Александр Белаш - Оборотни космоса Страница 16

Что это за тихое, мерное постукивание вверху?.. не техногенный шум вентиляторов — навязчивая музыка, задающая темп пешеходам.

Тук-тук-тук, хлоп-хлоп-хлоп, топ-топ-топ — без остановки двигалась река людей, навстречу слева текла другая. Одинаково покачивались головы и уши, стрелки-указатели моргали, повторяя вспышками однообразную мелодию ходьбы. «На-пра-во», — первый в шеренге дач отмашку вскинутой рукой, и сдвоенная вереница бойцов приготовилась к повороту. Звук стал протяжным, жужжащим — внимание, впереди эскалатор! В выемках стен закусывали, стоя у окошек; заслонка окошка уходила вверх, и рычаг выталкивал коробок, где дымились стаканы с едой. Над головами ветер вентиляции покачивал вывеску: «ГОРЯЧЕЕ, 4 ВИДА ОБЕДА — ОТ 4 АГАЛ ДО 1 КРИНЫ 2 АГАЛ». Шаг в сторону — ты в нише, выбрал, прижал кредитку к пластине «РАСЧЁТ», провёл над ней телефоном или вложил монеты, нажал, поел, надавил педаль — квадратный рот заглатывает и жуёт бумажную посуду.

Жизнь — метроном, отстукивающий шаги, движения рук и челюстей. Поел — уступи нишу; шаг в поток — над окошком загораются синие слова: «ДЕЛАЙТЕ ЗАКАЗ». Устал? Справа зальчик за решётчатым барьером, вход 1 агала, сидячая подушка 4 пин за 10 минут, без подушек не сидеть!

В тесном загончике под висячими тусклыми лампами сгорбилось множество сидящих на подушках — играют, пьют из кружек, тараторят и оживлённо жестикулируют. Деньги, ремонт, работа, чей-то оболтус отбился от рук... мешанина бесед обдала сдержанным гомоном — и сгинула за поворотом. Потаённое существование в недрах. Может, наверху воет ветер, завивая смерчами серый песок, кадит слепое белое солнце, и только приплюснутые, наглухо запертые оголовки шахт и пыльные жерла воздухозабора указывают, что под землёй кто-то есть. А ночами люки открываются с железным скрежетом, и вылезают эльфы подземелья.

Тум-тум-тум — глухо бьёт барабан, отмеряющий шаг.

Голос свыше начал проговаривать слова, синхронизируя ударения с ритмичным боем: «Каждый — должен — знать — сигнал — угрозы — своё — место — и — пути — отхода». Свисток — шеренги сдвинулись на ходу — скорым маршем прошла группа медиков с оранжевыми кругами на груди и спине. Под размеренный гипнотический речитатив писклявым говорком врезалось: «Граждане корней 21, 27, 28 — пуск технической воды с 12.00 до 14.00. Для питья и приготовления пищи пользуйтесь запасами и водой из запечатанных бутылей».

Справа открылся расцвеченный огнями портал, ведущий вниз; из глубины шёл низкий прерывистый гул, породивший у Форта тревогу. Там, в глубине, в алой пульсации, виднелись чёрные фигурки, движущиеся замедленно и беспорядочно, словно бактерии под микроскопом. Порой сквозь цвет пожара нижний ярус озарялся белым или жёлтым, высвечивались ящики у стен, пурпурные дорожки по чёрному полу — ТАНЕЦ, ТАНЕЦ, ВЕСЕЛИСЬ, ЗАХОДИ! Фигуры качались, стонали, закинув руки за голову или изображая, что лезут по лестнице, вращались, втаптывая в пол нечто незримое: «НЭЙ-ЙА-ГО! НЭЙ-ЙА-ГО!» В колеблющемся воздухе портала объёмно засияла остроконечная зелёная звезда, похожая на букву X, а сзади приблизились и слились со звездой в открытом долгом поцелуе пунцовые губы, образуя герб Ньяго. Привлечённый броской голограммой парень прыгнул в неё, раскинув руки и расставив ноги, чтобы вписаться в зелёный диагональный крест, и звезда впустила его в пышущий тёмным подземным весельем портал.

