Юрий Брайдер - Евангелие от Тимофея. Клинки максаров. Бастионы Дита Страница 17

Когда желудок пуст, как кошелек пьяницы, хочется заполнить его хоть чем-нибудь. А поскольку ничего другого, кроме воды, в моем распоряжении не имелось, я на ощупь пробрался к колодцу. Однако сложенные горстью ладони зачерпнули пустоту.

Странно, подумал я, что могло случиться, ведь вода всегда стояла почти вровень со стенками колодца?

По грудь свесившись вниз, я пошарил руками. Ничего – только илистые, уже успевшие подсохнуть стенки. Судя по всему, вода ушла уже несколько часов назад. Отыскав возле себя глиняный черепок, я уронил его в колодец, и звук, с которым тот покатился вниз по пологому склону, не оставил никаких сомнений в том, что подземный ход свободен от воды на всем протяжении. Резкими, давно забытыми запахами тянуло оттуда: речной тиной, тростником, рыбьей чешуей. Так я сидел у самого края колодца, пытаясь осмыслить значение происшедшего, когда донесшийся из его глубины приглушенный, едва слышный звук заставил меня вздрогнуть. Я мог поклясться, что уже слышал однажды этот заунывный вой, в котором плач перемешался с угрозой. Да, точно! Ошибки быть не могло. Именно так кричал Шатун, подавая сигнал своим соплеменникам. Все сразу стало понятно мне – каким-то чудом наш друг сумел осушить лабиринт и теперь пробивается к нам на выручку.

Я принялся тормошить Головастика и Ягана.

– Вставайте скорее! Воды в колодце больше нет! Путь свободен! Надо спешить!

– Ты действительно всесильный демон! – воскликнул Головастик. – Я до конца жизни буду слагать в твою честь песни!

– Как это – нет воды? – удивился Яган. – Куда же она могла подеваться?

– Я ее выпил! Демону это ничего не стоит! А теперь за мной! Быстрее!

Скользя на задницах по влажному плотному илу, мы, как по ледяному желобу, съехали вниз до того самого места, где наклонный колодец переходил в горизонтальный тоннель. Передвигаться в нем можно было, только согнувшись в три погибели.

– Держитесь крепче друг за друга, – посоветовал я своим спутникам. – Кто останется, тому наверняка конец.

Ссутулившись и уцепившись друг за дружку, как процессия слепцов, мы двинулись вперед. Достигнув очередного разветвления, я всякий раз щелкал кресалом, чтобы при его краткой вспышке выбрать нору попросторнее. Кое-где было уже совсем сухо, а кое-где вода доходила до колен. Клич Шатуна звучал все явственнее – похоже, мы шли в верном направлении.

– Не нравится мне что-то этот голосок, – сказал Головастик. – Жутко, аж коленки дрожат.

– Не пугайся. Это Шатун подает о себе весть. Кому здесь еще быть, – успокоил я его, хотя, если признаться, у меня самого тряслись поджилки – уж очень натуральным казался этот вой. Не верилось даже, что человек способен издавать столь дикие и могучие звуки.

В промежутках между отдельными завываниями слышались уже и шаги – шлеп, шлеп, шлеп, – как будто Шатун передвигался вприпрыжку, на манер огромной жабы. В одном из пересечений лабиринта мы разминулись. Вой стал глуше, шаги удалялись.

– Эй! – закричал я. – Эй! Мы здесь!

Шаги сразу замерли.

– Шатун, иди сюда, – снова позвал я. – Почему ты молчишь?

Ни слова не раздалось в ответ, однако шаги вновь стали приближаться, на этот раз медленно и осторожно: шлеп – пауза, шлеп – пауза, шлеп… Вскоре что-то более темное, чем мрак, шевельнулось впереди.

– Что за шуточки, Шатун! Ты что, испугать нас хочешь? Перестань, мы тебя уже видим… – Я вытянул руку вперед и щелкнул кресалом.

Вспышка была чересчур тусклой и кратковременной, чтобы рассмотреть все детали.

