Джеймс Уайт - Космический госпиталь. Звездный хирург. Большая операция Страница 17

Приоткрыв глаза, Конвей обнаружил, что лежит в кресле для стирания мнемограмм, а над ним склонились О’Мара и еще какой-то монитор. Спина у Конвея напоминала слегка недожаренный бифштекс, а тело жгло, как от сильного солнечного ожога. Гневно глядя на Конвея, О’Мара снова заговорил:

— Везучий, потому что не обожглись всерьез и не ослепли, а глупый — ибо забыли сообщить мне существеннейшую деталь: что впервые в жизни работаете с мнемограммой…

Эти слова О’Мара произнес чуть виноватым тоном и пояснил, что, скажи ему Конвей об этом, он, О’Мара, подверг бы Конвея гипнообработке, которая позволила бы доктору отличать свои собственные желания от потребностей тельфиан, совладельцев его мозга. О’Мара лишь тогда сообразил, что Конвей в этом деле новичок, когда заполнял его карточку с отпечатками пальцев, и будь он проклят, если ему скажут, что в таком гигантском заведении можно запомнить, кто тут новичок и кто нет. Но в любом случае, если б Конвей побольше думал о своей работе и поменьше о том, что получает программу от ненавистного монитора, ничего подобного бы не случилось.

Конвей, как ядовито продолжал О’Мара, оказался самоуверенным фанатиком и даже не пытался скрыть, что чувствует себя оскверненным, если к нему прикасается такой невежа, как монитор. У него, у О’Мары, просто не укладывается в голове, как может придерживаться подобных взглядов человек, у которого достаточно ума, чтобы получить назначение в этот Госпиталь.

Конвей чувствовал, что лицо у него пылает. Как глупо было с его стороны не сказать психологу, что он новичок! О’Маре ничего не стоило обвинить его теперь в пренебрежении личной безопасностью — а в таком многовидовом госпитале это приравнивалось к беспечности по отношению к пациенту, — и тогда Конвея вышвырнут вон.

Второй монитор, который и доставил Конвея сюда, глядел сейчас на него с веселой усмешкой. И с этим Конвею даже труднее было примириться, чем с руганью О’Мары.

— … а если вам все еще невдомек, что случилось, — устало продолжал О’Мара, — то, да будет вам известно, что вы — конечно по неопытности — допустили, чтобы личность тельфианина, записанная в программе, временно подавила вашу собственную личность. Тельфианская потребность в жесткой радиации, мощном потоке тепла и света и, наконец, в духовном слиянии, необходимом для группового психоединства, стала вашей собственной потребностью — разумеется, выраженной в соответствующих человеческих чувствах. Вы начали воспринимать все окружающее с позиций тельфианина, а тельфианский индивидуум — если он лишен духовных контактов со своей группой — это поистине существо несчастное!

Постепенно О’Мара успокаивался. Теперь его голос звучал почти бесстрастно:

— Вы обгорели немного сильнее, чем при солнечном ожоге. Спина ваша еще какое-то время поболит, потом начнет зудеть. Так вам и надо. А теперь убирайтесь. Я не желаю вас видеть до послезавтрашнего дня. Постарайтесь прийти ко мне в девять часов утра. Рассматривайте это как приказ. Нам необходимо‘кое о чем потолковать, не забыли?

Снаружи, в коридоре, наряду с полным опустошением Конвей почувствовал гнев — исключительно паршивое состояние, грозящее перейти в срыв. За все двадцать три года жизни он не мог припомнить, чтобы ему было так плохо в моральном плане. Его заставили почувствовать себя маленьким мальчиком — маленьким, плохим, неприспособленным мальчиком. Это доставляло боль, ибо Конвей всегда был хорошим, воспитанным ребенком.

Он не замечал, что его спаситель по-прежнему стоит рядом с ним, до тех пор, пока тот не заговорил.

— Пусть вас не беспокоит поведение майора, — доброжелательно посоветовал монитор. — На самом деле он приятный человек, вы сами в этом убедитесь при следующей встрече. Сейчас он просто устал и немного на взводе. Понимаете, только что прибыли три экипажа мониторов и прибудут еще, но в данный момент от них мало проку. У большинства сильнейшее нервное истощение после боевых действий. Майор О’Мара со своим персоналом должны оказать им психологическую первую помощь, прежде чем…

— Нервное истощение! — воскликнул Конвей самым язвительным тоном, на какой только был способен. Он до глубины души устал от того, что ему либо устраивают разносы, либо сочувствуют те, кого он считал ниже себя и в моральном и в интеллектуальном отношении. Полагаю, — добавил он, — Это значит, что они устали убивать людей?

Конвей увидел, как лицо администратора стало жестким и что-то вроде боли и гнева одновременно мелькнуло в его глазах. Монитор застыл на месте. Он открыл было рот наподобие О’Мары, чтобы разразиться обличительной речью, но передумал.

— Для человека, который пробыл здесь два месяца, у вас, мягко говоря, весьма превратное мнение о Корпусе мониторов. Я никак не могу понять: вы были слишком заняты, чтобы порасспросить людей, или на то есть еще какие-то причины?

— Нет, — холодно ответил Конвей, — но там, откуда я прибыл, мы не осуждали деятелей вашего типа, предпочли более приятные темы.

— Полагаю, — сказал монитор, — что всем вашим друзьям — если таковые, конечно, имелись — было приятно лишь похлопывать друг друга по спине.

Он развернулся и зашагал прочь.

При мысли о том, что что-то тяжелее пера коснется его обожженной, извращенной спины, Конвей невольно поморщился. Но он задумался и о предыдущих словах собеседника. Итак, его мнение о мониторах было превратным? Значит, они хотели, чтобы он простил насилие и убийства и водил дружбу с теми, кто нес ответственность за преступления? Еще он отметил прибытие нескольких экипажей мониторов. Зачем? Для чего? Его до сих пор непоколебимую самоуверенность стало подтачивать беспокойство. Что-то он здесь упустил из виду, что-то весьма важное.

Когда он впервые прибыл в Госпиталь, существо, которое давало необходимые инструкции и назначения, провело с ним небольшую ободряющую беседу. Оно сказало, что доктора Конвея рады здесь видеть после успешной сдачи множества тестов и надеются, что он обретет свое счастье в работе. Время испытаний теперь прошло, и никто не будет к нему цепляться, но если по какой-либо причине — от трений с соотечественниками или представителями других рас или еще каких-то проявлений ксенофобии — он будет так мучиться, что не сможет оставаться здесь долее, то с огромным сожалением его отпустят.

Конвею так же посоветовали как можно больше расширить круг своего общения с особями различных видов и добиться если не дружбы с ними, что хотя бы взаимопонимания. В конце беседы ему сказали, что если у него по неведению или по какой другой причине возникнут сложности, то достаточно обратиться к одному из двух землян, которых зовут О’Мара и Брайсон — в зависимости от характера неприятностей. Впрочем, при необходимости он мог бы обратиться к любому специалисту любой расы.