Гарри Гаррисон - Далет-эффект Страница 17

Он откинулся в кресле, положил локоть на кипу журналов и глубоко затянулся сигаретой. Снаружи послышалось хлопанье крыльев, и на подоконник уселся голубь, скосив на Шмидта розовый глаз через стекло, забрызганное дождем. Хорст легонько стукнул сигаретой по краю пепельницы, и голубь, уловив движение в комнате, улетел.

Открылась дверь, и вошла Лидия Ефимовна Широченко, молодая стройная блондинка. Ее можно было бы принять за уроженку Скандинавии, если бы не широкие славянские скулы. Серый костюм из твида, модного покроя и прекрасного качества, был явно куплен в Дании. В руках она держала доклад Шмидта и хмурилась.

— Отсюда невозможно извлечь хоть что-нибудь стоящее, — резко бросила она-Особенно если учесть, какие деньги мы вам платим.

Она уселась за письменный стол, на котором стояла табличка с надписью: «Troisieme Secretaire de la Legation».[10] Широченко говорила со Шмидтом по-немецки, пользуясь случаем попрактиковаться в языке, как и подобало преданному члену партии.

— Здесь вполне достаточна информации. Разведданные, даже если информация негативна, все равно остаются разведданными. Мы теперь знаем, что американцам так же мало известно о происшествии на Лангелинекай, как и нам. Мы знаем, что датчане, их не слишком верные друзья, не спешат поделиться с товарищами по НАТО своими секретами. Мы знаем также и то, что в это дело замешаны все рода войск. И если вы внимательно прочтете последний абзац, tovarich Широченко, то увидите, что мне удалось установить личность одного из гражданских, находившихся на борту «Белого медведя» в тот самый вечер, когда произошла вся эта кутерьма. Это профессор Расмуссен, лауреат Нобелевской премии по физике, что представляется мне весьма интересным. Какая связь между этим происшествием и физиком?

Лидию Широченко, казалось, не очень впечатлило это открытие. Она достала из ящика стола фотографию и протянула ее Шмидту.

— Это тот человек, о котором вы говорите? Многолетняя привычка скрывать свои эмоции не подвела Шмидта и на сей раз, но на самом деле он сильно удивился. Крупнозернистый снимок был явно сделан телескопическим объективом при тусклом освещении, однако Шмидт сразу узнал изображенного на нем человека: Ове Расмуссен с небольшим чемоданчиком спускался по сходням с корабля.

— Да, это он. Откуда вы ее взяли?

— Это не ваше дело. Вам пора бы понять, что вы не один работаете на наш департамент. Ваш физик, похоже, каким-то образом связан с ракетами или ракетным оружием. Выясните все о нем. С кем встречается, что делает. И не вздумайте рассказывать об этом американцам. Это было бы крайне неразумно с вашей стороны.

— Вы оскорбляете меня! Вам прекрасно известно, кому я преданно служу.

— Вот именно. Себе самому. Да и разве можно оскорбить двойного агента? Я просто хочу, чтобы вы уяснили — вы совершите роковую ошибку, если решите предать нас так же, как предали своих хозяев из ЦРУ. Для вас не существует понятия преданности — только деньги.

— Как раз наоборот, я совершенно лоялен. Он смял окурок, достал из кармана пачку и предложил Лидии Широченко. Взглянув на марку, она удивленно приподняла брови. Американские сигареты стоили очень дорого в Копенгагене.

— Угощайтесь. Я получаю их со скидкой военторга — примерно на четверть дешевле, чем в киосках. — Он подождал, пока она прикурила, и продолжил:

— Я абсолютно лоялен по отношению к вашей организации, потому что для меня это самое разумное. Могу заверить вас как профессионал, что получить надежную развединформацию об СССР крайне трудно. У вас бдительно охраняют секреты. Поэтому я очень благодарен за сведения, — полагаю, фальшивые, — которыми вы снабжаете меня для передачи американцам. Они никогда не смогут обнаружить это, потому что ЦРУ работает до безобразия неэффективно и в жизни еще не представило своему собственному правительству хоть какую-то надежную информацию. Но они платят, не скупясь, за то, что получают от меня, и вдобавок предоставляют разные дополнительные льготы. — Он поднял сигарету вверх и улыбнулся. — Не последняя из них — те деньги, которые вы платите мне за их маленькие секреты. Я нахожу это выгодным предприятием. А кроме того, мне вообще нравится ваша организация. Даже во времена Берии…

— Со времен Берии все сильно изменилось, — резко прервала его Широченко. Бывшему офицеру СС, полковнику из Аушвица нечего претендовать на моральные соображения. — Не дождавшись ответа, она посмотрела на длинное белое здание, едва различимое в пелене дождя. — Вон они, Шмидт, на другой стороне кладбища, напротив нас. В этом есть что-то глубоко символичное, вам никогда не приходило это в голову?

— Никогда, — бесстрастно проговорил Шмидт. — Вы в этих делах понимаете куда больше моего, tovarich Широченко.

— Вот и не забывайте об этом. Помните: мы следим за каждым вашим шагом. Итак, постарайтесь разузнать как можно больше о профессоре Расмуссене…

Неожиданно открылась дверь, и она оборвала фразу. В кабинет поспешно вошел молодой человек без пиджака и протянул ленту от телетайпа. Широченко быстро пробежала ее глазами и ахнула.

— Boshemoi! — потрясение прошептала она. — Этого не может быть…

Молодой человек, ошеломленный не меньше ее, молча кивнул головой.

— Сколько часов уже? — спросил Арни. Ове взглянул на график, висевший над лабораторным столом.

— Больше двухсот пятидесяти, причем непрерывного процесса. Кажется, нам удалось выловить почти всех блох.

— Очень на это надеюсь. — Арни с восхищением рассматривал блестящий цилиндрический аппарат, занимавший почти всю поверхность большого верстака. Цилиндр был весь опутан гирляндами проводов и электронных трубок, сбоку к нему примыкала панель управления. Не было никаких признаков того, что аппарат функционирует, кроме низкого приглушенного гудения. — Это настоящая победа, добавил он.

— Англичане проделали основную работу еще в конце шестидесятых. Я заинтересовался ею только потому, что она была связана с некоторыми моими собственными исследованиями. Мне удавалось создать плазму при двух тысячах градусов, но только на ограниченное время, всего несколько тысяч микросекунд. Потом эти ребята из Ньюкасла-на-Тайне начали работать над гелиево-цезиевой плазмой при температуре четырнадцать сотен шестьдесят по стоградусной шкале и с внутренним электрическим полем. Им удалось повысить проводимость плазмы в сотни раз. Я воспользовался их технологией и создал этого «крошку Ганса». Мне пока не удалось пропорционально увеличить полезный эффект, но я примерно представляю, в каком направлении искать. Как бы то ни было, «крошка Ганс» отлично работает и непрерывно выдает несколько тысяч вольт, так что жаловаться не приходится.