по небольшим кучкам - и начинается потеха, продажа с молотка. Поди угадай, где сокрыта драгоценность! Отдав несколько реалов, песо и даже эскудо, можно получить только лишь пустые створки, а за три жалких куартильо, рассказывают, несколько лет назад какой-то парень выиграл прекрасную крупную жемчужину - и не только откупился от службы, но и обеспечил себе безбедное существование до конца жизни. Тут уж кому, как повезет.

Что и говорить, бывают на свете счастливцы и удачники. Но, увы, Мигель де Сильва - не из их числа.

Майорат лишил его отца права быть настоящим грандом или хотя бы titulado [13]. Стать бы и сыновьям бедными кабальеро, да старший бредил фиолетовыми чулками [14], а младший, не достигнув даже звания бакалавра в Сигуэнсе, самом захудалом университете Испании, ранил на дуэли родовитого задиру - и, от большого ума, бросился спасаться в войска его величества, а через месяц в составе эскадры отплыл из Картахены через Средиземное море прямым курсом на Жемчужные острова - Нирайя. И вот он здесь, Мигель де Сильва, вот он стоит в толпе туземцев, таких же, как он сам, измученных зноем и скукой солдат и каких-то приезжих авантюристов, которые, как мухи на мед, слетаются сюда в сезон добычи жемчуга, - и мечтает о счастье.

В кармане почти не звенит, он уже пропустил несколько торгов. И теперь четыре реала, подумать только, четыре реала пришлось выложить ни за что! И так умело замаскировали, хитрецы, в кучке остальных какую-то глубоководную уродину, всю опутанную водорослями, даже и на жемчужницу-то непохожую! Сослепу прихватил ее ловец со дна, что ли? Ловко надули Мигеля. И правда, счастливчиком его назвать трудно. Однако обижаться на торги - все равно что обижаться на Господа Бога: никакого толку.

Он пробрался на свое место в самом тесном, душном, зато и самом укромном углу казармы и, при тусклом свете огарка, начал вскрывать ножом створки раковин.

Святой Доминик! Опять пусто. Швырнув осколки под нары, Мигель тупо царапал наросты, покрывавшие раковину, которую всучили ему обманом. А ведь вместо нее могла быть… что скрывать, он лелеял надежды!

Почему-то не было сил думать, разочарование подействовало посильнее цикорной воды, которую Мигель пил иногда вечером, чтобы скорее забыться, не предаваться тоске. Едва раздевшись, он уснул мертвым сном.

Ему снилась прохлада и свежий ветерок, и солнце не выжигало все дотла, а тихо светило, мягко так… Оказывается, Мигель был не на этих проклятых Нирайя, и не в родном Толедо, и не в скучнейшем Сигнуэнсе, а… на Дне морском! Огляделся, видит - и в подводном царстве солнышко светит, луга раскинулись, кругом цветы красуются. Мигель бродил меж ними, то и дело приподнимаясь, воспаряя над дном, словно некий птицечеловек в волшебном саду, и думал: а что если поискать жемчужные банки? Дышится-то легко, будто на воздухе!

Смотрит - под ногами лежит та самая уродина глубоководная. Что за беда, нет от нее спасения ни во сне, ни наяву! Только примерился Мигель пнуть ее покрепче, как вдруг опали наросты, ее покрывавшие, точно шелуха, и явилась Мигелю раковина невиданной, сказочной красоты! Была она розовой, будто ранняя заря на вершине Сьерра-Морены, и струила из своей сердцевинки нежное перламутровое сиянье.

И, поклонясь этой совершенной красоте, Мигель начал срывать подводные цветы и украшать ими раковину, пока она не сделалась похожей на райскую птицу. И тогда раковина вдруг стала расти и расти, пока устье ее не оказалось таким большим, что туда мог проникнуть человек. И Мигель не заставил себя долго упрашивать: вошел в раковину, окунулся в теплое, перламутровое свечение.

И тут же он почувствовал, что розовая раковина, будто и впрямь обернулась птицей, воспарила над морским дном, а потом и над поверхностью вод, и над архипелагом Нирайя, и над всею Землею, плеща крылами в небесных струях, и наконец бессмертные звезды закружились вокруг нее.

Мигелю нисколько не было страшно - он с изумлением глядел, что звезды, скиталицы небесные, оказывается, тоже раковины! И такие же, как эта розовая. И как жемчужницы, и как устрицы, мидии, и как множество других, ранее ему неведомых. И все они сейчас стремительно слетались к той, в которой путешествовал Мигель, вплывали в нее и медленно смыкались друг с другом. Что-то дрожало и таяло пред взором Мигеля, пока вдруг не возникла пред ним неизвестная дама…

Она напоминала не заносчивую высокородную сеньору - скорее, скромную монахиню-салезианку. Ее лик был прекрасен и скорбен, подобно лику Богоматери, которую в ее нетленных одеяниях запечатлел на фресках церкви Аточа сам евангелист Лука во времена достопамятные. Но почудилось Мигелю, что эта linda donna [15] родилась из сияния звезд, которые слетелись со всего небосвода.

Мигель почтительно преклонил пред нею колено и вопросил:

– Скажи, о прекрасная синьора, что печалит тебя? И нет ли у тебя обидчика; которого я мог бы вызывать на поединок, чтобы послужить тебе и восславить твою красоту и благочестие? Располагай мной и моей жизнью!

Однако тут Мигель заметил, что Владычица Летающей Раковины его как бы не замечает. Она печально глядела куда-то в сторону, словно кроме Мигеля здесь присутствовал еще кто-то, Мигелю невидимый, и словно бы отвечала на вопрос этого неизвестного. Она говорила, а Мигелю все чудилось, будто вокруг позванивают чудесные колокольцы:

– Всех во Вселенной живущих пламя одно согревает - Любовь, Хранители Света - те, кто достойны принять на себя бремя охраны Любви. Увы! Рождаются люди, даже не зная о светоносном своем назначенье, без надежды его воплотить…

Внезапно ужасный звук пронзил слух Мигеля! Розовые стены раковины разверзлись, он провалился в бездну… и очнулся на своих нарах в казарме. Побудка, новый день!

С утра до вечера Мигель был странно тих и задумчив, за ловцами вовсе не следил, все глядел в воду, спорно хотел рассмотреть что-то на дне.

Он очень спешил одеться утром, чтобы не опоздать на поверку, но все же успел заглянуть под нары, куда вчера сонно затолкал весь свой "выигрыш". Чудо осталось во сне! Странная раковина была столь же неприглядна, как и вчера. Сон, только сон! Эх, да разве может с Мигелем де Сильва случиться что-то необычайное, сказочное?..

И вечером, вместо того, чтобы отправиться с другими искателями удачи на торги, Мигель свернул в хижину, где разместился убогий кабачок.

Он уселся в углу, опустошая кружку за кружкой и напевая:

Да, твоя любовь - как ветер,

А моя любовь - как камень,

Что недвижен навсегда.

Кувшин, к несчастью, довольно быстро опустел, но когда Мигель привстал, чтобы уйти, чья-то смуглая рука наполнила его кружку. Мигель поднял глаза - и, вспыхнув, чуть не сбросил наземь какого-то туземца-беандрике, который по-хозяйски расположился напротив и осмелился, к-каналья… Но тут же, уловив глубокое почтение в глазах аборигена, Мигель решил, что тот просто хотел услужить испанскому солдату. Видит Бог, винить его за это было трудно, и Мигель снисходительно осушил кружку. Питье, чудилось, прожгло его насквозь! Сморгнув невольную слезу, он с новым гневом уставился на сидящего напротив.