Сергей Щепетов - Прайд Саблезуба Страница 17

Вожак хрипел и пытался ползти в двух метрах перед ним. Похоже, болтом ему разворотило горло и грудную клетку. Кровь на снегу в сумерках казалась почти черной…

Семен, пытаясь погасить искры в глазах, сделал шаг в сторону и взял в руки посох. Он бы предпочел просто на него опереться…

– «Кто следующий?»

– «Я».

В этом размытом зверином представлении о собственной личности что-то показалось человеку знакомым – почти родным. Неужели?!

– «Ты?!» – Семен попытался свалить в кучу все воспоминания, перемешать их и вылепить из этого «образ» волчонка – того самого, который, по мнению лоуринов, привел его в этот мир, дал право стать членом тотемного клана.

– «Да, это я, Длинная Лапа».

– «Ты вспомнил меня?»

– «Не забывал».

– «Будем сражаться?»

– «Да. Нам нужна пища».

«Вот так, – мысленно усмехнулся Семен. – Выходил щеночка. Впрочем, не выхаживал, конечно, – он рос сам по себе. Но тренировать его, лупить посохом пришлось долго и сильно – он сам так хотел, ему нужна была „игра“ с кем-то более сильным и ловким, а его мать я убил. Теперь он стал размером со взрослого волка, весит, наверное, больше меня и при этом умеет защищаться от боевого посоха. А ведь была когда-то мысль: уж не собственного ли убийцу готовлю? Впрочем, у меня к нему претензий быть не может – свои долги он отдал».

– «Ты нарушаешь традицию».

– «Она уже нарушена. Ее нет».

– «В чем обвиняешь людей?»

– «Взяли все».

Они замерли друг против друга: человек в меховом балахоне с палкой в руках и волк. Оба были истощены – один еще не успел восстановить силы, его ослабленные долгой голодовкой мышцы плохо слушались хозяина. Другой не ел уже несколько дней, но он был волком и, значит, даже умирая от голода, способен собрать силы для последнего боя.

Семен понимал, что шансов у него нет. Но почему, почему они должны драться?! А вот потому…

Люди виновны. Не умея долго бегать по степи, Семен не участвовал в обычных охотничьих экспедициях своих соплеменников. Однако правила охоты он знал. Даже если удается окружить стадо, что случается редко, охотники никогда не выбивают его полностью. Все убитые животные должны быть разделаны и унесены в лагерь. Если это невозможно сразу, то делается вторая ходка с участием подростков. Кто-нибудь из другой эпохи сказал бы, что это правильный, рациональный подход – для сбережения природных ресурсов, поскольку племя ведет почти оседлый образ жизни. На самом деле никакого рационализма в этом нет, все упирается в отношения со своими и чужими тотемными животными. И вот теперь люди согрешили – выбили все стадо, не оставив даже подранков. А степь пуста…

– «Да, мы взяли все. Я нарушил закон – нарушил, чтобы жила моя стая».

– «Буду сражаться, чтобы жила моя».

– «Где она?»

– «Перед тобой».

– «Где остальные?»

– «Погибли (были побеждены)».

– «Вожак был сильнее тебя и погиб. Ты тоже погибнешь. Я всегда был сильнее тебя».

– «Знаю».

Атаки все еще не было. И Семен чувствовал, что ее не будет и в следующую секунду. Его воспитанник не может решиться – он действительно считает данного человека неизмеримо более сильным. Вероятно, в своей стае он еще не успел подняться до роли самца-доминанта, который ради сохранения престижа готов броситься на кого угодно. Это давало надежду – крошечную. И Семен опустил конец посоха в снег. Оперся на него.

– «Возьми мясо».

– «Нет».

– «Почему?»

– «Это добыча твоей стаи. Надо сражаться».

Момент был критический. Семен понимал почти все, или ему так казалось. Сколько бы ни было волков – три или тридцать, – среди них должен быть лидер, и он есть всегда. Если вожак погибает, его место занимает сильнейший из оставшихся. Но ведь было же! Было, когда для вот этого волчонка он – человек – стал как бы вожаком. Может, зверь не забыл?

– «Не буду с тобой сражаться, – изобразил Семен надменную усмешку. – Буду играть с тобой „длинной лапой“, а они пусть смотрят. Теперь ты в моей стае. Даю тебе и им мясо».

Риск был отчаянный – насколько зверь чувствует себя готовым бороться за лидерство? Кажется, у далеких потомков этих волков половая зрелость наступает в 3–4 года, но сколько лет ему? Да и как с этим обстоит дело здесь? Трое уцелевших сородичей, кажется, ему не конкуренты, все зависит от его решения. Ну?!

– «Волк не может быть вместе с ЭТИМИ».

У Семена отлегло от сердца – раз дело дошло до обсуждения условий, значит…

– «В моей стае псов больше нет. Остались две самки. Вы не тронете их. Это – ваши самки».

Бывший волчонок качнулся на лапах, сделал шаг, еще один… И потрусил к Семену!

Обе собаки, вероятно, чувствовали себя уже мертвыми. Они не кинулись в заснеженную степь – самым безопасным им казалось находиться возле человека. Но человек как будто не собирался их защищать – они придвинулись к самым его ногам, поджали хвосты и в безысходности отчаяния скалили зубы. По тому, как двигался, как смотрел волк, Семен почему-то безошибочно понял, что сейчас последует – нет, не бойня и не драка… Знакомство и признание – их, звериное, на которое человеку смотреть неприлично.

Когда пришли люди с волокушами, Семен был один среди мерзлых туш – ни волков, ни собак. Туши были выпотрошены, а потроха съедены.

– «Щенки – мои», – сказал человек на прощанье.

– «Да», – ответил тот, кто когда-то был волчонком.

Глава 4. Лодка

Он теперь часто бывал тут – сидел на камнях и смотрел на плещущуюся у его ног мутную воду. Или вдаль – на плывущий мусор и день ото дня зеленеющие заросли противоположного берега.

«Вот оно и настало – время зеленой земли, настало… А мне-то что? Зачем?..»

В поселке (или теперь его нужно называть просто стоянкой?) ему было невыносимо: уединиться там негде, приходится быть день и ночь на людях. И не просто так: он должен быть весел, активен, уверен в себе. Стоит ему хоть на час перестать притворяться, и мертвящее уныние начинает расходиться кругом – в глазах людей всплывает почти забытая обреченность, движения замедляются, пропадает интерес к жизни.

Мяса овцебыков хватило на еду, а из шкур удалось построить новые жилища. Весна наступала мучительно медленно, но она все-таки наступила. Появились перелетные птицы, в залитой талой водой степи стали встречаться бизоны, олени и лошади, иногда на горизонте угадывались фигурки пасущихся мамонтов. Великая тундростепь сопротивлялась смерти: на массовую гибель животных зимой она ответила вспышкой рождаемости – в полтора-два раза больше обычного. Охотники осваивали новые приемы – долгие засады на перемычках между озерами. Все чаще на стоянке появлялось свежее мясо. Черный Бизон по наущению Семена заставлял все излишки вялить впрок. Пока не появились мухи, это было нетрудно, а на теплое время была начата постройка большого вигвама-коптильни. Правда, на его покрышку пока не хватало шкур, но основное дело было сделано – люди поняли значение долговременных запасов, смысл того, что по-научному называется «отсроченное потребление».