Повести о Ветлугине - Леонид Дмитриевич Платов Страница 17

Узнав нас, он улыбнулся, хотел что-то сказать, но мы с Андреем уже пронеслись мимо, втянув голову в плечи, невнятно пробормотав приветствие.

Обогнав парочку, Андрей озадаченно хмыкнул.

Капитан Гаттерас, кажется, не был женат? А Миклухо-Маклай? Сами мы не собирались связываться с девчонками. Ну их!

Впрочем, быть влюбленным, наверное, не так уж плохо, если судить по лицу Петра Ариановича. Какое же было у него лицо — счастливое и трогательно-наивное, словно бы сам удивлялся своему счастью!

Тогда я в последний раз видел его таким…

Дядюшка мой выкинул неожиданно коленце, одну из своих нелепых шутовских штук. Случилось это вечером в Летнем саду.

Сад располагался через три улицы от нашего дома. Андрей и я частенько убегали туда по вечерам. Внутрь, понятно, нас не пускали, и мы пристраивались у щелей в заборе.

По аллеям, тускло освещенным висячими лампами, как заводные, двигались пары. Слышались шарканье ног, смех, деланно веселые голоса.

Против главной аллеи возвышалась «раковина», где солдаты местного гарнизона с распаренными лицами, шевеля усами, дули в трубы.

Вальс «Ожидание» сменялся звуками марша лейб-гвардии Кексгольмского полка, а затем подскакивающими взвизгами «Ойры».

Поодаль, в глубине сада, находится ресторан, рядом — бильярдная. Оттуда обычно доносились хлопанье пробок, стук шаров и неразборчивые выкрики.

В тот воскресный вечер в бильярдной было более шумно, чем всегда. Вскоре туда с обеспокоенным лицом пробежал распорядитель.

Скандалы случались в Весьёгонске не часто. Заинтересованные событием, мы перешли из галерки в партер, то есть попросту перемахнули через забор.

Толпа жестикулирующих людей, бесцеремонно расталкивая гуляющих, покатилась от бильярдной к выходу. До нас донеслось:

— Полегче, полегче! Уберите руки, вам говорят!..

— Ну бросьте, господа, стоит ли, бросьте…

— Скорей Весьёгонск с места сойдет!..

— Подумаешь, плевал я на тебя!..

— Да бросьте же, бросьте, господа!..

На минуту мелькнуло лицо Петра Ариановича, за ним багровая лысина моего дядюшки, вся в испарине, а вокруг колыхались фуражки с кокардами и соломенные шляпы-канотье, довольно быстро подвигавшиеся к выходу.

Обиженные голоса, хохот и чье-то однообразное, на самых низких нотах: «Да бросьте же, бросьте, господа!» — удаляясь, стихли наконец, и цветастая, шаркающая ногами карусель возобновила свое движение.

Позже я узнал, с чего все началось.

Иногда Петр Арианович игрывал на бильярде. В этот вечер он заканчивал партию с молодым фельдшером, когда в бильярдную, пошатываясь, ввалился дядюшка. Его сопровождали приятели в соответственно приподнятом настроении.

— Чур, чур! — закричал дядюшка с порога бильярдной. — Следующую партию со мной! Согласны?

Петр Арианович отклонил это заманчивое предложение.

— Но почему? — поразился дядюшка, с аффектацией откидываясь назад.

— Так.

— Нет, тут не «так». Тут начинка… А какая?

Петр Арианович пожал плечами.

— Что же, выходит, брезгуете нашим обществом? — не отставал дядюшка. — Мы ничего. Пьяненькие, но… Что поделаешь? У нас мыслящему человеку не пить нельзя.

Петр Арианович отвернулся и принялся намеливать кий.

— Потому что болото, провинция, — продолжал дядюшка. — Потому что рак на гербе… Весьёгонск!

— Я сам из Весьёгонска, — коротко сказал учитель, нагибаясь над столом.

