Дэвид Гоулмон - Наследие Луны Страница 17

Пока лифт на скорости свыше ста миль в час поднимался к административному этажу комплекса, из небольшого компьютерного терминала рядом с раздвижными дверями донесся сексуальный голос «Европы», списанный с Мэрилин Монро:

– Директор Комптон, вас вызывает «Одинокий рейнджер».

Позывной «Одинокий рейнджер» в те дни принадлежал самому влиятельному человеку в мире: президенту Соединенных Штатов.

– Легок на помине, – сказал Найлз и нажал на маленькую ЖК-панель. – «Европа», я приму вызов у себя в кабинете.

– Хорошо, директор Комптон.

Лифт со свистом остановился на 7-м этаже, в полутора милях над тем местом, где они были совсем недавно. В дверях Найлз оглянулся.

– Через час жду с идеями – любыми – по поводу того, что творится на Луне. Вирджиния, предупреди отдел безопасности. Боюсь, полковнику Коллинзу придется отменить свой ужин с сенатором.

Найлз пошел к дверям своего кабинета, по дороге бросив взгляд на высоченный портрет Авраама Линкольна. Обычно он лишь усмехался, насколько все далеко зашло с тех пор, как много лет назад с легкой руки 16-го президента была основана группа «Событие». Однако сегодня, учитывая происходящее на Луне и состояние своего наставника, Гаррисона Ли, Комптон хотел бы, чтобы подразделение 5656 возглавлял не он, а Линкольн.

Найлз подошел к своему непомерно большому столу, оттолкнул в сторону кипу бумаг и нажал на кнопку. Из центра полированной крышки поднялся небольшой экран. Упершись кулаками в стол, Комптон посмотрел в камеру над монитором. Экран загорелся синим, затем на нем появилась президентская эмблема, и вскоре возникло лицо самогó.

– Привет, Найлз, – произнес президент.

– Приветствую, господин президент, – поздоровался Комптон с бывшим соседом по комнате в колледже, больше увлекавшимся политикой, чем наукой.

– Ладно, вижу, ты не в настроении, но, к твоему сведению, вице-президент сегодня действовал сам по себе, а не по моей указке.

– Приятно слышать, как ты контролируешь действия своих людей. Особенно тех, кто держит руку на красной кнопке.

– Ладно, умник нашелся!.. Я уже отменил приказы по сокрытию информации. Отныне мы намерены делиться информацией со всеми заинтересованными сторонами по всему миру, в том числе с обычными людьми – по крайней мере, в ближайшее время. Однако, дружище, учти: все может измениться, если там найдут что-то позагадочнее нашего костлявого приятеля в красно-синем скафандре. Говоря по правде, это небольшое открытие немного пугает, учитывая нашу недавнюю встречу с гостями из космоса.

Найлз молча смотрел на своего старого друга.

– И вот еще что. Помнишь, когда я только вступил в должность, ты предупреждал меня о людях, которые хранят секреты? Твоим ребятам удалось разнюхать что-нибудь о том, бывал ли кто-то на Луне до нас или после нас?

– Во времена сенатора Ли наше подразделение было широко представлено почти в каждой высадке на Луну, от «Аполлона-одиннадцать» до «Аполлона-семнадцать». И мы располагаем полными и надежными сведениями о космической программе русских: они так и не осуществили высадку человека на Луну – ни тогда, ни теперь.

– Что значит «наше подразделение было широко представлено» в программе «Аполлон»?

На лице Найлза мелькнула мимолетная улыбка.

– Старик Базз Олдрин был человеком Гаррисона Ли, а с ним и многие другие, как на борту жестянок, так и в Хьюстоне.

– Чертов старый шпик! Есть ли что-то, к чему он не приложил руку?

– Судя по всему, есть, потому что об этой находке мы не имеем ни малейшего понятия. Располагай он сведениями о том, что нашли на Луне, он бы рассказал.

– Как думаешь, удастся что-нибудь выяснить? Я не хочу наступать на ноги тем, кто занимается программой, я и так недавно урезал ее до предела. Мой рейтинг среди сотрудников Хьюстона и Пасадены ниже некуда, и не дай бог моей машине сломаться где-нибудь посреди Южной Флориды.

– Если все всплывет, кто-то неминуемо кинется искать скрытые мотивы, и никто уж точно не поверит, что мы просто искали там воду.

– Понимаю, но что поделать? Надо разузнать все возможное: тут нам как раз должны помочь те роботы.

Найлз кивнул.

– Я приказал Питу снова расширить юрисдикцию «Европы», и нам придется…

Президент жестом остановил Комптона.

– Даже знать не хочу. Человеку моего положения не нужны подробности о том, что делает Голдинг со своей напарницей… – Президент помолчал. – Кстати, как там поживает старина Ли?

Найлз посмотрел на друга и сказал:

– Он умирает.

Преподобный Сэмюел Роулинз специально «раскинул свой шатер», как было известно немногим его ближайшим последователям, на враждебной территории: в самом средоточии зла, против которого он каждую среду, субботу и воскресенье выступал в проповедях перед миллионами телезрителей по всему миру. Безумный шаг для известнейшего, популярнейшего и богатейшего телепроповедника в мире, но в присутствии святого отца никто на этот счет не шутил. Лос-Анджелес менялся, а Роулинз знал, где водятся и будут водиться деньги.

Он, входивший в четверку богатейших людей планеты, одним своим лицом был обращен к многомиллионной толпе последователей, а другим – к деловым партнерам. Правда, поговаривали, что, затеяв сделку с Сэмюелем Кентоном Роулинзом, вскоре начинаешь жалеть, что не продал душу дьяволу.

Сегодня его было не застать ни на одной из четырех принадлежавших ему телестудий – он был дома, в похожем на дворец поместье на Малхолланд-драйв. Чтобы освободить место под строительство, пришлось снести под корень шестнадцать других особняков. Многие удивлялись, ведь он мог возвести свою резиденцию не на засушливых холмах, нависших над городом, а на любом из живописных пляжей Калифорнии. Однако те, кто знал Роулинза лучше, понимали: ему просто нравится смотреть сверху на Лос-Анджелес, задаваясь вопросом, каким в свое время задавался Александр Македонский: «И это всё?»

Окна вычурно обставленного кабинета выходили на два больших бассейна. Роулинз – человек внушительного роста, больше шести с половиной футов, – сидел за столом и следил за охранниками на постах. Наконец, он вернулся к тексту проповеди, которую предстояло читать в воскресенье утром в Церкви истинной веры в Лонг-Бич. Там, в башне из стали и стекла высотой в три дома, разместятся 27 000 последователей, а еще миллиард услышат слова преподобного во всех уголках мира.

В приемной сидели четыре помощника, готовые выполнить любое приказание, однако преподобный всегда писал проповеди от руки. У помощников еще будет уйма времени перепечатать текст и передать его в одно из шести принадлежавших Роулинзу издательств. А рукописную версию преподобный продаст на аукционе в конце года. Для него все – до определенной степени – измерялось прибылью.