Жюль Верн - Невидимая невеста Страница 16

— Нет… в другой раз, если вы не против…

— Тогда что же привело вас сюда?

— Отец хочет с вами поговорить, он ждет у себя…

— Я в вашем распоряжении, — ответил я.

Идя рядом со мной по набережной Баттиани, капитан Харалан не произнес ни слова. Что же случилось? И о чем доктор Родерих хочет со мной поговорить? О женитьбе Марка?..

Как только мы вошли в дом, слуга проводил нас в кабинет доктора.

Госпожа Родерих и Мира уже покинули особняк, и Марк, по-видимому, сопровождал их во время утренней прогулки.

Доктор был один в своем кабинете. Он сидел за письменным столом и, когда обернулся, показался мне таким же озабоченным, как и его сын.

«Что-то случилось, — подумал я. — И конечно, Марк сегодня утром еще ничего не знал… Ему ничего не сказали и, по-видимому, не хотели ничего сказать…»

Я сел в кресло напротив доктора, а капитан Харалан остался стоять возле камина, где догорали последние поленья.

Я ждал не без некоторой тревоги, когда доктор заговорит.

— Прежде всего, господин Видаль, — сказал он мне, — спасибо за то что вы пришли.

— Всегда в вашем распоряжении, господин Родерих.

— Я хотел вам кое-что сообщить в присутствии Харалана.

— Это касается свадьбы?

— Совершенно верно.

— Что-то серьезное?

— И да и нет, — ответил доктор. — Как бы то ни было, я не сообщил о случившемся ни супруге, ни дочери, ни вашему брату и предпочитаю, чтобы они ничего не знали… Впрочем, судите сами.

Невольно я связал слова доктора со вчерашней встречей, когда капитан Харалан и я столкнулись со Шторицем перед его домом на бульваре Телеки.

— Вчера во второй половине дня, — продолжал доктор, — когда госпожи Родерих и Миры не было дома, во время врачебной консультации слуга передал мне карточку посетителя, которого я не ожидал вновь увидеть. Прочитав имя на визитке, я был сильно раздосадован… Там значилось: «Вильгельм Шториц».

Я взял карточку и, разглядывая ее, обратил внимание, что имя на ней не вытиснено, не напечатано в типографии, а написано собственноручно этим опасным субъектом — его замысловатый росчерк напоминал клюв хищной птицы.

Впрочем, вот факсимиле:

Вильгельм Шториц[66].

— Может быть, — спросил меня доктор, — вам не известно, кто этот немец?

— Известно… Я в курсе дела, — ответил я.

— Так вот, примерно три месяца назад, до того как было сделано и принято предложение вашего брата, Вильгельм Шториц просил руки моей дочери. Посоветовавшись с супругой, с сыном и Мирой, которые разделяли мое отрицательное отношение к подобному браку, я сказал этому господину, что его предложение не может быть принято. Вместо того чтобы смириться, он снова официально попросил руки Миры. Я ему вновь, столь же определенно, порекомендовал оставить всякую надежду.

Пока доктор Родерих говорил, капитан Харалан расхаживал по комнате, иногда останавливаясь перед одним из окон, чтобы посмотреть в сторону бульвара Телеки.

— Господин Родерих, — проговорил я, — я знаю, что это предложение было сделано до предложения моего брата…

— Примерно за три месяца, господин Видаль.

— Значит, — продолжил я, — Вильгельму Шторицу отказали не потому, что Марк уже получил согласие на руку и сердце мадемуазель Миры, а потому, что этот брак не входил в ваши планы.

— Разумеется. Мы никогда не согласились бы на этот союз, который не подходил нам ни в каком отношении и которому Мира категорически воспротивилась бы…

— Что побудило вас принять такое решение? Личность Вильгельма Шторица… или его положение?..

— Говорят, — ответил доктор Родерих, — отец оставил ему большое состояние — результат выдающихся открытий. Ну, а личные качества…

— Я его знаю, господин Родерих…

— Знаете?..

Я рассказал, при каких обстоятельствах повстречался с Вильгельмом Шторицем, не подозревая, кто он. В течение сорока восьми часов этот немец плыл со мной на пароходе от Пешта до Вуковара, где, наверное, и сошел, поскольку его уже не было на борту, когда пароход прибыл в Рагз.

— И наконец, вчера, — добавил я, — во время прогулки с капитаном Хараланом мы проходили мимо его жилища и я узнал его в тот момент, когда он выходил из дому…

— Между тем говорили, что он уже несколько недель тому назад уехал из Рагза, — заметил доктор Родерих.

— Так полагали, и, возможно, он отсутствовал некоторое время, — проговорил капитан Харалан. — Но несомненно то, что он вернулся к себе домой, что вчера он был в Рагзе!

В голосе капитана Харалана чувствовалось сильное раздражение.

Доктор продолжал:

— Я вам говорил, господин Видаль, о материальном положении Вильгельма Шторица. Что касается его образа жизни, то тут с полной определенностью ни о чем утверждать невозможно… Это полная загадка! Такое впечатление, будто этот человек живет вне человеческого общества…

— Нет ли здесь преувеличения? — сказал я доктору.

— Возможно, некоторое и есть, — ответил он. — Однако Вильгельм Шториц — выходец из довольно подозрительной семьи, о его отце ходили самые необыкновенные легенды…

— Они его пережили, доктор, судя по статье в «Винер экстраблатт», которую я прочел в Пеште. Там шла речь о дате смерти ученого, которая ежегодно отмечается в Шпремберге на местном кладбище. Если верить репортеру, время нисколько не ослабило суеверия местных жителей… Мертвый ученый — наследник живого ученого!.. Это был колдун… Ему открылись тайны потустороннего мира… И подчинились сверхъестественные силы… Каждый год люди ожидают у его могилы каких-то необыкновенных явлений!..

— Таким образом, господин Видаль, — заключил доктор Родерих, — принимая во внимание то, что происходит в Шпремберге, не удивляйтесь, если в Рагзе Вильгельма Шторица считают странным персонажем!.. И вот такой человек посватался к моей дочери, а вчера имел дерзость вновь просить ее руки…

— Вчера?.. — воскликнул я.

— Именно вчера, во время своего визита!

— Кем бы ни был этот тип, — вскричал капитан Харалан, — он еще и пруссак, и этого предостаточно, чтобы отвергнуть подобный брак! Вы поймете нас, дорогой Видаль…

— Я понимаю, капитан!

В словах капитана Харалана прорывалась вся антипатия, которую и по традиции, и по природным наклонностям мадьярская нация испытывает к германской.

— Вот как все происходило, — продолжал доктор Родерих, — вам следует это знать. Когда мне передали визитную карточку Вильгельма Шторица, я колебался… Пригласить ли его к себе в кабинет или передать, что не могу его принять?

— Может быть, последнее было бы лучше, отец, — сказал капитан Харалан, — поскольку после первой неудачи этому человеку должно было быть ясно: ни под каким предлогом он не может здесь снова появляться…