— Я ж и говорю, — подхватил дядюшка. — А с кем тягаться вздумали? Страшно сказать — с заграницей, со всемирно известным Текльтоном! Вы — и Текльтон! Хо- хо! Сам Текльтон не открыл острова, а учитель географии открыл… В Весьёгонске, в провинции!

— Да что вы привязались: провинция, провинция! — вступился за Петра Ариановича фельдшер. — А Ломоносов откуда был?

— Ну, Ломоносов! Сравнили! То академик! И в Петербурге! Добро бы господин Пирикукий… то бишь Ветлугин… в Петербурге жил… А у нас в Весьёгонске академий нет!

Приятели вразнобой поддержали дядюшку:

— В Калуге, говорят, тоже учитель на звезды собрался лететь! Все ракету какую-то строит…

— В Козлове и того лучше: не учитель — часовщик новые растения стал выдумывать!

— Ну вот видите, видите? Вот она вам, провинция ваша!

И дядюшка захохотал.

Петр Арианович с полным самообладанием натирал мелом кий.

— Часовщики! Учители! — ликовал дядюшка. — А зачем стараются, лбом стену прошибают?

— Не для себя. Для славы отечества!..

— Ах, славы! — Дядюшка подмигнул приятелям. — Все слава, слава… Ну именно — чудаки! В каждом городе по чудаку!

— Какие же чудаки? Выдающиеся русские люди! Патриоты России!

Дядюшка удивился:

— Этак, скажете, и вы — патриот России?

— Конечно.

Дядюшка неожиданно обиделся:

— Позвольте! Если вы патриот, то кто же тогда я?

Он обвел всех оскорбленным взглядом. Виду него был, наверное, очень глупый, потому что в бильярдной засмеялись.

— Нет-с, не шучу! Господин Ветлугин говорит: я, мол, патриот России! Хорошо-с! Кто же тогда мы все? — Он сделал паузу, потом ударил себя кулаком в грудь: — Врете! Я патриот, я!

— Почему?

— То есть как это почему? Потому, что вполне доволен своим отечеством. Зако-за-а-конопослушен! Не придумываю всяких теорий. Служу…

Петр Арианович усмехнулся.

— Ни к чему эта усмешка ваша! — Дядюшка рассердился. — Служу, да! А вы? Острова нашли? Не верю в ваши острова! Не видал! А чего не видал, того…

Петр Арианович, не обращая больше внимания на его болтовню, стал расплачиваться с маркером.

— Не верю! — продолжал выкрикивать дядюшка, бестолково размахивая руками и обращаясь больше к висячей лампе, чем к Петру Ариановичу. — Ни в часовщика не верю, ни в этого… с ракетой! И в тебя с островами твоими не верю!

Дядюшка огляделся, подбирая сравнение. Оно должно было быть хлестким и кратким. Что-нибудь вроде пословицы или афоризма. Требовалось выразить в одной фразе все свое превосходство над этим Кукипирием.

На фоне звездного неба четко вырисовывался купол собора. Чуть поодаль торчала каланча пожарной части, словно это была долговязая шея великана, с любопытством заглядывавшего в сад через деревья. Еще дальше темнели крыши домов.

Весьёгонск был строен прочно, на века. В его приземистых домах можно было отсидеться от жизненных бурь, как в бревенчатых блокгаузах во время осады.

Сравнение пришло!

— Скорее я… — Дядюшка покачнулся, чуть было не упал, но удержался за бильярд широко расставленными руками. — Скорее Весьёгонск с места сойдет, чем я тебе поверю, понял?..

Он словно бы швырнул на стол наш город, как увесистую козырную карту.

— Сдвинь-ка Весьёгонск, ну! Сдвинь-ка с места, попробуй! А, не можешь? То-то!

Много раз потом представляли мы с Андреем эту сцену. С сухим щелканьем сталкивались и разлетались шары. Раздавались возгласы: «К себе в среднюю!», «В угол налево!» У стены ухмылялись дядюшкины приятели, а посредине ораторствовал