Энн Маккефри - Город, который боролся Страница 17

«О, пожалуйста, — подумал Симеон, — хотя бы раз в жизни, всего лишь раз, заткнись, оставь эту тему».

— …это совершенно не твое дело. — Чанна уставилась на него. — Займись-ка лучше оформлением собственного интерьера, — сказала она, показывая на коллекцию мечей и кинжалов. — Скажу-ка я тебе: ты проявляешь просто потрясающую наглость, отпуская чудовищные реплики по поводу моего вкуса.

— Но мне он нравится. Я же сказал: мне нравится!

— И что, — продолжала она, не обращая на него никакого внимания, — может знать о романтике тот, кто обладает патологической страстью к ритуальным убийствам, которыми изобилует история человечества?

Симеон попросту онемел от удивления.

— Я никогда… не считал свой интерес к военной истории «патологической страстью». Да, я интересуюсь военной стратегией и тактикой. Но называть это «патологическим» или болезненным… что ж, романтика и болезнь издавна связаны друг с другом, и отношения между ними очень интересны.

Она раздраженно фыркнула.

— Давай лучше скажем, что обе могут стать трагическими: и романтика, и война приносят множество неприятностей… — она заморгала, — тем, кто их любит.

— Чанна, одними из самых больших романтиков в истории были военные. Разве само слово «воин» не вызывает в твоем воображении романтических образов?

Она покачала головой:

— В моем — нет!

— Даже «рыцарь без страха и упрека»?

Она зевнула.

— Знаешь, Симеон, уже поздно, а я устала. Можно, я просто скажу, что не люблю, когда кто-то вторгается в мою личную жизнь? — Ее рот немного скривился, изобразив улыбку раскаяния. — Но, мне кажется, я прореагировала слишком бурно. В особенности когда ты посмеялся над моим интерьером.

— Ну, ничего, скоро ты посмеешься сама, когда начнешь рвать окружающих в клочья.

— Прости меня.

— И все же и романтика, и романы существуют, — пробормотал он.

Она саркастически улыбнулась, приподняв одну бровь.

— При всем моем уважении к тебе, Симеон, я сомневаюсь, что твоя голова занята романтикой и романами. Настоящая романтика, настоящий роман с присущими им нежностью и сантиментами, прости меня, тебе недоступны.

В ее голосе скорее звучал вызов, чем искреннее сожаление, и Симеон перешел в наступление.

— Потому что я заключен в капсулу? — спросил он вкрадчивым голосом, едва сдерживая гнев.

У Чанны отвисла челюсть.

— Н-нет, конечно же нет! — ответила она, слегка заикаясь. Затем она взяла себя в руки и погрозила ему расческой. — Какой мерзкий, грязный, злобный прием из области софистики! Ты прекрасно знаешь, что у меня и мысли такой не было! Я только хотела сказать, что после нашего знакомства ты должен был показать, какой ты чувствительный, просто идеальный или… да, нежный. Страсть, о да — мне кажется, у тебя очень основательные представления о грубой, первобытной, животной страсти. Которая совершенно не совместима с романтикой или романом.

— А можно и я скажу тебе кое-что, мисс Хэп? Мне прекрасно известно, что роман зарождается в душе: в разуме и в сердце. Я знаю, что для этого совсем не обязательна физическая близость. Вспомни Абеляра и Элоизу…

— Двоих великих воинов, не так ли? — спросила она с улыбкой.

Он беззвучно вздохнул: «И чему их только теперь учат в университетах?»

— Нет, миледи. Я понимаю, я должен говорить убедительно, чтобы у вас не осталось ни капли сомнения. Но вы убиваете во мне это желание. — Она настороженно подняла голову, не отрывая от него взгляда. — Я должен очаровать вас, belle dame sans mersi, и завоевать ваше сердце.

Она удивленно рассмеялась.

— Не стоит ставить перед собой невыполнимые задачи. Возможно, я люблю романтический стиль в интерьере, но не сентиментальна и совсем не легковерна.

— О, значит, вас можно соблазнить?

— Я не собираюсь опускаться до того, чтобы отвечать. Спокойной ночи, Симеон.

— Спокойной ночи, Чанна, — тихо сказал он, когда она вышла, а потом замолчал.

«Ты не легковерна, а, малышка Чанна? Что ж, готовься, любимая, — ты станешь такой впервые в жизни! Ты хотела романтики, настоящей любви, романа? Я обеспечу тебе роман, крошка, настолько тонко и умно, что ты даже не поймешь, что тебя соблазнил любовник-фантом».

Симеон принялся обдумывать новую стратегию. Вначале обычные люди реагируют на физическую привлекательность — на это он, конечно же, рассчитывать не мог.

«С чего начать? — гадал он. — Что ж, в случае с Чанной, мне кажется, следует попытаться как можно лучше проявить себя в сотрудничестве с ней. Пожалуй, мне стоит кое-что выяснить о станции «Сокол» Альфы Проксимы и узнать, как у них ухаживают. Пока никаких банальных подарков. Гм-м. Ах да! Музыка! В конце концов, это лучшее средство, чтобы укротить дикого зверя и смягчить чувства. А в данном случае нужно и то и другое. Я уже изучил почти всю коллекцию ее записей, что не является вторжением в личную жизнь, а так… исследованием источников».

— Эй, Симеон, что случилось? — спросила Джоат, отвернувшись от своего завтрака и уставившись на колонну.

— Что-то случилось, дорогая? — переспросил Симеон.

— Да, случилось. Ты вдруг стал таким смирным, словно только что проблевался, а Чанна выглядит так, словно только что нашла в собственном шкафу скелет, лежавший там давным-давно.

Тут Чанна фыркнула, а так как она только что отхлебнула кофе, последствия оказались весьма зрелищными. Джоат молча протянула ей салфетку, а она еще долго откашливалась и отплевывалась.

— У тебя слишком развито воображение, — немного грубовато ответил Симеон. Но потом смягчился: — С тобой все в порядке, Чанна?

— Что случилось с Симеоном? — спросила Пэтси, и ее голос звучал, как у пьяной. Они стояли рядом с генератором, работающим на солнечном ветре, а говорить при такой вибрации было трудно.

— Случилось? — переспросила Чанна, нахмурив брови.

— Ага, он постоянно со всем соглашается.

— Вот теперь еще и ты намекаешь на это…

Уроженка Лараби пожала плечами:

— Дареному коню в зубы не смотрят, Чанна. Но, если уж ты взялась за это, не поленись проверить, все ли они здоровы.

Главный администратор Кларен дочитывал последнюю строчку отчета.

— Это громадный шаг вперед за все последние пять лет, — сказал он. — Я знаю, текучка кадров тут великовата, но на транзитной станции, такой, как эта, трудно удержать людей.

Чанна снова нахмурилась.

— А мне казалось, что здесь это сделать гораздо проще. Ведь тут больше возможностей, как и в любом другом большом городе.