Владимир Михайлов - Вариант "И" Страница 16

Чего-то в этом роде я и ожидал. И наклонил голову:

— Я готов к такой беседе, государь. Но боюсь, что мне придется быть несколько многословным. Впрочем, этим Восток не удивишь.

— Говорите, — сказал он кратко. — Все, что вы скажете, — лишь для узкого круга.

— Итак, сейид, — начал я…

Когда я закончил (через полчаса примерно), шейх после краткой паузы уточнил:

— Иными словами, процесс этот, по-вашему, является естественным?

— Точно так же, как то, что вода течет под уклон, сейид.

Он провел ладонью по бороде.

— Я подумаю над тем, что вы рассказали. Вы, конечно, не думаете, что открыли нам что-то новое…

— Разумеется, нет, государь.

— Но всегда полезно узнать, как все выглядит с противоположной стороны. Поэтому я вам благодарен.

— Противоположная сторона — это ведь не мы, — осмелился поправить я.

— Мнение Запада мы узнаем через других людей, — тут же осадил он меня.

И как бы для того, чтобы смягчить резкость, добавил:

— У этого есть своя польза. Например, мне стало известно, что вы сейчас подвергаетесь достаточно серьезной опасности. Как сказал в своей касыде великий Рудаки… — Он опустил веки и прочитал медленно, выразительно:

Он умер. Караван Шахида покинул этот бренный свет.Смотри, и наши караваны увлек он за собою вслед.Глаза, не размышляя, скажут:«Одним на свете меньше стало»,Но разум горестно воскликнет:«Увы, сколь многих больше нет!»

— Вы поняли? Не только тот, о ком вы заботитесь, но и вы сами. И вот мы решили в какой-то мере обезопасить ваше пребывание здесь. Так, разумеется, чтобы это вас нимало не стесняло. Я покачал головой:

— Очень благодарен. Но новые люди непременно обратят на себя внимание…

— Новых не будет, — сказал он. — Теперь самое время пожелать вам успешной деятельности. И в особенности — на предстоящем съезде партии азороссов.

И кивком шейх дал понять, что аудиенция окончена. Я признал, что для аравийского деятеля он был очень пристойно информирован.

Но я уже чувствовал себя созревшим и для неприятного разговора; мир состоит не из одних лишь удовольствий. Желающий установить со мною контакт наверняка уже разыскивает меня и вот-вот заглянет сюда. Выйдем на люди; пусть он увидит меня и начнет первым.

Я вернулся в зал. Когда я попал в поле зрения американца, в глазах его что-то мелькнуло — словно сработал затвор фотокамеры, установленный на выдержку в одну тысячную. Больше ничто в лице не изменилось; надеюсь, что и в моем тоже. Мы направились навстречу друг другу. Я представился:

— Бебер, журнал «Добрососедство», Аугсбург, Бавария. А вы… Минутку…

По-моему, мы уже встречались, мистер… э-э?..

Он промедлил на долю секунды больше, чем следовало бы; видимо, у него возникли колебания в выборе своего имени: раз я его помнил, домашняя заготовка, рассчитанная на незнакомого, не годилась. А то имя, которым он назывался тогда, захоти я проверить, могло бы засветить его. В конце концов он решил, видимо, пойти на риск.

— Мистер Вебер, — сказал он весьма дружеским тоном, — моя фамилия Стирлинг, и я смело могу назваться вашим сородичем по газетному племени. Именно поэтому хотелось бы поговорить с вами о деле. Найдется здесь спокойный уголок? Суть в том, что у меня имеется для вас любопытное предложение.

— К сожалению — или к счастью, — не могу пожаловаться на недостаток работы.

— О, в этом я более чем уверен. Выполнение моей просьбы не потребует больших затрат времени, но — при этом могу обещать — принесет вам немалые выгоды. Теперь и в будущем. Сейчас я прошу только, чтобы вы меня выслушали.

Соглашаясь выслушать, я пока что не рисковал ничем. Так, во всяком случае, мне подумалось.

— О'кей, — сказал я. — Пожалуй, вон в том углу нас будут меньше беспокоить.

Указанное мною пространство находилось близ оркестра, затруднявшего подслушивание. Стирлинг оценил мою предусмотрительность и кивнул.

Очень кстати подвернулся официант. С бокалами в руках мы, после непродолжительных маневров, добрались до выбранного места. Здесь можно было перекинуться словом-другим, не делая тему беседы всеобщим достоянием. Разумеется, тут не хватало условий для серьезного разговора, и самым разумным оказалось бы назначить время и место настоящей встречи; но похоже что ему не терпелось добиться полной ясности относительно моего статуса, чтобы уже на ее результатах строить планы дальнейшего общения со мной.

— Как вам нравится сегодняшняя Москва? — спросил Стирлинг таким тоном, словно был полномочным представителем этой страны и этого города или хотя бы его жителем на протяжении лет этак десяти. Это было, конечно, несколько нахально; но — лишь внутренне усмехнулся.

— Продолжает меняться, — ответил я. — Даже быстрее, чем я ожидал. Но я не уверен, к лучшему ли.

— То есть вы полагаете — к худшему?

— Нет. Я ведь сказал: не уверен. Не знаю. Очень давно не был здесь.

Вот осмотрюсь, тогда смогу сделать какие-то выводы. Но что-то мне, во всяком случае, нравится — если говорить о деталях.

Я провоцировал его на выпад; он воспользовался подставкой.

— Вы уверены, что нравится? — спросил он серьезно. Я столь же серьезно ответил:

— Судите сами. Город строится, и на этот раз впервые, быть может, за всю свою историю строится хорошо, на высоком современном уровне. Не думаю, что увиденное мною здесь своей архитектурой, качеством постройки и отделки хоть немного уступает тому, что воздвигается ну хотя бы на вашей родине. Можно, конечно, дискутировать о стиле — но не более того.

— Не слишком ли поспешное суждение? Вы не живете здесь уже двадцать лет…

— Двадцать один, если быть точным.

— Тем более. Неужели за это время вы, обитая на западе, не выработали объективного взгляда на то, что происходит в этой стране?

— Напротив, считаю, что именно это мне и удалось.

— Мне рекомендовали вас как специалиста по новой ситуации в России.

Откровенно говоря, не знал за вами таких достоинств. Но что вы — видный журналист, было нам известно и раньше, мы обратили на вас внимание достаточно давно. И, скажу прямо, нам всегда нравилось то, что вы писали об этой стране, ее проблемах и способах их разрешения.

— Ну, может быть, все эти характеристики весьма преувеличены. Но, собственно, какова тема нашего разговора? Могу вам чем-нибудь помочь?

Буду рад — в свободное время, разумеется.

На его лице обозначился намек на улыбку; вероятно, она должна была означать: «Да какое же свободное время может быть у нас с вами…»

— Специалисты мне назвали именно вас. И, кстати, я верю, что вы обладаете достаточной информацией для серьезных выводов. Вы ведь, не сомневаюсь, давно уже стали европейцем. Вы не азиат, не так ли?