В сердце Земли - Берроуз Эдгар Райс Страница 17

За следующим поворотом я обнаружил выход из каньона. Слева от меня стены каньона обрывались, открывая небольшую равнину, ведущую к морю, а справа продолжались, врезаясь в воду и образуя широкий ровный пляж.

Купы незнакомых деревьев усеивали местность, доходя почти до самой воды. Меж ними в изобилии росли папоротники и высокая жесткая трава. Судя по растительности, местность была заболочена, хотя прямо передо мной вплоть до кромки берега было достаточно сухо, чтобы пройти.

Из любопытства я решил прогуляться вдоль берега и полюбоваться окрестностями. Минуя заросли кустарника, я заметил, как мне показалось, шевеление веток и листьев папоротника слева по ходу и даже остановился на секунду. Но все было тихо, а если кто и таился в зарослях, их густая листва надежно скрывала его от моего взгляда.

Остановившись, я обвел взором пустынные воды океана, по чьему лону еще никогда не устремлялись дерзкие мореходы в поисках неведомых земель и сказочных богатств или просто в поисках приключений. Кто знает, какие племена и фантастические животные могут ожидать на далеком противоположном берегу? Чьи глаза будут вот так же всматриваться в набегающие на песок волны? И как далеко простирается это необозримое водное пространство? Перри как-то говорил мне, что по сравнению с нашими моря Пеллюсидара невелики, но и в этом случае они могли быть размерами в тысячи миль. Вот так веками накатывались эти волны на никем не исследованные берега, до сих пор абсолютно неведомые, если не считать ничтожного пространства, видимого с суши.

Я вообразил себя перенесенным во время, когда зарождался земной мир, и смотрящим на его воды и земли еще до того, как появился первый человек, рискнувший бросить вызов стихиям. Передо мной лежал девственный, нетронутый мир. Он звал меня, будя воображение и горяча кровь ожиданием приключений, в случае, если мы с Перри сумеем выбраться из плена в Футре. Но тут за спиной послышался легкий звук, заставивший меня обернуться.

Как только я это сделал, все романтические мечты мгновенно вылетели у меня из головы. Абстрактные приключения сменились конкретным в образе наступающего на меня животного.

С виду оно напоминало гигантскую жабу, такую же противную и скользкую, как настоящая, но в отличие от нее, вооруженную челюстями гигантского аллигатора. Вес его туши, вероятно, измерялся тоннами, но двигалось оно быстро и уверенно прямо на меня. По одну сторону в море врезалась стена каньона, по другую лежало болото, из которого и выбралась эта тварь. За спиной была только вода, а единственный путь к отступлению преграждало чудовище.

Одного взгляда на монстра оказалось достаточно, чтобы опознать его. Передо мной стоял давно вымерший в моем мире гигантский лабиринтодон, чьи окаменевшие останки геологи находят в триасовых отложениях. А я, безоружный и голый, если не считать набедренной повязки, стоял на его пути и чувствовал себя примерно так, как мой далекий предок, оказавшийся в сходной ситуации в дни, когда подобные существа населяли Землю.

Моему предку, без сомнения, удалось каким-то образом выпутаться из передряги, иначе меня бы здесь не было. Как я желал в этот момент позаимствовать у него кое-какие качества, типа звериной реакции и чутья, которые помогли ему спастись от ожидающей его гибели.

Искать спасения в болоте или морских волнах было все равно, что броситься в львиный загон. И болото, и море, несомненно, кишели подобными тварями, к тому же мой враг без труда был способен преследовать меня в любой из этих сред.

Похоже, мне оставалось только покорно ожидать своей участи, оставаясь на месте. Я с грустью подумал о Перри, о своих друзьях - все они будут жить дальше, так и не узнав никогда о моей ужасной гибели и сопровождающих ее фантастических обстоятельствах. А вместе с этими мыслями пришло осознание бренности жизни и безразличия окружающего нас мира к чьей-то отдельно взятой человеческой судьбе. Любой из нас может однажды прекратить свое существование. И что же? День-другой друзья будут понижать голос, упоминая имя покойного, но уже на следующее утро, когда первый червяк начнет проедать крышку гроба, срезавшийся мяч для гольфа расстроит их куда сильнее, чем безвременный уход из жизни бывшего приятеля.