Но еще прежде, чем погасла последняя искра, я понял, что передо мной стоит вовсе не Шатун.

Более того, это был даже и не человек.

Можете обвинить меня в чрезмерном воображении или, того хуже, в трусости, но в тот момент я мог бы поклясться, что подкравшаяся к нам тварь вообще не принадлежит к сонму живых существ. Лишь тот, кому случалось поздней ночью в безлюдном месте столкнуться нос к носу с только что покинувшим могилу упырем, смог бы понять мое состояние.

И хотя в сознании запечатлелось немногое: припавшая на задние лапы туша, неимоверно грузная в ляжках и узкая в плечах, длинный хвост-руль, непропорционально короткие передние конечности, приплюснутая бугристая морда с далеко выдающейся нижней челюстью и четырьмя глубокими дырками (две пошире – для ноздрей, две поуже – для гляделок), зеленая, как у квакши, блестящая от обильной слизи кожа, костяные шипы, во множестве покрывавшие плечи и грудь, – всего этого оказалось вполне достаточно, чтобы сломя голову обратиться в бегство.

Вспышка света, по-видимому, на какое-то время ослепила чудовище, но оцепенение длилось недолго (о его окончании возвестил вой, такой раскатистый и злобный, что мои барабанные перепонки, а заодно и сердце едва не лопнули), и вслед нам раздалось быстрое: шлеп, шлеп, шлеп. Мы мчались, не разбирая дороги, натыкались на стены и друг на друга. Просто чудо, что в эти первые страшные минуты мы не потеряли друг друга. К счастью, преследователь наш не отличался проворством. Передвигаясь на задних лапах длинными пружинящими прыжками, он, несомненно, легко нагнал бы нас на открытом пространстве, но в узком и запутанном лабиринте преимущество в скорости сводилось к минимуму. Несколько раз, когда мы сворачивали в боковые ходы, зверь проносился мимо, однако всякий раз возвращался и возобновлял погоню. Нельзя было понять, каким образом он отыскивает нас: слухом, чутьем или интуицией, но, как мы ни путали след, какие заячьи уловки ни применяли, зловещее шлепанье неотступно следовало за нами.

В горячке бегства мы не сразу заметили, что уровень воды в тоннеле стал прибывать. Вскоре навстречу нам устремились целые валы бурлящей пены, а грохот низвергающихся потоков заглушил все другие звуки, кроме ужасного звериного воя.

Хорошенькое дело, подумал я, с головой проваливаясь в какую-то яму. Не сожрут, так утопят!

Чудовище было где-то совсем рядом. Нарастающий напор воды, конечно, мешал и ему, но это только оттягивало неминуемую развязку.

Внезапно прямо на нашем пути бенгальским огнем полыхнуло кресало, от которого сразу занялся и стал быстро разгораться факел. Запахло смоляным чадом. Человек, спокойно стоящий по пояс в воде и размахивающий над головой факелом, мог быть только Шатуном. Уже на пределе сил одолев последние метры, мы, как испуганные малолетки, спрятались за его спиной. Чудовище взвыло особенно свирепо и раскрыло пасть, глубокую и клыкастую, как у аллигатора.

Шатун, даже не стронувшись с места, взмахнул факелом так резко, что горящие капли градом брызнули в зеленую морду. Заверещав, как ошпаренный подсвинок, зверюга отпрянул назад и лапами принялся смахивать с себя липкую, жгучую смолу. Шатун, шагнув следом, начал беспощадно хлестать его факелом куда попало. После каждого такого удара факел тускнел, но зато на шкуре хвостатого монстра появлялось новое огненное пятно, и вскоре весь он обратился в живой костер. Побоище завершилось тем, что Шатун загнал факел глубоко в глотку своему врагу. Последнее, что запомнилось мне в этой дикой сцене, была мотающаяся над черной водой оскаленная пасть, из которой, как изо рта уличного фокусника, извергался фонтан оранжевого пламени.