Кир Булычев - Поселок Страница 17

Но Дик молчать не стал. Он протянул над костром руку и коротко наотмашь ударил Марьяну по щеке. Марьяшка вскрикнула:

- За что?

Олег кинулся на Дика. Дик легко отшвырнул его.

- Идиоты, - сказал он зло, - скопище идиотов. Вы сами себя решили голодом уморить? Вы никогда не дойдете до перевала!

- Это мой кусок мяса, - сказала Марьяшка, глаза ее были сухими и злыми, - я не хочу есть.

- Ты хочешь, - сказал Дик, - а мяса осталось только по два ломтика на завтра. А идти в гору. Зачем только я пошел с вами!

Вдруг он схватил нож и, не оборачиваясь, сильно метнул его в козу. Вырвав клок зеленоватой шерсти, нож ударился о скалу, звякнул. Дик вскочил, коза рванулась, натянула веревку. Дик подобрал нож. Наконечник был обломан.

- Идиоты! - закричал Дик. - Почему вы не понимаете, что мы уже никогда не вернемся!

Он не глядел на заплакавшую Марьяшку, на Олега, который ничего лучше не придумал, как начать совать Марьяне свои последний ломтик, будто она была маленькой девочкой. Та отталкивала руку, а Дик, быстро развернув свое одеяло, во весь рост растянулся на нем и закрыл глаза. Заснул или делал вид, что спит.

Томас кашлял вяло, словно у него не осталось сил кашлять.

Олег поднялся и закутал его в палатку. Потом они с Марьяшкой легли с двух сторон Томаса, чтобы согреть его. Пошел снег. Снег был не холодный, он покрыл их толстым слоем. Коза пришла уже в темноте и тоже легла рядом с ними: понимала, что всем вместо теплее.

Олег и эту ночь почти не спал, или ему казалось, что но спит. Кто-то громадный прошел неподалеку, застилая голубой свет утра. Потом сразу стало холоднее - поднялась коза и пошла искать себе пропитание. А потом Олега укусила блоха. Откуда она взялась, непонятно. Может, пряталась в одежде или в козлиной шерсти.

У снежной блохи особенный укус - ни с чем не спутаешь. Этот укус безнадежен, как смерть. Можно плакать, кричать, звать на помощь, и никто не поможет. Все происходит по часам. Сначала укус - укол, холодный, словно под кожу загнали льдинку, и это ледяное жжение, острое, такое, что человек сразу просыпается и замирает в ужасе и бессилии. И потом ничего - целый час ничего. И вдруг человек теряет разум - это происходит одинаково со всеми: с умным, глупым, маленьким, стариком. На полчаса, на час человек оказывается во власти кошмаров. Старый говорил, что, будь у него микроскоп, он бы легко с этой болезнью расправился - понял бы, как возбудитель действует на нервную систему… Человек начинает буйствовать, он становится диким, он никого не узнает, он может убить самого близкого и потом ничего не будет помнить. Когда в поселке был первый случай этой болезни, никто не знал, что произошло. И еще было несколько страшных случаев, пока не поняли, что с блошиной лихорадкой не надо бороться - надо связать больного, спрятать его подальше и просто ждать, пока буйство пройдет и он вернется в сознание. Вот и все. Когда-нибудь, когда научатся лихорадку лечить, это будет иначе. А сейчас выход один… И если в поселке случается, что кого-то укусит снежная блоха, он сам спешит к людям и просит - свяжите меня! И в этом есть что-то ужасное. Человек еще здоров, он рассуждает и понимает, как обреченный на смерть, что пройдет еще несколько минут и он исчезнет, а вместо него возникнет злое, бессмысленное существо. И каждый видел, как это случается с другими. И каждому стыдно думать, что это случится с ним. Потому, когда Олег почувствовал холодный укус блохи, он проснулся и сразу поднял остальных.

- Дик, - сказал он виновато, - прости, у тебя веревка далеко?

- Что? - Дик вскочил, начал шарить руками в темноте. Рассвет только начинался. Томас прохрипел во сне, но но проснулся.

- Ой, горе какое! - запричитала Марьяна. - Тебя блоха укусила?

- Только что.

Дик зевнул.

- Мог бы но спешить. У тебя час времени, как минимум час.

- Бывает и раньше, - сказал Олег. - Так неудачно получилось.

- Да, еще этого не хватало, - согласился Дик.

- Я тебя накрою одеялом, - сказала Марьяна. - И посижу рядом.

- Эх, - сказал Дик, разыскивая веревку, - опять вовремя не выйдем.

- Ну это же пройдет, - сказал Олег.

- После припадка часа два лежать, но меньше, по себе знаю, - сказал Дик.

Он не сердился на Олега, он был зол на судьбу, на сплошные неудачи этого похода.

Ощущение холода в бедре, куда укусила эта блоха, не пропадало, Олег все время ощущал укус и представлял, как отравленная крошечной капелькой яда кровь течет, пульсируя, к мозгу, чтобы напасть на пего и лишить Олега разума.

Дик не спеша проверил веревку. Марьяна стала разжигать костер.

Рассвет был синим, другим, чем в долине, где день всегда сер.

- Ну что ж, - сказал Дик, - подставляйся.

- Только чтобы он себе что-нибудь не сломал, - сказала Марьяна. - Бедный Олежка!

- Не в первый раз мотаю, - сказал Дик. - Жуткое дело эти блохи. Ты расслабься, Олег, так легче. И думай о другом.

Сначала он связал руки Олега за спиной, потом обмотал грудь и ноги. Веревки туго впивались в тело, но Олег терпел, он знал, что в припадке человек становится сильным как медведь. Если пожалеешь сейчас, потом всем будет хуже.

Застонал Томас. Его взлохмаченная пегая голова высунулась из-под палатки, он жмурился, не в силах сообразить, где он. Глаза Томаса налились кровью, лицо было красным, распаренным. Наконец он разглядел Дика, который связывал Олега. Олег смущенно улыбался - неприятно доставлять людям такие беспокойства. Старый как-то рассказывал, что в средние века эпилептичек и других ненормальных женщин называли ведьмами и даже сжигали на кострах.

- Блоха, - сказал Томас, - всюду блохи… всюду твари…

- Вы еще поспите, - сказал Олег. - Я не скоро в себя приду, вы же знаете. Отдыхайте!

- Холодно, - сказал Томас, - нельзя спать, мне скоро выходить на вахту, опять барахлит компьютер, в него залезла блоха.

- И зачем только мы пошли, - сказал Дик. - Нельзя было такую компанию в горы пускать.

- Больше некому идти, - сказала Марьяна. - Ты же понимаешь.

Холод постепенно распространялся по всему телу, но это был не обычный холод, а свербящий, тянущий жилы, как будто множество маленьких льдинок суетилось, толкалось в груди, в ногах… Голова Томаса начала увеличиваться…

- Ну вот, - сказал Дик, - вроде замотал я тебя сносно. - Не тянет?

- Тянет. - Олег постарался улыбнуться, но скулы уже свело судорогой.

- Слушай… - Дик обернулся, - а где коза?

- Коза? Ночью я ее слышала.

- Где коза, я спрашиваю? - Голос Дика поднялся, стал мальчишеским, высоким от злости. - Ты ее привязала?

- Я ее привязывала, - сказала Марьяна, - но она, наверное, развязалась.

- Где коза, я спрашиваю?

Видно, раздражение, копившееся в Дико, должно было найти выход - коза стала символом всех неудач.