Лабиринтодон несколько замедлил свое приближение. Он, похоже, понимал, что мне некуда деться, и я готов был поклясться, что его маленькие свинячьи глазки злорадно заблестели от мысли о безвыходности моего положения и предвкушения лакомства, обещающего вскорости захрустеть на его внушительных зубах.

Он был в футах пятидесяти от меня, когда со стороны скал По левую сторону раздался чей-то голос, окликающий меня. Я поднял голову и чуть не закричал от радости, увидев стоящего на крутом склоне Джа. Он отчаянно размахивал руками, показывая, что я должен бежать к подножию скалы, на которой он находился.

Я очень сомневался, что мне удастся удрать от лабиринтодона, явно не желавшего отказываться от обеда, но попытаться в любом случае стоило. В конце концов, если я умру, то не в одиночестве - будет хоть один свидетель моей гибели. Слабое утешение, согласен, но все же оно в какой-то степени меня подбодрило.

Я припустился к этим неприступным скалам, совершенно не надеясь, что смогу забраться хотя бы на несколько футов. На бегу я с удивлением отметил, что

Джа, с ловкостью обезьяны, быстро спускается по отвесной стене, цепляясь за мелкие выступы и свисающие корни.

Лабиринтодон, очевидно, решил, что Джа собирается стать добавкой к его обеду, поэтому не спеша погонял меня, чтобы не отпугнуть другую добычу, лезшую ему в пасть. Неторопливой трусцой он следовал за мной к нависающим скалам.

Приблизившись к основанию утеса, я понял, что хотел предпринять Джа, но у меня тут же возникли серьезные сомнения в осуществимости его плана. К этому времени он уже находился не более чем в двадцати футах над подножием утеса. Ухватившись одной рукой за выступ и опираясь ногами на чудом выросший на бесплодной поверхности куст, он свесил другой рукой свое длинное копье так, что конец его был теперь всего в шести футах от земли.

Я не представлял себе, как я смогу взобраться по копью наверх, не стянув при этом вниз моего краснокожего друга, о чем не преминул сообщить ему, едва оказавшись в непосредственной близости от спасительного древка. Я крикнул, что не стану подвергать риску его жизнь, пытаясь спасти свою, но Джа резко оборвал меня и, в свою очередь, заявил, что он знает, что делает, и ничем не рискует.

- Это ты погибнешь, - добавил он, - если не будешь шевелиться. Ты забываешь, что ситик (так звали здесь лабиринтодона) способен подняться на задние лапы и достать почти до того места, где нахожусь я. Бели ты сейчас же не полезешь вверх, то опоздаешь.

Послушавшись Джа, я ухватился за древко и со всей возможной поспешностью начал карабкаться, жалея только об одном: что я так далеко отстаю в физическом развитии от своих обезьяноподобных предков. К этому времени тугодум-ситик сообразил, наконец, что рискует остаться вовсе без обеда, вместо удвоенной порции, как ему мечталось.

Увидев меня взбирающимся по копью, он испустил пронзительное шипение и с ужасающей скоростью ринулся ко мне. Я уже почти долез до другого конца копья; еще шесть дюймов - и я смогу ухватиться за друга, по тут последовал неожиданный рывок. С ужасом глянув вниз, я увидел, что чудовище вцепилось клыками в наконечник копья. Я ринулся вверх, пытаясь в последнем усилии дотянуться до руки Джа, но ситик с такой силой рванул копье на себя, что оно вырвалось из рук мезопа, едва не сорвавшегося со скалы, а я, все еще цепляясь за древко, полетел вниз, прямо в раскрытую пасть зверюги. Надеясь, видимо, схватить меня зубами, ситик забыл, что острый конец копья все еще находится у него во рту. В результате, под тяжестью моего тела, копье пронзило ему нижнюю челюсть. От боли ситик захлопнул пасть, я же, выпустив из рук копье, шлепнулся ему на морду, прокатился по голове, шее и широкой спине и свалился на землю.