Свет внизу померк, вырвался визг множества людей, и Форту показалось, будто зал внизу внезапно залило потоком черноты... надо бы броситься на помощь, но по ступеням поднимается, бурля и поглощая утопающих, хищная масса клокочущей грязи. Холодная вязкая гуща затекает в рот, и отчаянный крик сменяется стихающим утробным бульканьем; жидкая земляная каша влезает в ноздри, залепляет глаза и смыкается над головой.

Маршевая поступь шеренг увлекла Форта дальше, утащила за поворот. Шаг за шагом тягостное впечатление ослабло, но память запечатлела видение — колючая зелёная звезда, больно, до крови стиснутая в губах.

Комнаты дизайнеров светились мирной тишиной, как островок спасения. Нашлась и парикмахерская машинка. Тоненькие волосы на головах ньягонцев росли густой ровной шапочкой, как у кошек. Клановые бойцы, регулируя глубину захвата, создавали на голове фигурные стрижки. Встретившись с волокнами биопроцессоров, воины озадачились. Машинка безнадёжно вязла в шевелюре Форта, забиваясь жёсткими волосами. Выручила Тими, достав какой-то особый набор инструментов.

— О, великолепно! — загалдели бойцы, обступив Форта. — Вы художница, Гутойс Тими!

— Мужские дела вам по плечу.

— Мой дядька-пестун так стриг. Отличная работа!

— По-моему, стрижка вам к лицу, — осторожно польстила себе Тими, чтоб сделать Форту приятно.

Пока Тими трудилась над ним, Форт за отсутствием стульев восседал на упругом кирпиче. Для его новых соратников это был момент торжества — стоя, они имели уникальную возможность поглядеть на его стриженую голову сверху.

Форт машинально провёл рукой по укоротившимся волосам — там хоть что-нибудь осталось? Ладонь почувствовала острые колкие пеньки волос. Он с любопытством заглянул в любезно поднесённое зеркало — о, кто это?!. Очень короткая стрижка с выступающим мысом на лбу и высоко выбритыми висками. Точь-в-точь, вылитый Pax! Они что, другого фасона не знают? Форт не решился высказать своё мнение вслух, чтобы не задеть гордость Тими. Для сравнения оглядел стоящих вокруг.

«Как я раньше не подумал! у них же волосы одинаково растут, что у мужчин, что у женщин, — не длинней двух сантиметров. Откуда им знать о причёсках?..»

Когда все расположились на своих удобных кирпичах, Форт вырос над ньягонцами, словно учитель в классе. Ньягонцы вынимали из рюкзаков коробки с едой и фляжки с водой, наблюдая — что достанет чужак-великан? Форт, усилив слух, превосходно различал переговоры шёпотом:

— Я слышала, эйджи с таким телом заправляются из картриджа. Не слишком ли мы его смущаем? Одно дело — кушать среди своих, а тут мы целым отрядом...

— Надеюсь, Тими объяснила ему, что мы стерпим его необычное питание.

— В своих столовых эйджи тоже кормятся вместе.

— Всё-таки у них чрезмерно развит индивидуализм. Иногда они ведут себя как эгоисты.

— Но Pax...

— Так то Pax!

Все готовились внутренне содрогнуться, глядя, как иноземец извлекает баллон с насосом, втыкает наконечник... куда? жутко любопытно! — и сидит в прострации, пока жидкость втекает в него. Но Форт разочаровал сотрапезников. Многие переглянулись, пожимая плечами, когда он откусил пасты, похожей на графит.

«Плюс коллективный приём пищи строго по часам», — Форт добавил пункт к перечню угнетений. Вид дружно жующего собрания вынуждал присоединиться к общей трапезе — сидеть в сторонке, скрестив руки, и изображать человека на диете было бы глупо.