Лоис Буджолд - Границы бесконечности Страница 17

Но одна песня была так прекрасна — плач по потерянной любви — что поразила Майлза в самое сердце. Елена… В этот момент давняя боль превратилась в светлую, далёкую печаль, будто он исцелился, или по крайней мере осознал, что исцеление произошло незаметно для него самого. Он почти готов был приказать певцам замолчать, в момент, когда они достигли совершенства, но побоялся, что они воспримут это как знак его недовольства. Но он некоторое время хранил молчание, замкнувшись в себе, едва слыша следующий номер их программы в надвигающихся сумерках.

По крайней мере теперь стало ясно, зачем были принесены такие количества еды. Майлз было уже испугался, что Матушка Кейрел и ее приятельницы ожидают, чтобы он поглотил всю эту гору единолично.

В какой-то момент Майлз оперся на перила крыльца и посмотрел вниз на двор, на стоявшего у коновязи Дурачка-Толстячка, который, как выяснилось, уже успел обзавестись новыми друзьями. Целая стайка девочек-подростков вилась вокруг него, они гладили его, расчесывали ему щетки на бабках, вплетали ленты и цветы в его хвост и гриву, скармливали ему лакомые кусочки или просто прижимались щекой к его тёплому шелковистому боку. Глаза Дурачка были полуприкрыты от удовольствия.

«Боже мой,» — завистливо подумал Майлз, — «если бы я привлекал женщин хоть вполовину так, как эта лошадь, то у меня было бы больше подружек, чем у кузена Айвена.» Майлз ненадолго задумался, а что если ему попробовать завоевать милости какой-нибудь никем не занятой представительницы противоположного пола. Он быстро рассмотрел все плюсы и минусы этой идеи. Гордые лорды былых времён и тому подобное… нет. Есть глупости, которые ему не обязательно совершать, и это явно одна из них. Клятва, которую он принёс одной маленькой даме Лесной Долины — пожалуй, всё, что он может взять на себя, большей тяжести он не вынесет; он чувствовал, как тяжесть этого служения пронизывает всё пространство вокруг него, будто опасное давление нарастает у него в костях.

Он повернулся и обнаружил, что Староста Кейрел подвёл к нему женщину, но отнюдь не подросткового возраста; ей было лет пятьдесят, жилистая, маленькая, изношенная работой. Она была одета очень тщательно- в поношенное «лучшее платье», седеющие волосы зачёсаны назад и уложены в узел на затылке. Она кусала губы и щёки изнутри, быстрыми, напряжёнными движениями, полубессознательно пытаясь сдержаться.

— Это Матушка Цурик, милорд, мать Лема. — Староста Кейрел, наклонив голову, попятился прочь, бросая Майлза безо всякой помощи и сострадания — «Вернись, трус!»

— Мадам, — произнёс Майлз. У него пересохло в горле. Кейрел подставил его, черт побери, это игра на публику — нет, другие гости в большинстве начали ретироваться, удаляясь из зоны слышимости.

— Милорд, — сказала Матушка Цурик. Она неловко присела в реверансе.

— Э… присаживайтесь. — Майлз движением подбородка безжалостно согнал доктора Ди со стула и знаком велел горянке сесть туда. Он повернул собственный стул так, чтобы сидеть лицом к ней. Пим стоял позади них, неподвижный, как статуя, и натянутый, как струна. Неужели он думает, что старуха сейчас выхватит из-под юбок игольный пистолет? Нет — работой Пима было воображать такие вещи за Майлза, чтобы освободить мысли Майлза для решения насущных проблем текущего момента. Пим был почти таким же объектом исследования, как и Майлз. Но он мудро предпочитал держаться поодаль и без сомнения будет продолжать это делать, пока грязная работа не будет завершена.

— Милорд, — еще раз произнесла Матушка Цурик и опять неловко замолчала. Майлзу ничего не оставалось делать, как только ждать. Он молил небеса, чтобы она не расклеилась внезапно и не начала обливать слезами его ноги. Напряжение было невыносимо. «Держись же, женщина,» — безмолвно умолял он ее.

— Лем, он… — она сглотнула. — Я уверена, что он не убивал ребенка. Я клянусь, в нашем роду такого никогда не было! Он говорит, что не убивал, и я ему верю.

— Хорошо, — дружелюбно ответил Майлз. — Пусть он придёт и скажет мне то же самое под действием фаст-пенты, и тогда я тоже ему поверю.

— Идем, мать, — настойчиво произнёс худой юнец, который пришёл с ней и теперь стоял и ждал у крыльца, как будто готовый рвануться в темноту по одному знаку. — Разве ты не видишь, что толку не будет. — Он злобно поглядел на Майлза.

Она, нахмурясь, бросила на мальчика — ещё одного из её пяти сыновей? — урезонивающий взгляд и опять повернулась к Майлзу, еще более настойчиво, подбирая нужные слова. — Мой Лем. Ему только двадцать лет, милорд.

— Мне тоже только двадцать, Матушка Цурик, — не мог не сказать Майлз. Разговор опять ненадолго зашёл в тупик.

— Послушайте, я еще раз повторю, — нетерпеливо произнёс Майлз. — И еще раз, и еще, пока наконец мои слова не дойдут до того, кому они предназначаются. Я не смогу осудить невинного человека. Моя сыворотка правды не позволит мне этого сделать. Лем может очистить себя от обвинений. Для этого ему надо только явиться сюда. Скажете ему об этом? Прошу Вас!

Она будто окаменела, боясь выдать себя неосторожным словом.

— Я… я не видела его, милорд.

— Но, может быть, увидите.

Она встряхнула головой.

— И что с того? А может, и не увижу.

Она метнула взгляд на Пима и тут же отвела глаза, как будто его вид жёг её. Серебряные эмблемы Форкосиганов, вышитые на воротнике Пима, блестели в сумерках, как глаза какого-нибудь зверя, и шевелились, когда он дышал. Кейрел начал вносить на крыльцо зажжённые лампы, но держался пока поодаль.

— Мадам, — сдавленно проговорил Майлз. — Граф, мой отец, приказал мне расследовать убийство Вашей внучки. Если Ваш сын значит для Вас так много, как это может быть, что его ребенок значит так мало? Она была… была Вашей первой внучкой?

Ее лицо было безжизненно. — Нет, господин. У старшей сестры Лема, у неё двое. Они-то нормальные, — подчеркнула она.

Майлз вздохнул.

— Если Вы твёрдо уверены, что Ваш сын не виновен в этом преступлении, Вы должны помочь мне доказать это. Или — или Вы сомневаетесь?

Она неловко заёрзала. Её взгляд выражал сомнение — она не знала сама, чёрт побери всё на свете. Конечно же, ее бесполезно допрашивать с фаст-пентой. Похоже, что от чудодейственного средства Майлза, на которое он так рассчитывал, — фаст-пенты — пока что на удивление мало проку в этом расследовании.

— Пойдём же, мать, — опять настойчиво сказал молодой человек. — Всё это без толку. Лорд-мутантик явился сюда, чтобы устроить казнь. И они её устроят. Напоказ.

«Чертовски откровенно», — ядовито подумал Майлз. Очень проницательный юный бездельник.