Антон Краснов - Душеприказчик Страница 16

Или кто это был?.. Впрочем, кем бы он ни был, князь Гьелловер или же нечто, вселившееся в уже было умершую телесную оболочку знатного арранта, повел ОН себя не агрессивно. Неупокоенный сидел на земляном холмике и поводил вокруг себя диким взглядом. А потом протянул ладонь и произнес несколько слов. Звучным, приятным баритоном.

И особенно звучен был этот голос в сравнении с треском, хрипом и бормотанием, которые испускал князь Гьелловер в заключительный период своей жизни.

Сказанного никто не понял: Гьелловер говорил на каком-то незнакомом языке. Его сначала мутные глаза вспыхнули живым огнем, на желтых щеках проступил румянец, а рана, нанесенная Рэмоном, начала затягиваться. Гьелловер даже вскинул голову, явно желая продолжать говорить, но его слова были перекрыты бешеным ревом:

— Взя-ать!!!

Сначала никто не понял, кто хозяин этого громового выкрика. Никому и в голову не пришло, что у Предстоятеля Астаэра может быть такая могучая глотка. Между тем приказ отдал именно он. Монахи-Аколиты, выхватив свои посохи[14], ринулись на Рэмона, который и пикнуть не успел, как был взят в кольцо. Светящийся смертоносный наконечник посоха больно ударил Рэмона между ребер. Здоровенный Аколит схватил проштрафившегося сына Предвечного за плечо и стиснул так, что тот невольно взвыл. Второй монах перехватил запястье Рэмона и, ловко завернув ему руку за спину, без малейшего усилия заставил Ррая согнуться так, что его нос чуть было не уткнулся в колени. Верно, в таком покаянном виде его и препроводили бы к Предстоятелю Астаэру, если бы последний сам не воспротивился этому.

Он топнул ногой и закричал:

О Неназываемый, зачем ты вывел к свету таких глупцов!! Не его хватайте, не его, дурни! — От апелляций к божеству церковный иерарх перешел к критике своих духовных сыновей. — Гьелловера… Хватайте Гьелловера… Он — это не он… — Белый священнический убор Астаэра даже сбился набок, когда жрец тряхнул головой и в гробовой тишине, установившейся как-то сразу, вдруг выкрикнул:

Гьелловер — АСАХИ!!!

Ррай почувствовал, что железные пальцы на его запястье разжались. Он тотчас же выпрямился и незамедлительно ввинтился в бушующую толпу аррантов, оттеснившую его от ожившего Гьелловера, крича:

— Пропустите! Что творится, о Единый! Что творится!

Полузадавленный Вийлелль, часто-часто дыша, жадно припал к сосуду со спасительным нектаром. Кажется, он уже не опасался за свою репутацию. Его пеллий был основательно разорван, перепачкан в крови и норовил сползти с плеч. Рядом с ним, держась за бок и даже не пытаясь прикрыть обнажившиеся грудь и руки, на негнущихся ногах стояла девушка в лиловой накидке поверх узкого платья. Точнее, в том, что осталось от лиловой накидки после давки, инспирированной Рэмоном Рраем и некстати воскресшим князем Гьелловером. Аррантка страдала. Судя по ее лицу, она тоже была не прочь глотнуть успокоительного средства Вийлелля. Рэмон Ррай повел себя, как человек, которому совершенно нечего более терять: без зазрения совести выхватил обмотанный термолентой сосуд из рук Вийлелля и опрокинул в себя ледяную терпкую жидкость.

— У-ух! — выдохнул он. — П-памагает!

— Негодяй!! — взвизгнула полуголая аристократка. Но Рэмон Ррай уже не слышал ее. Его снова оттеснили, сбоку насел какой-то воинственный старикан, потрясающий жезлом и выкрикивающий свои заслуги перед Плывущим городом и всей цивилизацией. Почтенный старый аррант упирал на то, что никогда еще его глаза, видевшие в жизни столь многое (от внепланового взрыва сверхновой до уничтожения хищных плазмоящеров на газовом гиганте Азеоранн в планетной системе Веги), никогда еще не зрели такого безобразия!.. Такой возмутительной, кощунственной дикости! В девяноста девяти случаях из ста Рэмон совершенно бы с ним согласился и охотно принес свои извинения. Но сейчас настало время СОТОГО случая! Рэмон ловко увернулся сначала от костлявой руки седого ветерана, потом от посоха Аколита, пришедшего на помощь своим собратьям и явившегося уже по его, Рэмона Ррая, душу. Сын Дредвечного крикнул:

— А вот вам! Да вы знаете… знаете, на кого вы руку поднимаете? Думаете, меня вот так запросто можно скрутить и — в изолятор? Знаете… кто у меня…

Конечно, он не видел, как смотрит на него отец. И молчит. А стоящий рядом с ллердом Вейтарволдом судья Баль-тарр-бер-Кайль говорит вполголоса невесть откуда появившимся людям в синей одежде, с нашивками городского Высшего Надзора:

— Мальчишку взять спокойно и аккуратно. Но помните… Не волнуйтесь, ллерд Вейтарволд, — понизив голос и повернувшись к Предвечному, добавил он. — Мы постараемся не причинить ему вреда.

— Большего вреда, чем он только что причинил себе сам, боюсь, уже не содеешь.

— К сожалению, вы правы. Но самое страшное в другом.

— В чем? — Лицо ллерда Вейтарводда было совершенно непроницаемо.

— Вы слышали, что сказал Астаэр?

— А… это? Асахи?

— У вас великолепная выдержка. Вы и глазом не моргнули, когда произносили это слово. Мы одни из немногих, кто посвящен в самое существование этого табу. Многие даже не поняли. Между тем…

— Простите, но я не хочу говорить на эту тему. Древние атавистические суеверия — не мой конек. Предоставьте это болтливым и суемудрым богословам.

— Но, светлый ллерд, в нынешней непростой ситуации,, когда на отдаленных планетах, подпадающих под юрисдикцию Содружества, происходят непонятные, зловещие события… — попытался было протестовать судья, однако Вейтарволд покачал головой. Замерцал вживленный в лобную кость Предвечного бесценный желтый самоцвет.

Между тем Рэмон Ррай ловко ускользал от представителей Высшего Надзора, которым было отдано распоряжение задержать его. Несколько раз ему удалось безнаказанно затеряться среди возбужденных участников церемонии. Ведь далеко не все видели в лицо того, кто стал невольным виновником кощунства, повлекшего за собой смятение и общую растерянность. И далеко не все, до чьего слуха долетело имя: «Рэмон Ррай! Сын самого Вейтарволда!», знали этого самого Ррая в лицо. Так что до поры до времени Рэмону удавалось переигрывать сотрудников Высшего Надзора. Но рано или поздно везение должно было закончиться.

Так и получилось. Его задержал один из гостей и, скрутив, стал звать сначала Верховного Судью, а потом тех. кому последний отдавал распоряжения относительно зачинщика беспорядков. Рэмон вырывался, пытался лягнуть обидчика пяткой, извивался и, главное, вопил во все горло (снова замечательно подействовало пойло Вийлелля):

— А вам известно, кто мой отец?! Да как вы смеете… так со мной обращаться?! Ты, толстый! Тебя же на пироги пустят, |отя у нас в Плывущем и не любят мясного! Да мой отец… он…