Брайан Стэблфорд - Земля обетованная Страница 16

— Великолепно, — ответила Эва. — Как ты любишь человечество и его великие мечты! Я могу поспорить, что ты любишь даже Нью Александрию.

— Больше всего, — заверил я ее.

— И анакаона ты тоже любишь?

— Откуда мне знать? — затруднился ответить я. — Кроме девочки, которую я тогда взял в свою машину, я никого больше не знаю.

— А как ты относишься к людям «Зодиака»?

— Ну, ты шутишь. Их любить невозможно. Но кто я такой, чтобы вставать им поперек дороги в их усилиях быть величайшими бастардами Галактики? И нужно сказать, что у них есть в этом успехи. Нет, я их не люблю и не хочу иметь с ними никаких дел. Не обрадовались бы этому и они?

— Ты не находишь, что за их представлениями о земле обетованной кроется какой-то смысл?

— Смысл? — спросил я в ответ. — О смысле я ничего не говорил. Конечно, смысл за этим скрывается. Это одно из самых осмысленнейших представлений, какое я когда-либо встречал. Синдром обетованной земли проявляется во всех человеческих завоеваниях, во всей человеческой культуре и цивилизации. Для нью-александрийцев их обетованная земля все мироздание. Нью-римляне имеют идеологическую обетованную землю, люди Пенафлора и торговые общества — коммерческую обетованную землю. Энгелианская Гегемония — коммунистическую обетованную землю. И из всех их люди «Зодиака» еще самые разумные. Им не нужна вся Вселенная, а лишь одна планета. Ограниченные всегда имеют лучшие шансы. Это доказанный факт.

— Но ты не ощущаешь ненависти, — упрекнула Эва. — Ты подмешиваешь яд в свои заверения, что со всем этим нужно жить и что это должно нравиться.

— Это не обязательно должно нравиться, — сказал я. — О «должно» не было и речи.

— Итак, — повторила она, — ты не ненавидишь людей. Ты знаешь, что тебе приходится с ними жить. Но ты ненавидишь необходимость жить с ними. В чем тут разница?

— Разница в том, на что направлена ненависть. Моя ненависть никого не оскорбляет.

— Ты оскорбляешь себя.

— Нет.

— Ты совсем один против всей Вселенной, — твердо сказала Эва.

— Верно, — согласился я. — Я типичный одиночка. — Про себя я добавил: Но я не один. Я никогда больше не буду один.

Два года на могиле Лапторна изменили меня. И до того я не был человеком, опьяненным, как Лапторн, жизнелюбием и жаждой приключений, но я чувствовал себя тогда очень хорошо при моем самостоятельно выбранном образе жизни. Только со времени моего возвращения я стал таким огорченным.

— Не со времени твоего возвращения, сказал ветер. Со времени твоего отправления. Ты все еще живешь в тени могилы Лапторна. Если бы ты хотел уйти от этого, ты бы ушел.

Большое спасибо, ответил я.

Каждый пытается сделать из меня члена человечества. Почему?

С наступлением сумерек снова появилась Линда. С ней был анакаона. Для меня все они выглядели почти одинаково, но, рассмотрев повнимательнее этого, я подумал, что без труда смог бы его узнать. У него были острые глаза, впалые щеки и голодный вид, что никак не подходило к представителю этой нежно устроенной расы.

Он был строен, как все анакаона, и почти два метра ростом, что немного превосходило средний рост взрослого мужчины. Одет он был в своего рода юбку из мягкого серого материала и поддевку из такой же ткани, выглядывающую у плеч. Вместо куртки на нем был нагрудник — твердый и похожий на хитиновый панцирь. Основным его цветом был серый, а на него был нанесен странный узор — желтое облако с неровными пурпурными краями. Оно, казалось, отображало не искусство, а лишь настроение натуры.

— Это Данель, — представила Линда. — Он знает лес так же хорошо, как и другие, но говорит, что без труда может войти в контакт с дикими анакаона.

— Хорошо, — ответила Эва. — Мы сумеем отблагодарить его за помощь.

Пока шел этот обмен фразами, Данель с отсутствующим видом осматривался.

— Он говорит по-английски? — спросила Эва, заметившая недостаток его внимания.

— Нет, — объяснила Линда. — Но я могу понять его диалект. Он сказал мне, что с нами должны пойти его брат и сестра. Его брат хорошо говорит по-английски, а сестра достаточно хорошо для простого общения. Я не знаю, что из того, о чем мы говорили, Данель понимает, но по-английски он никогда не говорит. — При этом последнем замечании Линда бросила взгляд на анакаона, как будто не доверяя его утверждению, что он говорит только на своем языке.

В Данеле не дрогнула ни единая черточка.

— Зачем ему лгать в этом? — спросил я.

— Он бы не солгал, — поучительно сказала Линда. — Анакаона никогда не лгут. Он просто ничего об этом не дал знать, и никогда нельзя быть уверенным, что думать по этому поводу. Анакаона очень трудно понять.

Линда и Данель обменялись несколькими словами на языке анакаона, который в самом деле состоял из щелкающих и шипящих звуков, а потом Линда снова повернулась к нам.

— Данель — охотник на пауков. Он хотел бы заверить вас, что в его обществе вам в лесу бояться нечего. Иначе он не взял бы с собой сестру.

Это успокаивающее душу утверждение произвело на меня совершенно противоположное предполагаемому действие. Мы впервые услышали о том, что лес вовсе не прекрасное место для прогулок. Конечно, я уже предполагал нечто подобное, но меня вовсе не радовало оказаться правым.

— Значит, он охотится на пауков. — Я знал, что за этим последует что-нибудь еще. — Как выглядят эти пауки?

— Они весят около двух тонн, — проинформировала меня Линда.

— Так я себе и представлял. И они довольно часто встречаются, не так ли?

— Нет.

— Это меня радует! — Это восклицание шло от Эвы.

— Но, могу спорить, они едят людей, — ухватился я.

— Если у них появляется такая возможность, — сказала Линда.

— И бонзы все же настаивают, чтобы мы были без оружия?

— Боюсь, да. Но вы будете в безопасности.

— Благодарю за обещание, — заметил я. — Я только надеюсь, что вашим начальникам ясно, как будет рассержен Титус Чарлот, если два его подчиненных найдут свой конец в паутине.

— Они не ткут паутины, — возразила Линда.

— Спасибо, — сказал я еще раз. — Я образно выразился.

— У Данеля есть ружье, — продолжала Линда. — Кроме того, у него с собой топор — самое подходящее оружие для охоты на пауков. Макс тоже будет вооружен. Не думаю, что есть причины для беспокойства.

— Что с остальными?

— Майкл занимается охотой вместе с Данелем. У него музыкальный инструмент…

— Только не рассказывайте, что эти дикие бестии могут быть успокоены музыкой! Он что, местный Орфей?

— Вы правильно предполагаете, — спокойно ответила Линда. — Пауки слушают музыку, и она их гипнотизирует. Пока Майкл держит их в своих путах, Данель убивает их топором. Это почти ритуал.