Александр Рубан - Русский Марс Страница 16

- А на кой чёрт он нужен? - спросил я таможенника. - Ведь я уже улетаю, и клоп меня не кусал.

Таможенник смотрел мимо меня, а гид (лицо у него вдруг сделалось озабоченным) крепко взял меня за локоть и отвёл в сторонку от турникета.

- Послушайте, Эндрю, - сказал он мне вполголоса, - с ними лучше не ссориться. Поверьте моему опыту: будет только хуже. До отлёта ещё три часа, вы вполне успеете... - Говоря это, он что-то быстро начеркал с блокноте, вырвал страничку и протянул мне. - Найдите коридорного Митяя на восьмом этаже "Вояжёра", отдайте ему эту записку и сорок целковых. Он все устроит... Турбокар водите?

Я ошеломлённо кивнул.

- Возьмите наш. Бело-зелёный "фиат", вы знаете, на третьей стоянке, вот ключ... Бегом, Эндрю, бегом! У вас три часа - и ни минутой больше!

Я уложился в два.

Счастливый и запыхавшийся, я протянул таможеннику свою путёвку. Едва глянув, он сунул её обратно и буркнул: "Следующий". Турникет остался закрытым.

Я ничего не понял, а гид-распорядитель (он уже стоял по ту сторону барьера) успел заглянуть в мою путёвку, понял всё и схватился за голову.

- Сколько вы ему дали? - спросил он у меня свистящим шёпотом.

- Митяю? Сорок...

- Подлец!

- Кто? - растерялся я.

Гид-распорядитель не ответил. Он торопливо выгребал из всех карманов деньги и сортировал их, отделяя дальнерусские купюры. Я осмотрел путёвку. Штампика о прививке в ней не было, а были какие-то цифры.

Оказалось, Митяй устроил не всё - он всего лишь устроил меня в очередь на прививку. Пятым на завтрашнее утро.

Вот так я и застрял на Марсе - на первый взгляд, совершенно случайно.

12

Спал я долго, крепко, без сновидений, проснулся с ясной головой и сразу всё вспомнил. Надо мною был сводчатый потолок с разноцветной лепниной, передо мною - стрельчатые окна с витражами, а подо мною - мягкая перина, и я в ней утопал, укрытый до подбородка.

Было довольно светло - для Марса. На Земле я бы назвал это сумерками. Пахло застарелой пылью и сухими травами. Где-то в других помещениях хлопали двери, там торопливо шаркали и на бегу шептались. Рядом со мной, справа, кто-то не то зевнул, не то вздохнул и шелестнул бумагой.

Скосив глаза, я обнаружил красну девицу в длинной белой сорочке. Поджав колени, она умостилась на стуле (том самом или точно таком же), зевала, отчаянно терла глаза и читала толстенную книгу. Пыталась читать: света для этого было-таки маловато. Я деликатно кашлянул.

Красна девица глянула на меня непроспанными глазами, ойкнула и спрыгнула на пол (мелькнули ноги под взметнувшимся подолом). Постояла, хлопая ресницами и прижимая к груди раскрытую книгу, и кинулась вон. Не добежав до высокой двустворчатой двери, вернулась, захлопнула книгу, положила на стул и снова уставилась на меня.

А я на неё.

Она была длиннолица, курноса, высока и стройна. Вот только ноги, пожалуй, были тяжеловаты. Она стояла, как бы замерев на полушаге (сорочка просвечивалась насквозь) и смотрела на меня опасными болотными глазищами голубыми, но с марсианской желтинкой. Голову она откинула назад и вбок, чтобы тяжёлые русые волосы не падали на глаза. Это делало её похожей на удивлённую гусыню.

Я усмехнулся. Не то, чтобы она показалась мне глупой, а просто ещё, наверное, не проснулась.

- Доброе утро, - сказал я. - Меня зовут Андрей Павлович. А тебя?

- Дашка... - ответила она шёпотом, подошла ко мне и, ухватив обеими руками одеяло, потянула его на себя и вверх.

- Э! -сказал я и вцепился в одеяло с другой стороны.

- Ой, да тише вы, - прошептала Дашка, одной рукой подобрала подол и полезла ко мне в постель.

- Э! - снова сказал я, потому что на мне, кажется, даже сорочки не было. - Это ещё куда? А ну-ка брысь!

Но было уже поздно.

- Вам-то чё, а меня-то выпорют... - зашептала она, щекоча ухо и прижимаясь ко мне всем своим длинным прохладным телом (сорочка на мне, оказывается, была, но слишком тонкая). - А Сёмка Бутиков знаете, как порют? Вы бы его, старого чёрта, велели в холодную на ночь, а? В одном исподнем, чтобы радикулитом скрутило. Хоть недельку вздохнём...

- Слушай, Дашка, - сказал я, поспешно отодвигаясь. - Скажи мне честно: ты действительно глупа, или притворяешься?

- Глупа, - хихикнула Дашка, скатилась в нагретую ямку и опять оказалась рядом. - А вам не всё едино - в постеле-то?

- В постеле-то ладно, - согласился я. - Но у меня, знаешь ли, возникает такое впечатление, что вы все тут либо непроходимо глупы, либо... Слушай, перестань!

Отпихнув назойливую Дашкину руку, я попытался отдёрнуть свою, но не успел: рука попалась в горячий влажный капкан и не захотела отдёргиваться. А потом капкан стал медленно раскрываться...

Нет, перина - это, всё-таки, нечто сугубо земное и даже на Земле вряд ли удобное. А на Марсе, если учесть его слабую гравитацию, надо стелить пожёстче. К тому же, после всех моих приключений - сначала на Пустоши, потом здесь...

Короче говоря, я оказался не на высоте, хотя Дашка так, по-видимому, не считала. А может, теперь она просто перестала бояться, что её выпорют. Дрыхла с непритворно счастливым выражением на лице, навалясь теплой грудью на мою правую ладонь и для верности зажав в кулачке большой палец.

В холодную его, старого чёрта! - подумал я. На ночь, без порток... А почему бы и нет? Велю. Как его там - Санька? Сенька? Нет - Сёмка. Сёмка Бутиков... Знакомая фамилия, где-то я её недавно слышал.

Спать мне уже не хотелось, но и тревожить Дашку не хотелось тоже, а господин Волконогов почему-то медлил возобновлять спектакль. Дождавшись, пока Дашкин кулачок разжался во сне, я осторожно высвободил ладонь, выполз из-под одеяла и на заду съехал с перины, как с мягкой горки. Оправил задравшуюся сорочку и пошёл на цыпочках исследовать спальню.

Ничего полезного я в ней не обнаружил, кроме вороха царских одежд, как попало сваленных у изножья. Пошевелив груду ногой, я подцепил тяжёлый кафтан с меховой оторочкой и длиннющими рукавами, поморщился и уронил обратно. В этом шутовском наряде далеко не убежишь.

Спальня была односветной, квадратной, обширной и очень пустой. От стены до стены было никак не меньше четырёх саженей, а от пола до потолка ещё больше. Перина (тоже квадратная - сажень на сажень) стояла под глухой стеной, напротив самого высокого из трёх витражных окон.

Слева и справа имелись большие двустворчатые двери. Та, что справа, оказалась запертой (Дашка зачем-то бежала именно к ней - но это, наверное, спросонья). За левой дверью шептались, шаркали и, кажется, таскали что-то тяжёлое. Я не стал выглядывать.

В простенках между окнами стояли два громадных неподъёмных ларя. Они были ярко размалёваны райскими птицами, цветами и плодами, окованы железом и заперты на висячие замки. На том, что справа, был аккуратно разложен длинный жёлтый сарафан (Дашкин, конечно). На том, что слева, были: расшитый бисером кокошник, серьги со стекляшками, два браслета (гнутые полоски чернёного серебра) и бусы из деревянных на вид полированных шариков, которые при ближайшем рассмотрении оказались силикопластовыми. Обуви не было, нижнего белья тоже.